Бессонница (др.перевод), стр. 138

[Оно все еще живо – все, что находится здесь, еще живо. Я не знаю, как это может быть, но так оно и есть… не знаю… Но они очень слабые. Почему они такие слабые?]

Она держала в руке маленький белый тапочек, который раньше принадлежал либо миниатюрной женщине, либо ребенку. Когда Ральф взял его в руки, он услышал, как тот тихо поет слабым голосом, который доносился как будто издалека. Звук был одиноким, как ноябрьский ветер пасмурным днем, но очень приятным – в противовес тому мерзкому звуку, что издавал предмет на полу.

И Ральф знал этот голос. В этом он был уверен.

На носке тапочка было маленькое темное пятнышко. Сначала Ральф подумал, что это шоколадное молоко, а потом понял, что это такое на самом деле: засохшая кровь. И тут же он мысленно перенесся в тот кошмарный день, когда он увидел Элен перед «Красным яблоком» и подхватил Натали за секунду до того, как Элен ее уронит. Он вспомнил, как у Элен заплетались ноги, как она прислонилась к двери магазина, будто пьяница – к столбу. Как она протянула к нему руки. Отда мне моя маыша… отда мне На-ли.

Он знал этот голос, потому что это был голос Элен. Этот тапочек был у нее на ноге в тот день, и кровь сочилась не то из разбитого носа, не то из ободранной щеки.

Он пел и пел, его голос еще не совсем утонул в жужжании предмета в черном мешке смерти, и теперь уши Ральфа – или то, что заменяет уши в мире аур – были полностью открыты, и он слышал голоса всех остальных предметов. Они пели, как потерянный хор.

Живые. Поют.

Они могли петь, все вещи, спрессованные в этих стенах, еще могли петь, потому что могли петь и их владельцы.

Их владельцы все еще живы.

Ральф снова взглянул наверх и только теперь заметил, что хотя некоторые вещи были достаточно старыми – как, например, саксофон, – большинство из них были новыми. Три пары часов со встроенным радио, все – цифровые. Бритвенный станок, которым вряд ли пользовались хоть раз. Губная помада с ценником аптеки «Первая помощь».

[Луиза, Атропос забрал эти вещи у тех, кто будет сегодня в Общественном центре. Да?]

[Да, я уверена, что да.]

Он показал ей на черный кокон, который кричал на полу, заглушая почти все песни вокруг… всасывая их в себя, кормясь ими.

[И что бы там ни лежало в этом мешке, оно имеет какое-то отношение к тому, что Клото и Лахесис называли мастер-связью. Это то, что связывает все остальные предметы – все остальные жизни – вместе.]

[Связывает их в ка-тет. Да, наверное, так.]

Ральф отдал тапочек Луизе.

[Возьмем с собой, когда будем уходить. Это вещь Элен.]

[Я знаю.]

И тут Луиза сделала одну вещь, которую Ральф посчитал очень мудрой: она расшнуровала тапочек до середины и привязала его к своему запястью наподобие браслета.

Ральф подполз ближе к маленькому мешку смерти и склонился над ним. Просто подобраться к нему поближе было достаточно тяжело, а быть рядом с ним было вообще кошмарно – как если бы ты сидел рядом с работающей дрелью или смотрел на солнце в ясный полдень. На этот раз он сумел различить слова за монотонным жужжанием, те же самые слова, которые они с Луизой слышали, когда подошли к краю кокона смерти вокруг Общественного центра: Убирайся, Отъебись, Отвали.

Ральф на мгновение прижал руки к ушам, но, разумеется, это не помогло. Звук шел не снаружи… то есть не совсем снаружи. Он опустил руки и посмотрел на Луизу.

[Есть идеи, что делать дальше?]

Он точно не знал, что ожидает услышать, но уж никак не быстрого и точного ответа.

[Открыть этот мешок и забрать то, что лежит внутри… а потом делать ноги. Эта штука может позвать Атропоса, об этом ты не подумал? Как курица в сказке про Джека и волшебные бобы.]

На самом деле Ральф об этом подумал, но не в таких ярких сравнениях. Ладно, подумал он. Открыть и забрать наш приз. Только – как!

Он вспомнил луч света, который послал в Атропоса, когда этот маленький лысый урод пытался поймать Розали. Хороший трюк, но в данном случае это может принести больше вреда, чем пользы… что, если он переборщит и уничтожит вещь, которую нужно забрать?

Что-то я сомневаюсь, что у тебя хватит на это силенок.

Ну да, достаточно честно. Он и сам в общем-то не уверен, что у него хватит на это сил… но если тебя окружают вещи людей, которые, может быть, завтра умрут, рисковать – не самая лучшая мысль. Просто безумная мысль.

Вообще-то сейчас мне нужны не громы и молнии, а хорошая пара ножниц, как у Клото с Лахесисом…

Он посмотрел на Луизу, завороженной четкостью этой мысленной картинки.

[Я не знаю, что ты придумал, но делай это побыстрее.]

6

Ральф взглянул на свою правую руку – руку, из которой исчезли все признаки начинающегося артрита и все старческие морщины, руку, которую сейчас окружала яркая голубая сфера. Чувствуя себя немного глупо, он прижал мизинец, безымянный и большой пальцы к ладони и вытянул указательный и средний, вспомнив игру, в которую они играли в детстве, – камень ломает ножницы, ножницы режут бумагу, бумага оборачивает камень.

Превратись в ножницы, мысленно попросил он. Мне нужна пара ножниц. Помоги мне.

Ничего. Он взглянул на Луизу и увидел, что она смотрит на него с безмятежным спокойствием и безграничным доверием, от которого ему стало не по себе. Луиза, милая, если бы ты только знала, подумал он, но тут же выкинул из головы все посторонние мысли. Потому что он что-то почувствовал, правильно? Да. Он что-то почувствовал.

На этот раз у него в голове возникли уже не слова, а образ: ножницы – но не те ножницы, которыми Клото резал веревочку Джимми Ви, а другие, из нержавеющей стали, ножницы его мамы, которые она хранила в корзине для шитья, – их длинные сверкающие лезвия были почти такими же острыми, как хорошо заточенные ножи. И когда он сосредоточился, он сумел прочитать два слова, выгравированных на металле мелкими буквами: ШЕФФИЛДСКАЯ СТАЛЬ. У него в сознании снова творилось нечто, только теперь это была не вспышка, а сила – сила очень могущественная, – которая медленно наполняла его. Он посмотрел на свои пальцы и заставил ножницы у себя в голове открыться и закрыться. Одновременно он медленно развел и свел пальцы, изобразив что-то вроде буквы V, которая расширяется и сужается.

Аура, что окружала его вытянутые пальцы, стала сгущаться… и удлиняться, принимая форму узких концов ножниц. Ральф подождал, пока они вытянутся примерно на пять дюймов, и снова развел и свел пальцы. Лезвия открылись и закрылись.

[Давай, Ральф! Давай!]

Да, пора делать дело. Сейчас он не мог позволить себе роскошь выжидать и экспериментировать. Он чувствовал себя как-то странно – наверное, так же чувствует себя машина, в которую поставили слишком мощный мотор. Он чувствовал, как вся энергия – та, что он взял у других, и его собственная – концентрируется на его правой руке, на ножницах. Так не могло продолжаться долго. Надо поторопиться.

Он наклонился вперед, плотно сжав пальцы, и воткнул кончики ножниц в черный мешок смерти. Он весь сосредоточился на том, чтобы создать эти ножницы и заставить их работать, сосредоточился настолько, что перестал слышать это назойливое гудение – по крайней мере на сознательном уровне, – но когда кончики ножниц воткнулись в черную кожу мешка, он неожиданно разразился пронзительным воплем сгущенной боли и тревоги. Ральф увидел капли густой темной жидкости, которые потекли из мешка на пол. Они были похожи на вязкие сопли. Он почувствовал, как давление у него внутри увеличилось. Он вдруг понял, что видит, как его аура течет вниз по его правой руке медленными судорожными волнами. И он чувствовал, как эти волны проходят через его тело, потому что его внутренняя защита значительно истончилась.

[Быстрее, Ральф! Быстрее!]

Он сделал над собой усилие и заставил пальцы открыться. Сверкающие синие лезвия тоже открылись и сделали небольшой надрез в черном яйце. Оно пронзительно завопило, и по его поверхности пробежали две яркие неровные вспышки. Ральф свел пальцы вместе и увидел, как лезвия, растущие из кончиков его пальцев, захлопнулись, прорезая черную массу, которая была наполовину раковиной, наполовину плотью. Он закричал, как от боли. Только это была не боль, а скорее чувство кошмарной усталости. Вот что значит истечь кровью насмерть, подумал он.