Проклятье Победителя (ЛП), стр. 18

— Сделано, — ответил Плут.

— Можешь ожидать еще поставки. Что насчет бочек черного пороха?

— Они в безопасном месте.

— Я подумал, не стоит ли мне попытаться переманить на нашу сторону кого-нибудь из рабов генерала. Они могли бы принеси пользу.

Плут покачал головой.

— Риск слишком велик.

— Если бы у нас не было людей в доме Сенатора Андракса, мы бы никогда не смогли украсть черный порох. Все, что им пришлось сделать, — это взять главный ключ и после вернуть его на прежнее место. Возможно, мы упускаем подобный шанс в поместье генерала.

— Я сказал — нет.

Арин настолько разозлился, что его сердце, казалось, от ярости было готово вырваться из груди. Но он знал, что Плут прав и, кроме того, не виноват в его плохом настроении. Виноват он сам. Или она. Арин не был уверен, что больше взволновало его после сегодняшней игры в «Клык и Жало»: что он сыграл ей на руку или она ему.

— Что насчет девчонки? — спросил Плут, и Арину внезапно захотелось, чтобы он задал любой другой вопрос.

Он помедлил, затем ответил:

— Боевые навыки леди Кестрел преувеличены. Она не представит трудностей.

*

— Вот. — Кестрел передала своей старой няне небольшую керамическую миску. — Сироп от кашля.

Инэй вздохнула, отчего снова закашлялась. Она откинулась на подушки, которые Кестрел подоткнула ей под спину, и подняла глаза к потолку.

— Ненавижу осень. И бога здравия.

Кестрел присела на край постели.

— Бедняжка Амма, — сказала она, произнеся слово «мама» по-герански. — Рассказать тебе сказку, как ты рассказывала мне, когда я болела?

— Нет. Валорианцы — плохие рассказчики. Я знаю, о чем ты поведаешь: «Мы сражались. Мы победили. Конец».

— Думаю, у меня получилось бы что-нибудь получше.

Инэй тряхнула головой.

— Лучше признать то, что не можешь изменить, дитя.

— Хорошо. Значит, когда тебе станет лучше, ты придешь на виллу, и я сыграю тебе.

— Да. Мне всегда это нравилось.

Кестрел поднялась с постели и стала ходить по домику из двух комнат, доставая из корзинки еду и убираясь.

— Я виделась с Кузнецом, — окликнула ее Инэй.

Руки Кестрел замерли. Она вернулась в спальню.

— Где?

— А где я могла? В помещениях для рабов.

— Я думала, ты там не бываешь, — сказала Кестрел. — Тебе не следует выходить на улицу, пока не станет лучше.

— Пустяки. Я была там пару дней назад, до того как заболела.

— И?

Инэй пожала плечами.

— Мы почти не разговаривали. Но, похоже, его любят. Он завел друзей.

— Например?

— Он поладил с конюхом — тем новеньким, я вечно забываю его имя. За едой Кузнец обычно сидит с Лирой.

Кестрел сосредоточилась на разглаживании одеяла на груди Инэй. При мысли об овальном лице и приятном голосе Лиры она стала поправлять ткань еще старательнее.

— Лира добра. Она будет для него хорошим другом.

Инэй дотронулась до ее руки.

— Я знаю, ты раскаиваешься в своей покупке, но он мог оказаться в худшем месте.

Кестрел осознала, что больше не сожалеет о произошедшем на торгах, и нахмурилась. Что с ней стало, раз она думает подобным образом?

— Я дала ему привилегии домашнего раба, — сказала она, зная, что ее тон звучит так, будто она оправдывается. — Кроме того, он часто сопровождает меня в город.

Инэй глотнула сиропа и поморщилась.

— Да, я слышала от остальных. В обществе это обсуждают?

— Что — это?

— Кузнеца. В обществе обсуждают то, что он появляется как твое сопровождение?

— Насколько мне известно, нет. Ходили слухи о цене, которую я заплатила за него, но все забыли об этом.

— Возможно, но мне кажется, что он еще привлечет внимание.

Кестрел всмотрелась в лицо старушки.

— Инэй, что ты пытаешься сказать? С чего людям говорить о нем?

Инэй изучала взглядом простую миску с сиропом. Наконец она произнесла:

— Из-за того, как он выглядит.

— А-а. — Кестрел почувствовала облегчение. — Когда он надевает парадный костюм, то уже не смотрится таким диковатым. Он хорошо себя преподносит. — Эта мысль, казалось, могла бы привести за собой другие, но Кестрел покачала головой. — Не думаю, что он вызовет у кого-то недовольство своим внешним видом.

Инэй произнесла:

— Я уверена, что ты права.

Кестрел показалось, что слова старушки были в большей мере решением опустить что-то, чем согласием. 

Глава 15

Слова Инэй обеспокоили Кестрел, но не настолько, чтобы она изменила свое поведение. Она по-прежнему брала Арина с собой, когда бывала с визитами в обществе. Ей доставлял удовольствие его острый ум — и даже его острый язык. Тем не менее она не могла не признать, что их разговоры на геранском создавали иллюзию уединенности. Возможно, так было из-за самого языка; геранский всегда казался ей ближе, чем валорианский, вероятно, потому, что после смерти матери у отца не хватало для нее времени, и именно Инэй заполнила пустоту, уроками геранского отвлекая Кестрел от слез.

Кестрел часто приходилось напоминать себе, что Арин знает ее язык не хуже, чем она — его. Иногда, когда она замечала, что он прислушивается к какому-нибудь пустому разговору за ужином, она задавалась вопросом, как он сумел в такой мере овладеть валорианским. Немногим рабам это удавалось.

Вскоре после ее второй игры с Арином в «Клык и Жало» они отправились к Джесс.

— Кестрел! — Джесс обняла ее. — Ты совсем про нас позабыла.

Джесс ожидала объяснений, но, мысленно перебрав различные оправдания — уроки стратегии с отцом, часы практики за роялем и две игры в «Клык и Жало», которые, как ей казалось, заняли времени куда больше, чем на самом деле, — Кестрел сказала только:

— Ну, сейчас-то я здесь.

— И с готовым извинением. Иначе я с тобой поквитаюсь.

— Да? — Кестрел последовала за Джесс в салон, заметив, как шаги Арина позади нее стали тише, когда он ступил с мрамора коридора на ковер. — Мне стоит опасаться?

— Еще бы. Если ты не вымолишь моего прощения, я не пойду с тобой к портному, чтобы заказать платья для Зимнего бала у губернатора.

Кестрел рассмеялась:

— До первого дня зимы еще очень далеко.

— Но твои извинения я надеюсь услышать раньше.

— Я умоляю тебя простить меня, Джесс.

— Хорошо. — Карие глаза Джесс весело сверкнули. — Я прощаю тебя, но при условии, что ты позволишь мне выбрать тебе платье.

Кестрел бросила на нее беспомощный взгляд. Она мельком посмотрела на Арина, который стоял у стены. Хоть его лицо ничего не выражало, у Кестрел сложилось впечатление, что он смеется над ней.

— Ты одеваешься слишком скромно, Кестрел. — Когда Кестрел начала возражать, Джесс взяла ее руку в свои и потрясла. — Вот. Мы договорились. Считай, что все уже сделано. Валорианка дорожит своим словом.

Кестрел, признавая поражение, рухнула рядом с Джесс на диван.

— Ронан расстроится, что разминулся с тобой, — сказала Джесс.

— Его нет дома?

— Он навещает леди Фарис.

Кестрел приподняла бровь.

— Тогда я уверена, что ее чары утешат любые сожаления, которые могут посетить его по моему поводу.

— Только не говори мне, что ревнуешь. Ты же знаешь, что Ронан к тебе чувствует.

Внезапно Кестрел остро ощутила присутствие в комнате Арина. Она взглянула на него, ожидая увидеть скучающее выражение, которое обычно принимало его лицо при Джесс. Она ошиблась. Арин выглядел удивительно внимательным.

— Можешь идти, — сказала она ему.

На мгновение ей показалось, что он может воспротивиться ее воле. Затем он развернулся на каблуках и вышел из комнаты.

Когда дверь за ним закрылась, Кестрел сказала Джесс:

— Мы с Ронаном — друзья.

Джесс нетерпеливо фыркнула.

— И есть только одна причина, почему молодые люди вроде него посещают леди Фарис, — продолжила Кестрел, думая о сыне Фарис и ямочке на его щеке. Она поразмыслила над возможностью того, что отец ребенка — Ронан. Это не взволновало ее, что, в свою очередь, показалось ей странным. Разве ей не следует обращать внимание? Разве она не поощряла ухаживания Ронана? Тем не менее мысль о том, что Фарис родила от Ронана, скользнула по поверхности ее сознания и спокойно пошла ко дну без всякого всплеска, волнения или ряби.