Меньше, чем смерть, стр. 16

Лорд Тонатоса решил, что ее увлекло представление.

– Это показательные выступления, – любезно пояснил он.

Сова обернулась.

Вероятно, лорд Тонатоса считал себя тонким ценителем холодного оружия. Сейчас он держал на коленях ее меч с такой же аккуратностью, с какой любящий отец держит своего первенца, и любовался заточкой. Потом примерился к рукояти, прошелся пальцами по рисунку крестовины. Увидев, каким ревнивым взглядом Сова наградила этот процесс, он понимающе улыбнулся, убрал меч в ножны и протянул их хозяйке. У нее вырвался вздох облегчения.

– В показательных выступлениях нет той остроты, ради которой сюда толпами валят любители впрыскивать адреналин в кровь, – сообщил ей лорд Тонатоса. – Но через полчаса начнутся настоящие бои. У моих букмекеров сейчас самая жаркая пора. В прошлом году ставки на финал переплюнули недельный оборот моей товарной биржи.

Сова промолчала, крепко прижимая к себе вновь обретенное сокровище. Речь лорда Тонатоса, с этими его притяжательными местоимениями – «мои букмекеры», «моя биржа» – заставляла опасаться, что и ее оружие легко может стать «его мечом».

– Не хотите принять участие в настоящей схватке? – неожиданно поинтересовался у нее диктатор.

– Нет, – коротко ответила она.

– Почему? Мне казалось, что владелец такого меча должен ценить его в деле, а не в виде красивой побрякушки, упрятанной в ящик, как в гроб. Хотите еще одну сделку?

– Нет.

Сова начинала подозревать, что потеря меча – не самая большая неприятность, которая может с ней приключиться.

– И тем не менее, – игнорируя ее возражения, продолжил лорд Тонатоса, – я уверен, что сделка состоится. Я предлагаю вам освобождение десяти заложников по вашему выбору в обмен на единственный выход на арену.

– Нет.

Она понимала, что ее слова ничего не значат для человека, привыкшего развлекать себя манипулированием людьми с той же непринужденностью, с какой другие развлекаются раскладыванием пасьянсов.

– Вы не верите моему слову?

Сова пыталась найти хоть какой-то предлог, чтобы достойно отвергнуть навязываемую ей авантюру.

– Не верю, – сердито буркнула она, предчувствуя, что этим дело не закончится.

– Раз уж вы столь привязаны к своему мундиру. – заметил лорд Тонатоса, – я бы хотел по случаю проверить один исторический миф, с ним связанный. Говорят, что воины Ордена великолепно владеют холодным оружием. Или к женщинам это не относится?

Сова неопределенно пожала плечами.

– Значит, не желаете? – Он критически прищурился. – А что если я изменю условия сделки? Если я убью нескольких заложников ввиду вашего острого несогласия?

Она заскрипела зубами от злости и бессилия хоть что-то изменить. Может, прибегнуть к лести?

– Вы представлялись мне достаточно рациональным политиком, – тщательно подбирая слова, начала она. – Достаточно здравомыслящим, чтобы дорожить жизнями заложников. Они вам нужны для другого.

– Не вам судить о моей рациональности, – оборвал он. – Я не бросаю слов в пространство. Итак?

– Зачем вам мое согласие? Вы же можете выкинуть меня на арену силой.

– Могу, – согласился он. – Но я хочу видеть схватку, а не убийство. И я не люблю долго уговаривать. Вы хотите, чтобы я отдал приказ?

Сова мысленно пересчитала все «за» и «против».

– Хорошо, – сквозь зубы согласилась она. – На внешней орбите сейчас болтается крейсер Ордена. Вы отправляете туда десять заложников по моему выбору. Их там встречают, пересчитывают и сообщают об этом мне. После этого я выхожу на арену.

– И будете драться до победного конца? – живо спросил он.

– Как получится, – сухо ответила она.

Он довольно рассмеялся.

– А вы мне нравитесь, – заявил он. – Вы паникуете, но не сдаетесь. Это плохое качество. Для женщины. Не волнуйтесь. Я гарантировал посланнику личную неприкосновенность. Так что ваше согласие хотя бы формально должно быть добровольным. Если вашей жизни будет угрожать опасность, я вынужден буду остановить поединок. Но предупреждаю: я сделаю это только в том случае, если буду уверен, что вы деретесь в полную силу. На пределе. На грани. Поединок обычно длится до смерти или серьезного ранения одного из противников. Но для вас я могу изменить правила. Однако помните, ваша жизнь будет у меня в руках.

Сова криво усмехнулась:

– Моя жизнь не находится даже в моих руках. И вряд ли будет находиться в ваших.

– Вы так религиозны?

Ей хотелось поскорее закончить этот разговор. Он, видимо, принял ее молчание за нежелание говорить на теологические темы.

– Ну что ж, будем считать, что мы заключили сделку. Десять жизней по вашему выбору, оплаченных одним выходом на арену. Я мог бы потребовать предоплату, но любезно предоставляю вам отсроченный платеж. А это – к вопросу о предмете сделки.

Он протянул руку за спинку кресла, и начальник охраны вложил в нее планшет, на экране которого пестрели пронумерованные имена и фамилии. Список заложников.

– Выбирайте, – милостиво разрешили ей.

Она потянулась к планшету, но ее рука неожиданно зависла в воздухе. Сова вдруг поняла, что совершенно не представляет, как выбирать. По какому признаку? На каком основании? Почему именно десять? Почему не двадцать, не тридцать, не пятьдесят? Как из двухсот пятидесяти человек, имевших несчастье сесть на захваченный рейсовик, выбрать десять счастливчиков, для которых все закончится именно сегодня? Кого спасать? Женщин? Но их наверняка не меньше половины. Детей? Но их тоже не десять, а побольше. Младенцев? Но спасать младенцев, если таковые и есть, без матерей смысла не имеет.

Сова изучала список, стараясь не выказать собственную растерянность перед обилием ничего не значащих для нее фамилий. Чьи-то безликие проблемы, несчастья…

Вдруг ее взгляд зацепился за что-то знакомое. Шестым в списке шел Ястри Ритор – единственный сын Магистра. Занесло ж его!

Она разрешила себе не ломать над этим голову:

– Я не буду выбирать. Первые десять человек. По вашему списку.

По крайней мере, хоть Магистр будет ей благодарен за спасение сына.

Глава 4

«Юридически мертва»

Вот и арена, где зло будет биться со злом…

А. Макаревич

Ave, Caesar, morituri te salutant [6]

Через пару часов публика разгулялась уже не на шутку. Трибуны штормило. Даже за толстыми стенами Сова слышала, как каждый удачный выпад толпа сопровождает криками и свистом. А одушевленное человеческое мясо бодро бегает по арене наперегонки со смертью ради потехи зрителей и прибылей букмекеров. Когда Сова покидала ложу, на арене фехтовали тяжелыми шпагами и уже успели уложить на красный песок трех тяжело раненных. Воображение разыгралось. Темный, древний, как вселенная, инстинкт самосохранения невозможно было подавить никакими усилиями рассудка. Сова знала: ее аномальный организм справиться с большинством тяжелых ранений. Скорость ее регенерации в сотни раз выше нормальной, так что любой незначительный порез заживает за считанные секунды. Умом она понимала: убить ее будет довольно сложно. Но инстинкт этого знать не мог. Инстинкт этого знать не хотел. Инстинкту на ее разумные соображения было наплевать.

Визит нотариуса в сопровождении двух свидетелей тоже не добавил Сове спокойствия. Формальное согласие принять участие в схватке требовалось выразить публично путем принесения присяги, текст которой больше походил на смертный приговор. Сове предлагалось заранее признать себя «юридически мертвой» и не иметь претензий к организаторам игр «независимо от исхода поединка».

– Лично я обязуюсь не иметь претензий, – язвительно повторила Сова, возлагая руку на идентификатор, принесенный нотариусом. – Но мне довольно сложно поручиться в этом деле за свое привидение.

вернуться

6

«Здравствуй, Цезарь, идущие на смерть тебя приветствуют» (лат.) – обращение римских гладиаторов к императору перед боем.