Борель. Золото (сборник), стр. 98
Инженер открыл ящики комода. Через час белой горкой выгромоздились на столе простыни, сорочки, дамские панталоны с кружевами. Антропов отложил из горки целые вещи – от них пахло нафталином, духами – и навязал узел. Инженер поморщился, вспомнил, как будучи студентом приехал в Енисейскую тайгу с одной парой рваного белья под форменной тужуркой. И вот теперь, в сорок лет, он не мог не ценить каждой безделушки, с которой так или иначе были связаны какие-то моменты его жизни, плохие или хорошие воспоминания. Пришла нелепая мысль: а что бы получилось, если бы он действительно оказался владельцем «Надеждннского» прииска? На это Антропов ничего не мог ответить себе. Все понятия сегодня смешались, потеряли форму.
Темнело. Инженер осветил кабинет и будто только теперь заметил белые волоски на висках. Он отошел от зеркала. Вздохнул. «Поздно начинать семейную жизнь», – подсказал себе. Сел к столу и, отсчитав несколько кредиток, написал перевод.
Вошла прислуга с сияющими глазами и вздохнула так, что зашевелились на окнах занавески. Антропов с завистью взглянул на ее полную грудь, на лицо, дышащее здоровьем. В первый раз он заметил, что девица недурна собой, и спросил:
– Что, гуляла, Паша?
– Угу, в клубе задавалась.
– Ну и словечки у тебя, – усмехнулся инженер. – Ты бы поучилась в школе взрослых, что ли.
Паша зачесала назад короткие русые волосы, сверкнула зубами.
– Не дошла я еще до точки, Виктор Сергеевич. Вот напру, напру, а потом в грудях сдавит, и не смею.
– Глупости. Вашему поколению двери широки. – Антропов поднял узел с бельем и распорядился: – Вот это хорошенько запакуй и завтра вместе с деньгами снесешь на почту.
Паша оглянула добро удивленными глазами и пожалела:
– Денег у вас куры не клюют, – басом сказала она. – И все зря.
– Почему? – поднял брови инженер.
– Не на лошадь шлею надеваете, – отрубила Паша, перебирая вещи. – Мало они вас объезживали…
– Ну, это мое дело… Ты многое себе позволяешь.
Виктор Сергеевич оделся и вышел. В горах шумел ветер протяжно и певуче, как начетчик. Там еще покоилась в ледяном оцепенении первозданная тайга с мертволежащими богатствами. А внизу тысячами белых глаз брызгали огни, бросая тени на дорогу.
Горы отгораживали рудник от ветра, и снег здесь кружился, как в котле.
Антропов прошел в контору и встретился с Бутовым.
– Давай, впрягайся в корень, – ошеломил его шахтер.
– Как в корень?
– Управление до Гурьяна и Татьянушки перевалили на нас – скрипи, а вези. – Инженер закурил, посмотрел на удаляющееся колечко дыма, повернул лицо к Бутову.
– Нил Семенович!
– Аиньки?
– Драгу устанавливать весной будем?
– Лопни, а надо. Ты чево, парень? Забыл…
Антропов подошел к окну, провел пальцем по обледенелому стеклу. Вернулся на место и замутнелыми глазами остановился на бородатом неизменном лице заместителя директора.
– Говори, послушаем, – подбодрил Бутов.
– Видите ли, я когда-то в Енисейской тайге работал при драге. И вот теперь, когда будет она у нас, то не находите ли вы нужным…
– Послать тебя для знакомства, – не дал договорить заместитель. – Обязательно заострим этот вопрос. Только сейчас мы будем закреплять «американку», а к весне подумаем. Кого же больше посылать. – Шахтер хлопнул ладонями и, отодвинув бумаги, весело взглянул на инженера впалыми, но не утратившими блеска глазами. – Скучаешь, видать. Брось, Виктор Сергеевич. Надо обабить тебя с хорошей девахой и глаже пойдет музыка.
Инженер принужденно улыбнулся.
– Ну, это к делу не относится.
– И дело без этого друго-раз не лепится. Ты не монах.
– Разумеется…
– То-то. Пойдем ко мне, чаю попьем и потолкуем…
– Я с удовольствием, Нил Семенович, – обрадовался инженер. – Скучища у меня дьявольская.
– Понимаю, не маленькой…
У Нила Бутова молодая, такая же сильная, краснощекая жена и бойкая Манька. В квартире просто и приветливо. Жена взялась за самовар, а Манька сразу к Виктору Сергеевичу с тетрадкой для арифметики.
– Покажите, как решить задачку.
Нил от удовольствия разводил в сторону бороду.
– Не поверишь, Виктор Сергеевич, меня кое в чем учит. Смотри, радость. Нет, ты зря не расплодился.
– А вот теперь с новой женой и доспеет, – обнажила в улыбке зубы жена Нила.
Антропов просидел с Бутовым до полночи. Уходя, инженер думал о новой семье. Сорок лет – года небольшие. Ложась спать, Антропов зевал, и впервые за этот месяц пришел крепкий целительный сон.
8
Хмурые северные дни проходили незаметно. Затем медлительно тянулись ночи. Только это, казалось, и оставалось от полупокоренной улентуйской дебри. Впрочем, рука человека преобразила и жуткие северные ночи, нарушив вековечную сонь захолустья. Новый городок, прежний поселок, шахты и открытые шурфы горели в причудливых очертаниях белых созвездий. И может быть, оттуда, где с Дальнего Востока проходили поезда на Москву и Ленинград, люди видели из вагонов эти созвездия, принимая их за далекое северное сияние.
Перед отъездом на курорт Гурьян ранним утром спустился в новую шахту, побывал на строящейся фабрике и повеселевшим вернулся домой. Бутов и Костя помогали Татьяне Александровне связывать чемоданы. Мимо их, глядя в пол, что-то вспоминая, шагал Стуков. Около поданной машины что-то кричал Яцков.
Директору хотелось уехать незамеченным. Но не успел он еще снять оленью парку, как в квартиру начали набираться шахтеры и старатели свободной смены. Безвлажный, высушенный морозами снег звонко скрипел под сапогами приискателей.
Катя третий раз бежала по туманной улице с узелками. На щеках у ней и на ресницах завивались тонкие колечки куржака. Шахтеры шутили:
– Костю-то зря увозишь, девка…
– Ничего… Он приедет ученым.
– Ну, ну. Зануздала важнецкого парня – и рада…
– И я не из бросовых…
– Да знаем, не хвались сама…
В машине уместились плотно. Гурьян хотел приподняться, но не мог и махнул рукой. Татьяна Александровна встретила на миг взгляд Антропова. Он приподнял шапку.
Мотор заглушил голоса. Стуков вслед уходящей машине замахал руками.
Впереди отглаженной простыней лежала долина, а за ней темнели хвойные леса. Около американской фабрики встретились два трактора. Тяжело громыхая, они тянули по узкоколейке вагоны, нагруженные рудой.
Гурьяну вспомнился первый приход на Улентуй.
Он положил Косте на плечо руку и сказал:
– Вот таким же, зеленым, меня привел сюда старик.
Ветер жгучей хваткой ущипнул всем носы.
– А вот здесь нашли мы самородок.
– Где? – спросила Татьяна Александровна.
– Проехали. – Ветер унес серебристый смех Кати. Машина подпрыгнула с моста и вышла на прямой широкий тракт. Навстречу подвигались обозы и грузовики. Они везли продовольствие и остатки деталей для обогатительной фабрики. Машины содрогали воздух, отпугивали от дороги промышляющих волков.
Автомобиль остановился на краю первой деревни. Дорога была загорожена столпившимися крестьянами. Шофер дал три гудка, но народ не расходился. К кабине, семеня и горбатясь, подошел белобородый старик с посохом. Посох скрипел по снегу, взвизгивая и хрустя.
– Что там? – спросил Гурьян, выходя из машины.
– Человек обмер, – прошепелявил подошедший. – Надо быть к вам тянулся и свалился с копылков долой.
– Какой человек?
Гурьян с Костей прошли вперед. Селяне посторонились, пропустив их к свалившемуся человеку. Он лежал на животе, корчась и разметая обмерзшей бородой тонкую снежную порошу.
Из толпы слышались разговоры:
– Надо бы отогреть, мужики… Скотине добры хозяева помощь дают в экую стужу…
– Все равно, дойдет… грей не грей…
– Вона, как его тряска берет.
Костя перевернул замерзающего вверх лицом и, покраснев, глянул на директора.
– Гурьян Минеич, да ведь это тот старик, который новые шурфы показал.
Гурьян сбросил доху, наклонился и, сжав кулаки, погрозил сельчанам.