Борель. Золото (сборник), стр. 88

Она порывисто ласкала Гурьяна, не подозревавшего ее ночных терзаний.

Вандаловская хотела прибрать со стола, чтобы наладить ужин, когда открылась дверь и на пороге остановилась Варвара. Она несмело шагнула вперед и села на первый попавшийся стул.

Татьяна Александровна с недоумением и страхом посмотрела в ее усталое лицо, стараясь угадать причину такого неожиданного посещения.

Вандаловская даже взглянула на руки гостьи и, заметив, что в них ничего нет, устыдилась своей подозрительности. Варвара поняла ее и миролюбиво сказала:

– Не бойтесь… Я без скандалов… Где супружник-то?

– На работе… Проходите сюда…

Вынося из-под умывальника помои, Татьяна Александровна заметила в глазах Варвары осуждение царившему в квартире беспорядку и подумала: «Пришла проверить, чтобы больше распустить сплетню».

– Посидим здеся, – с оттенком удовлетворения и грусти ответила гостья. – Праздновать нам не к лицу… Я хотела попросить у него кое-какие смутки из кухонной посуды и забрать Ленушкины игрушки.

– А вы берите без него, – заторопилась Татьяна Александровна. – Смотрите сами… Я ничего в хозяйстве не знаю… Пожалуйста…

Она подошла к столу и подала Варваре фотографию. Затем нашла ключи от забытого комода и протянула их посетительнице дрожащей рукой.

– Открывайте, там моих вещей нет.

– Как-то неловко без самого.

Но Варвара откинула на шею полушалок. Гладко причесанные волосы ее блеснули мазью. Вандаловская поспешно убирала не у места валявшиеся туфли, полотенце, затем накрыла газетой засоренный обеденный стол.

Варвара бегло осматривала ящики комода. Она только и увязала в маленький узелок три куклы и коровку. Прошла на кухню и там взяла только сито и две вилки старинного изделия.

– Это приданое покойницы матери, – объяснила она.

– Посмотрите еще здесь, – открыла Вандаловская буфет.

– Нет уж… Придется помешкать. – Гостья еще раз печальным взглядом оглянула квартиру и громко вздохнула. – Покамест прощевайте… Хотела сказать ему пару слов, да, видно, оставлю до другого разу.

– Да вы берите безо всяких, – просила Татьяна Александровна, сбитая с толку поведением посетительницы. – Вот ваша посуда и все вещи.

Варвара взялась за дверную скобу, другой рукой поправила полушалок и опять вздохнула.

Вандаловская заметила у ней слезы и окончательно растерялась. Она видела только, как мелькнула в темноту двери широкая согнутая спина Варвары. На полу лежала сломанная фотография и две старинные вилки. С улицы слышался плачущий голос.

Татьяна Александровна упала на кровать и положила на ухо подушку.

– Ехать, ехать, – шептала она без голоса.

Гурьян пришел со Стуковым. Оба были в хорошем настроении. Гурьян еще с порога крикнул:

– Поздравляй, Татьяна, с новым золотом!

Но не получив отклика, он прошел к кровати и, увидев расстроенное лицо жены, отпустил протянутую руку.

– Захворала?

– Так… Немного голова болит…

– Надо водки с перцем выпить, – пошутил Стуков. – Умирать не стоит. Вот, посмотри. – Он подал Татьяне Александровне докладную записку Клыкова и снял пальто.

Вандаловская начала читать, но из написанного неразборчивым почерком смутно поняла только одно, что разведывательная партия студентов нашла новые золотые месторождения. Но где это произошло? Какие залегания, – она так и не уяснила.

За ужином разговор поддерживал только Стуков, казалось, понимавший происходящее с Татьяной Александровной больше, чем Гурьян.

Прощаясь, он сказал:

– Завтра я предлагаю выехать на Хилган. – Затем повернулся и с чуть заметной улыбкой посмотрел в глаза хозяйке. – У вас сегодня была Варвара?

Вандаловская побледнела, отодвинула стакан и тоже принудила себя улыбнуться.

– Вот, видишь, в чем тут дело, – многозначительно посмотрел Стуков на Гурьяна.

– Зачем ее носит? – вспылил директор. – Почему ты не сказала сразу?

– Угомонись, – остановил его секретарь. – Я поговорю с Варварой сам. А вы ложитесь и не кисните зря, – подал он руку Вандаловской.

Татьяна Александровна повеселела и рассказала о посещении гостьи. Но после ухода Стукова окончательно облегчила горе слезами.

2

Костя был назначен заместителем завшахтой. По случаю частных командировок Яцкова все дела по распорядку с первого дня перешли к нему. С непривычки трудно было проводить раскомандировку и особенно вести табели выработок, прогулов, простоев.

Бутов спускался в шахту, давал указания:

– С ребятами ладь по-свойски, а ежели заметишь лукавство – лупи по нему безо всяких. Тут и сами забойщики маху не дадут. Поставь себя твердо, а на тебя глядя и остальные повезут. Не забывай, что ты здесь – коренник. Попусту тоже не напирай, а то толкнут отдачей. Шахтеры народ, сам знаешь…

В первые дни парень терялся. В шахте понизились нормы выработки, а он не успевал давать нужные сведения для учета. По закоулкам поселка и забоям других шахт разговоры:

– Поставили выскочку, и шахта села на голяшки.

– Это при Бутове соревнованцы форсили.

– Нет, видно, брат, кишка сдает у молодых-то.

Костя до поздней ночи сидел за цифрами, а утрами, до спуска в шахту, просматривал на доске вчерашний «урожай». Цифры указывали, что 5-я и 4-я шахты выравнялись с «Соревнованием». Эти же показатели сердито рассматривали забойщики и откатчики.

И когда 4-я шахта дала превышение, измученный бессонницей Костя забежал к Кате. Они не встречались почти с того времени, когда Костя отправил ей нелепую записку. За это время Катя похудела, вокруг ее темных глаз увеличились синяки. Костя понял, что и она много думала и пережила, много работала среди забегаловцев.

Был тихий теплый вечер. С долины доносились гудки грузовиков, гулкий звон рельсов узкоколейки, глухие удары моторов, буровых станков и человеческие голоса… Ночи на руднике изменились. Прежних ночей с гуканием сов и филинов не стало. Катя сидела, согнувшись над столом, разбирая ворох бесчисленных анкет.

Она соскочила и рванулась к парню, но мрачный вид Кости и его небритое лицо отпугнули девушку.

– Ты больной? – спросила она, опускаясь на стул.

– Заболеешь, – хмуро буркнул Костя. – Я хочу отказываться от шахты.

– Не дичай! Почему это?

Костя закурил трубку и густо пустил клуб дыма.

– Не подсильно мне. Знаешь – Бутов или я. Сорвали меня от станка, а здесь хоть с ума сходи. Ребята смотрят, как на зеленого, кое-кто и прошлым попрекает. Да провались они совсем!

– А ты и струсил?

Костя поднял голову и оробел. На него гневно смотрели две смородины Катиных глаз. Ее полные, немного поблекшие губы дрожали. Он в первый раз видел ее такой.

– Видишь ли… Я не струсил, но мне тяжело справляться с работой по этой проклятой канцелярии, – оправдывался он. – Нил, тот помнил все из головы, и у него как-то все катилось к делу.

Вот если бы один забой, тогда бы я потягался с любым и не подкачал бы. Сейчас перебой в шахте и я все думаю, что от меня это.

Катя прошлась по комнате, морща лоб. Костя видел мельчайшие черточки на этом строгом лице: что-то новое, серьезное одухотворяло его. Девушка остановилась против него и поспешно заговорила:

– Мне и всем ребятам будет обидно, Костя, если ты провалишь дело в шахте. Нам надо каждый день готовить смену. Ну, если завтра с Нилом или другими стариками что-нибудь случится? Опять же я не узнаю тебя. Хочешь ехать в город на учебу, а здесь расквасился. Да на твоем бы месте я созвала всех забойщиков и поговорила бы с ними откровенно. В чем дело? Тебя поставил директор, а Гурьян – сам старый шахтер.

Костя хлопал губами и ресницами, но слов не находил. В этот вечер он ушел домой раздосадованный. Ему казалось, что Катя, как и все остальные на руднике, не желает понять сложного переплета, в который он попал.

Утром оттеплело, шел секущий частый дождь. Шахтеры явились на раскомандировку в серых спецовках и в сапогах, хватающих голянищами до бедер. Костя задержал забойщиков на штреке. Лица шахтеров были угрюмы и от зеленого света казались бескровными. Рабочие сбились в тесное кольцо, кололи глазами нового начальника. И он понял, что часть из них была недовольна им, многим просто тягостно было подчиняться молодому заву, недавно пришедшему на производство. Но от Кости не укрылись бодрые взгляды Ларьки Супостата и других рабочих. Это и подстегнуло парня. Он не узнал себя и своих слов, когда громко, отрывисто заговорил: