Борель. Золото (сборник), стр. 86

Сипловатый, режущий сердце тенор Ромы колючим свистом вонзался в молчаливые сопки:

В реве не заметили вывернувшуюся из-за ближнего дерева сухую, немного сгорбленную фигуру. Алданец схватился за обрез, но опустил его, когда услышал торопливый гортанный окрик.

– Сывой, сывой!

– Вын! – окликнул Филя.

– Пылохо ваша сымотылы, – заговорил китаец. – Шибыко пылохо.

– Ну, чего скажешь, ходя? – спросил, брызжа слюной, Сохатый. – Опиум, халву принес?

– Бойся моя, – лепетал китаец. – Милисыя калаулы. Моя уходы вы голод. – Вын снял тюбетейку и вынул из нее пропахшую потом влажную бумажонку. Алданец и Сохатый наклонились к огню, долго разбирали короткий текст.

В записке подтверждалось сказанное. Сохатый пустыми глазами посмотрел на вожака и бросил скомканную бумажку в костер.

Она мгновенно растаяла, кверху подлетели черные клочья пепла.

– Сколько меня плати? – Вын хитро косил на Алданца узкими бегающими глазами. Он знал, что ссориться с ним вожак не будет. Алданец достал из-за пазухи бычий рог и, отшатав пробку, всыпал в трепещущую руку китайца золотого порошка.

– Сыпасибо! Опиум надо?

– Давай! – разом отозвались все кроме Хлопушина.

Вын выпил спирту и смешался с темью. Когда замолк шорох шагов, Алданец ударил Сохатого по загорбку и обратился к остальным.

– Мильтоны унюхали нас. Идем сегодня на работу и меняем свою развиденцию.

В пьяной толкотне сматывали легкие манатки, запинались о выступившие из земли коренья, ощупывали оружие. Алкоголь накалял отравленную кровь.

Из ущелья вышли с лопатами и кирками на плечах. По вершинам скал кружил сухой ветер. Гуськом, по-китайски, вышли на объятую тьмой долину.

И тут Хлопушин оробело остановился.

– Что за ворожба? – наткнулся на него Балда.

– Не пойду я… Што-то пужат меня.

– Ты облешачил! Хошь увильнуть! – К ним подошли Сохатый и Алданец.

– В деревню хочу податься, – виновато бормотал Хлопушин. – Вы, ребятушки, не обессудьте. Не по кишке мне ваша жисть. Страху сколько, боже мой! Не в обиде я на вас…

– Э, моль деревенская!

Кирка Алданца блеском рассекла полукруг и хрястко влипла в голый череп старателя. Со стороны реки рванул ветер, повергая в бездну темноты Хлопушина.

– Вытряхни! – коротко сказал вожак.

Филя сунул руку за пазуху убитого и вместе с медным крестом выдернул кошелек. Компания торопливо зашагала в притаившуюся ночь.

– Вот тебе и хозяин, – безотчетно вздохнул Рома.

До водоотводного канала, недавно построенного с большими усилиями, ползли на четвереньках, обливались потом и росой, очумело припадали, заслышав обманчивые шорохи, в обветшалую траву.

Ветер тянул на реку, поэтому перестук лопат с кайлами не долетал до рудника. «Работали» жарко, задыхались от спешки. Из-за сопок заря распускала розовые махры, когда в открытую ставню главной магистрали стремительно зашумела волна. Волна с шипением докатилась до запруды и начала поднимать кверху оставленные в новых шурфах вещи. Бешеный вал рушил боковые крепы, размывал стены. В шурфы валились подмытые навесные лбища земельных выступов, отделяющих площади забоев. Земля липким клеем оседала на дно, а сверху свирепо схлестывались встречные волны. От отдачи летели наверх мутные брызги.

На восходе солнца выступившая из шурфов вода поползла по луговинам улентуйской долины, затопляя старые шурфы. Вода напорно подбиралась к электростанции и окладке обогатительной фабрики. Часть недостроенных мастерских подвергалась опасности.

На каланче суматошно заливался колокол, стараясь перекричать сирену и гудки. Поднятые тревогой, рабочие бежали сквозь серые хлопья тумана настречу водному разгулу.

Магистраль была испорчена.

Глава одиннадцатая

1

В тенистых взгорьях, в ямуринниках, на крышах домов и шахт серебряными заплатами лежал первый перистый иней. Над поселком кружились хайластые галки.

– Вызов наверстать потраченное время и возместить убытки, – бросил Бутов. Он погрозил тайге кулаком и громогласно закричал в кучу рабочих:

– Выкурим гнус! Давал мой забойщик сто – норму, а завтра даст с десятком. Ручаюсь! А для себя еще пяток пристегну, если хвороба меня не заберет.

– Правильно, Нил Семенович! Технический персонал тоже дает встречный план: в этом году пустить все мастерские и подготовить оборудование «американки».

Бутов оглянулся и заулыбался Антропову.

…В эти дни после отчаянной борьбы с наводнением центральная магистраль была восстановлена. В шахты и шурфы опускались победоносно. В переплеске споров и воспоминаний люди пытались перекричать механические двигатели.

Бутов ухватил Гурьяна и Стукова за руки, увлек в шахту. Трое шли навстречу гремящему бремсбергу. От электрического света чешуей серых змей поблескивали цепи. И каждому не верилось, что год тому назад здесь мертвой глыбой лежал неизмеримо тяжелый пласт земли. Бутов провел их в последний забой, уходивший с наклонным углублением. Забой крепили бревенчатыми стенами и потолками новоприбывшие люди.

Топоры, кирки и лопаты стучали глухо, будто за соседними коридорами. Разработка шла по направлению к пятой шахте, смежной с шахтой «Реконструкция».

Бутов ткнул вперед пальцем.

– Видишь, Василий?

– Не слепой же я, – усмехнулся секретарь.

– А что ты видишь?

– Ну… забой, крепи и тебя, верзилу.

– Нет, кроме шуток?

– Да ты забавный, Нил! Не сорочьи яйца я ел.

Шахтер выжал в кулаке смолевую бороду и крякнул, как будто выпил стакан спирта.

– Еще буду забавнее, когда начну разводить здесь рационализацию. Глянь, как оборачивается дело.

– Ну? – не терпелось Гурьяну.

– Вот и гну? Не я ли говорил, что «Пятую» с «Реконструкцией» придется повенчать, хотя они и бабьего сословия. Посмекай-ка, что будет у нас без этих перегородок. А? Все пойдет по одной дороге, и дело это даст экономию на сотни тысяч в один год.

– А не просчитался ты? – полушутя спросил Стуков.

– Вырежи тогда язык! Вишь, шахты-то закладывались не по нашей охоте.

– Если жила ведет туда, то ты дело говоришь.

– Почему же я и выпячиваю.

Бутов взялся за кайлу и пошел к стене забоя.

– Так! – довольно усмехнулся Гурьян. – Завтра же дам распоряжение Антропову изучить это предложение.

Директор и секретарь спускались в три шахты. Работа шла без задержек. Подземный муравейник, облитый зеленоватым светом, в каждом ударе кайлы, ритмичных суровых звуках бремсберга чувствовал крепнущую дисциплину. Люди говорили коротко, повелительно.

Наверху, отряхивая от пыли кожанку, Гурьян сказал Стукову:

– Нужно Нила утвердить вторым моим помощником. Как ты думаешь?

– А на шахту кого поставишь?

– Костю Мочалова хочу попробовать.

– Смотри, тебе виднее…

– Не справится – поможем. Но мне кажется, что этот парень винты не отпустит.

Наискосок от шахты они прошли к шурфам. Две лебедки бесперебойно подавали пески. В километре, приближаясь к посеревшему от ветшавшей травы увалу, сверлили буровые скважины еще неполинявшие станки. Два электровоза беспрерывно подавали руду к бегунке. Узкоколейке приходилось делать петлю мимо новой усадьбы. Многое еще не было доделано. Гурьяну же переоборудование прииска казалось только в зародыше. Теперь видел, что механические мастерские далеко отнесены от «американки», а водоснабженческая магистраль локтем завернулась между электрической станцией и обогатительной фабрикой. Нужно было сооружать водопроводы и дать электроэнергию в новый поселок.

Костю директор встретил около станка, Электродвигатель гудел напряженно. Алмазная коронка с хрустом вгрызалась в твердокаменный массив (поблизости был увал). В сигнальной прорези колонковой трубы трудно было различить породы. Скважина обещала быть глубокой.