Борель. Золото (сборник), стр. 69

– На котором звене будем вторые этажи ставить? – деловито спросил он Антропова.

– А тебе разве не говорили?

Инженер развернул папку с чертежами и поднес один из них плотнику.

– Тебе надо изучить метрическую систему.

– А на леший она мне? – удивился орловец. – Голова не этим у меня забита.

– Вот чепуха! Голова у тебя крепкая, приходи вечером, займемся учебой.

– Как я ее не знаю, так она мне, пожалуй, и ни к чему, – отмахнулся Морозов.

– Чушь, чушь городишь, – улыбнулся инженер.

Антропов осмотрел окладку первого сруба и отошел к следующему. Работы чередовались. Лес из ярусов переходил к правщикам, а от них к строгальщикам, отсюда поступал на половинник и по гладким покатам полз к стенам окладок.

– Поднутрил, голова!

Морозов ухватил за ворот низкорослого плотника с безбородым старушечьим лицом и косившими глазами.

– Как поднутрил? – растерялся тот.

– А ты глянь, куда идет твой тес?

Плотник виновато хлопал глазами. Затесь действительно шла винтообразно – сверху вниз.

– Маленько сплоховал, Иван Андреевич, – извинился плотник. – Глаз у меня, вишь, фальшивит.

– Глаз у тя действительно поганый, – согласился Морозов. – Вали лучше на откатку.

– И то хотел просить тебя.

Польщенный тем, что его называют по отчеству, Морозов взял у косого топор и мастерски выправил бревно.

– Вот так учись, голова два уха.

Антропов возвращался домой поздно. Из ложбины, маскируя постройки, поднимался туман. На примятых травах крупными бусами дрожала первая роса. По долине перекликались коростели, верещали кузнечики.

Инженер прислушивался к равномерному лязгу цепей бремсберга и думал о жене. Последняя ссора с Надеждой Васильевной положила между ними грань. По крайней мере так казалась Антропову.

– Знай, что у меня нет ничего общего с лакеями товарищей, – крикнула она, хлопнув дверью.

Сначала инженер старался объяснить выходку жены ревностью к Татьяне Александровне и дурным влиянием среды. Ждал, что с отъездом Гирлана все наладится. Но за две недели обособленной жизни он окончательно понял, что Надежду Васильевну переубедить невозможно. В памяти опять пролетали прошлые годы, они резцом высекали в мозгу, что Наденька все меньше и меньше уважала его, его труд и сокровенную мечту сделаться ученым инженером. Встреча с Гирланом и другими концессионерами с непреодолимой силой пробудила у Надежды Васильевны вкус к прежним усладам и ненависть к тем, кто лишил ее наследия прииска.

Раскаяния за ошибки приходят поздно и тягостно.

Дверь была открыта. Это удивило Виктора Сергеевича. В руках Паши говорливо звянькали тарелки. Сегодня взгляд ее инженеру показался загадочным.

– Подавать ужин?

Антропов долго поласкался около умывальника.

– Можно. А где Надя?

– Они еще с утра удюбали на станцию.

– Как удюбали? С кем? И что это за выражение?

– А хто ж ее знат. Подъехала машина, они смотали манатки и смылись.

Инженер оглянул комнату. На столе валялась связка ключей. Ящики комода, где хранились украшения Надежды Васильевны, были выдвинуты.

Он открыл шифоньер. Здесь смятым ворохом переплелось шелковье, сукно и бархат. Но не было каракулевого манто и беличьей дохи. Дрожащими руками он перебирал платья, шляпы, жакеты.

– Значит, она… совсем.

Придушенный голос встревожил прислугу. Теперь она не улыбалась и стояла в дверях, низко опустив голову.

– Меня они гоняли по распредам. Вот, лопни глаза, Виктор Сергеевич, я не рылась в добре. А только, как вы не заметили, что Надежда Васильевна золотые вещи отправила еще раньше с Гирланом.

Антропов с размаху захлопнул дверцу шифоньера. Он не видел, как зеркало раздвоила сероватая бороздка, похожая на ледяную трещину. Инженер подошел к столику, загроможденному флаконами духов, щеточками, пудреницами и прочими женскими принадлежностями.

Между ними лежала сумка Надежды Васильевны. Антропов рванул за дужки. Замок визгнул, и на пол, трепеща, полетела записка.

– Так и есть, – вслух застонал инженер.

«Жду вас на станции».

У инженера ослабели ноги. Он упал на кушетку. И вдруг комната закружилась в каком-то зеленоватом свете. Виктору Сергеевичу показалось, что он катается на карусели под дикие звуки шарманки.

Утром Антропова арестовали. Оттого, что он неправильно лежал на кушетке, у инженера болела шея и руки. Шагнув на подножку автомашины, он вздрогнул. Из кабинки дерзко и насмешливо смотрел Перебоев.

«Значит, вместе с этим», – горько подумал Виктор Сергеевич.

Глава девятая

1

«Гора» таила мертволежащие богатства. Примитивные бегуны, ручные лотки, допотопные бутары были пущены в ход. Но их было мало, они не в состоянии были справиться с нарастающими запасами руды и песков.

Об Улентуе впервые зашумели краевые газеты.

Улентуй стал объектом споров специалистов горной промышленности. Разговоры о случайной богатой жиле в шахтах переносились на вновь открытые шурфы. Люди науки спорили, а Улентуй шел вперед, в муках преодолевая препятствия, громко расплачиваясь валютой с прошлым. Показатели добычи в процентах заняли первые столбцы в сводках золотой промышленности республики.

На Улентуй теперь шли люди без вербовки, без опаски. Люди знали, что рабочие Улентуя снабжаются лучше, чем рабочие других приисков, о них заботятся, для них растут около опушки сопок желтые, с широкими окнами, удобные теплые дома, с отдельными квартирами, водопроводами и даже ванными комнатами.

Люди с пашен, пропахшие медовой полынью, люди, беспутно блуждающие около рудника, ища в неизведанных дебрях «счастья», сваливали с взмокших плечей поклажу, в очередь садились на бревна, на вялую траву.

Приходивших заносила в списки Катя. Она рассылала «новеньких» в баню, на медосмотр, на работу. По накатанным дорогам фыркали машины. Завхозы, материальные уполномоченные и дирекция привыкли к машинам, как кавалеристы к седлу.

Широкий фронт требовал людей, продовольствия, транспорта, орудий производства.

Агрегатов для монтажа американской фабрики не хватало. К тому же и тип фабрики еще не был утвержден трестом.

Гурьян негодовал, настаивал.

Северные белые ночи мертвили природу, гнали сон. От горячего воздуха спирало легкие. Над рудником тошнотворно ныло ненастное комарье.

Гурьян торопливо вошел в рабочую комнату Вандаловской и ударил по столу пыльной кепкой.

– Надо двигать американку! – громко сказал он. – Запасы нас задавят.

Татьяна Александровна непонимающими глазами посмотрела в его лоснящееся от загара лицо.

– Американская фабрика не может работать без предварительного оборудования всех главных частей рудника. Это вы хорошо знаете.

– Топливо, запасы руды, бремсберг у нас есть… Что же еще?

– Но это еще не все… Где у нас энергия, кузница, механические мастерские, лесопилка, наконец, водоснабжение?

– Так надо двигать!

– И так не спим…

…Гурьян приходил домой не раньше двух часов ночи.

Варвара скрипуче стонала, сгорала от разраставшейся ревности. Но боялась измученного вида мужа, как люди боятся притронуться к опасному взрывчатому снаряду. Она старалась больше, чем раньше, угодить ему, вызывала ласки, с замиранием сердца ждала беременности. И каждый день пугалась мысли, что неспособна больше на материнство. После ареста Антропова и Перебоева, стараясь придать задушевный тон голосу, посоветовала:

– Ты никому из них не верь… С рожи они все красные, а в середке – темная ночь.

Вандаловскую хвалили, Варвара поддакивала. Как умела, она пускала в оборот все средства женской самозащиты. И чтобы подняться в глазах мужа и окружающих, чтобы хоть чем-нибудь напоминать неотразимую соперницу, она начала наряжаться и вошла в комиссию по организации детской площадки.

Был общий день отдыха. Рудничная молодежь толпами валила к реке. Июньское солнце знойно встречало людей среди ископанной долины. В разных концах поселка, от виднеющихся вышек буровых станков, неслись песни под гармошки. За молодежью степенно тянулись пожилые.