Борель. Золото (сборник), стр. 61

Костя догадался, что между старателями и спиртоносами уже состоялась сделка.

Он зверьком смотрел из угла и не вытерпел:

– Ну и клуб здесь развели, дохнуть нечем, – сердито бросил, косясь на заснувшего Алданца. – Там люди книжки слушают, а здесь опять пьянка.

– Во, наставник! – поднялся Балда, но его остановил Морозов.

– Помолчи! – притопнул он. – Парень правду сказывает, по-научному. А науке я верю. Вот хочь бы касаемо меня и моей бабы, когда на нас надели какой-то сибирский хомут. Умирать срядились, а доктор подал снадобья, и как рукой сняло.

– Что правильно, то правильно, – вкрадчивым голосом поддержал Сохатый. – Но бывает и вредная научность-та эта. Вот, скажем, против религиозного культу идут, а я с таким мнением согласия не могу дать. Погода вот дует, а кто скажет, отчего это?

– Ты бы лучше о золотниках и спирте говорил, – уколол его Костя и вышел на улицу. Хлопушин стелил на пол свою дерюгу, когда Костя вернулся. Гостей в избе уже не было.

– Поди, поужинаешь? – спросила Микитишна.

– Не хочу, – буркнул он. – Дядя Иван, завтра тебе велели зайти в контору.

– В контору? Зачем?

– Хотят бремсберг защитить от заносов, так плотников им надо.

– Поденно или сдельно?

– Там договоритесь. Я тоже ухожу в шахту.

Костя завернулся в шубу, но заснуть долго не мог. Морозов тоже пыхтел трубкой. Хлопушин вслух мечтал о покупке хорошей коровы, вздыхал о домашних.

4

Станция плохо подавала энергию. Электрические лампочки мигали предутренними блеклыми звездами. Против каждого забоя одиноким красноватым глазом слеповала лампочка. Кто-то из забойщиков сравнил их с тлеющими свечками над покойником.

На глубине двух десятков метров Костя шел в шахту. Из «Пятилетки» подавали руду на вагонетках и сразу направляли на бремсберг.

Костя знал, что здесь еще недавно с потом, с треском сбруи, часто с увечьями, тратилась людская и лошадиная сила. У парня подгибались в коленях ноги. От природы он не был робким, но сегодня отчего-то брала оторопь. Под ногами, с боков и сверху вздрагивала земля. Подземные коридоры ему были знакомы, не раз бывал в них, но тогда все было проще, тогда руда из каждой шахты подавалась тачками к стволам и скрипучими блоками лебедок тянулась наверх в тяжелых бадьях.

Бутова Костя узнал по фигуре. Шахтер откидывал породу от стенки забоя.

– Пришел? – голос терялся в глуши подземелья.

– Пришел к тебе, дядя Нил…

Парень дрожал, как молодая лошадь, которую первый раз заводят в оглобли.

– Давай, давай, я давно тебя облюбовал. Тут надо силенку, сноровку, охоту – вот и хороший забойщик. У тебя все есть, паренек.

Костя осмотрелся. Забой шел горизонтально и удалялся от площадки, с которой подавалась к бремсбергу руда. Бутов объяснил:

– Видишь, жилы здесь переплелись не разбери-попало. Две пошли вон куда, а самая богатая, золотоносная, нырнула вниз. Здесь золото попадается по таракану, а другой раз и в тонне грамма не найдешь. Вот подгоним этот забой на несколько метров, и, видно, придется мастачить второй этаж. Только об одном хочу упредить тебя. Баловаться я в своей шахте не допущаю. Знаешь, у нас есть и такие ухачи, которые за голенищами и в карманах выносят руду наверх. Смотри, тебе я верю, а ежели што замечу – не пеняй, дружок…

– Я знаю, дядя Нил, – смутился Костя. – Сам из-за этого ушел от Алданца…

– Во, во! Так чтобы и здесь по чести. Теперь мы не у хозяина работаем, ты это раскумекай и не допущай охулки на свою шахту. А теперь давай учись.

Костя взял кайлу и, расставив ноги, замахнулся.

– Стоп! – задержал его Бутов. – Подбирай сначала канавкой вниз и таким манером иди кверху. Старайся, чтобы у тебя пласт летел наоткол. Подрезай и тюкай.

Старый шахтер искусно продолбил по низу забоя борозду и начал кайлить вертикально. Желтый сланец, перемешанный с серым кварцем, засверкал искрами, посыпался, зашуршал у Кости под ногами.

– Посторонись! – загремел сзади откатчик.

– Понял, – уверенно оказал Костя.

– Понял и – в час добрый.

Гордый сознанием своего мастерства и сметкой ученика, Бутов тряхнул кудлатой бородой.

– На эти вот трещинки тоже поглядывай, они легче отслоняют породу… Меньше пару отдашь…

Через несколько минут Костя сбросил полушубок. Намокшая рубаха липла к плечам. Изредка он посматривал на Бутова, стараясь подражать старому забойщику.

Но у Нила все время росла куча породы, а Костю подгонял молодой парень-откатчик, которого звали Кудряшом.

– Долби, долби, – торопил он, похрустывая лопатой. Кайла тяжелела в руках Кости, меткие и уверенные сначала удары теперь слабели. Он торопился и бил бестолково.

Бутов коротко бросал замечания:

– Снорови, снорови, парень!

– Куда кайлу загоняешь!

– Подрежь и руби так, чтобы за каждым разом отлетал шматок.

…Из шахты вышли по лестнице. В глазах у Кости темнело, плечи и руки тянуло вниз, будто за кожу налили свинца. Но он храбрился, гордый тем, что работает теперь в забое, главное, с Бутовым. В новом звании ему хотелось показаться всему Улентую.

– Ну и конище, – говорил он о Ниле, шагая рядом с откатчиком. – Будто чуть шевелится, а как тюкнет, так и есть.

– Забойщик с гвоздя, – вторил Кудряш. – С таким охота и работать.

– И я малость наторел, ведь ты меня только до обеда загонял, а после я не шибко поддавался, – хвастался Костя.

Кудряш на ходу обметал рукавицей стоптанные, еще деревенские бродни и белесыми глазами посматривал на нового забойщика.

Оба были плечистые, крепко увязанные в кости.

– Ты из деревни, Костюха?

– Ага… из Макруши… Но забыл ее…

– Чуть не земляк. А я из Лохматого Ключа.

– Домашность есть?

– Была одна лошаденка и ту на дорогу загнал. К хозяйству меня сызмальства не тянуло. Я хочу заработать денег и на учебу податься. Меня к этому давно поманивает. Еще отец покойник писарем прозвал.

– Ты хороший мужик, – весело сказал Костя, положив руку на ядреные крыльца Кудряша. – Будем работать вместе.

– Будем, – улыбнулся откатчик.

5

Из стволов шахт шумно выходила дневная смена. Навстречу ей дружно шагала ночная. Люди смешивались, были неразличимы в сумерках. Освободившиеся окружили инженера Антропова и Гирлана. Шахтеры поднимали головы вверх на третье звено стропил, седлом накрывающих разрез бремсберга. Наверху, обняв ногами бревно, громоздился Морозов. Ловкими ударами он загонял в петлю концы стропилин. Получались заячьи уши.

– Вот оно што обозначает! – самодовольно крикнул орловец, сползая на животе вниз. Морозов подошел к Гирлану и смешно скорчил рожу.

– А вы говорите в Америке… или как ее там… По вашей укаэке мы прорюхались бы до конца четвертой пятилетки, а по нашему планту через две недели – крыша. Вот завтра начнем на эти ребра заваливать плашняк и слизнем все, как сусло.

– Молодец, молодец, – похвалил Антропов.

Гирлан презрительно улыбнулся и направился к поселку.

Бутов подтолкнул орловца локтем:

– Так, так, товарищ. Ты, видать, не только драться умеешь. Понимай, понимай, как надо работать. – И Морозов понял его. Закинув на плечо топор, плотник высоко поднял голову и рядом с Антроповым пошел к поселку.

– Зачем этого кота здесь держат? – кивнул он вслед уходящему Гирлану.

– А кто же будет разъезжать в мягких вагонах и получать валюту? – пошутил Бутов и лукаво глянул на Антропова. – Дай ему квартирку в пять комнат с ванной, а он шляется, как гулевой конь.

– И верно, – подхватили другие.

– Что-то из построек у него ничего не растет.

– И расти не будет. Вон фабрику вороны обсиживают.

Антропов молчал, хотя и понимал, что рабочие вызывают его на разговор.

Обязанностей Гирлана никто по-настоящему не знал. Он числился служащим треста в должности специалиста по установке заграничных машин. В ведении иностранного специалиста находилось три рудника. На каждом из них он говорил по-разному, выдавая себя за инженера, рационализатора, специалиста по постройке обогатительных фабрик и эфельных заводов.