Борель. Золото (сборник), стр. 20
Две подводы остановились около самых ворот. Лошади устало фыркали попеременно и встряхивались, гремя сбруей.
– Это Рувимович со своим штатом, – сказал Василий, выскакивая из-за стола.
Яхонтов и Валентина тоже поднялись с мест и подошли к окнам.
– Вы тоже едете на Баяхту, Борис Николаевич? – спросила Валентина, не глядя на него.
– Думаю, – ответил он, слегка повертывая свое лицо.
– А надолго?
– Пока дорога держится, вероятно.
– И товарищ Медведев едет на такое же время?
– Не знаю… По-моему, ему нечего там делать долго.
Валентина отвернулась от него и с сожалением в голоса сказала:
– Опять здесь скучища будет!
– Ну, без меня-то скучать не станете, – усмехнулся Яхонтов.
Валентина повернулась к нему и строго спросила:
– Что это значит, Борис Николаевич? Что это значит – «без меня?»
В комнату вошли приезжие. Это был действительно Рувимович, а с ним два техника и женщина.
– Познакомьтесь, товарищи, – сказал Василий. – Это член губкома, наш недолгий гость, это товарищ фельдшерица, помощница смерти, а это техники.
Фельдшерица, низкая и полная женщина средних лет, улыбалась, как давнишняя знакомая, показывая два золотых зуба.
– Ну и провалище у вас тут, господа! – заговорила она низким, почти мужским голосом. – Тоска зеленая!
Голос ее немного хрипел, а круглые глаза беспокойно бегали по сторонам.
– А вы машинистка, если не ошибаюсь? – обратилась она к Валентине и, не дожидаясь ответа, подошла к ней. – Ну вот и хорошо… Будем подвизаться вместе… Меня зовут Зоей, а фамилия моя Лоскутова…
Валентина почувствовала в этой женщине принужденную, нарочитую развязность, но подала ей руку и, улыбнувшись, ответила:
– Меня зовут Валентина Ивановна Сунцова, но я не машинистка пока…
Мужчины, определив с первого взгляда фельдшерицу, загадочно и чуть заметно перемигивались, а Настя брезгливо кривила губы и, скосив глаза, смотрела то на плотно затянутые в юбку бедра фельдшерицы, то на сожженные, точно измятые, косички на висках.
«Ну, стреляная птица!» – будто говорил ее взгляд.
Василий хлопнул Настю по плечу.
– А ну-ка, сваргань гостям поесть… Вот выпить-то с дороги у нас… того…
– Не беспокойтесь, у нас еще запасы остались, – сказала Зоя, оглядываясь на Рувимовича, и поспешно начала развязывать свои чемоданы.
И когда Настя накрыла на стол, фельдшерица уже ставила на него бутылку с винами, мензурки аптечные и свои дорожные закуски.
– Если нужно покрепче, господа, то и такое найдется!
Мужчины вопросительно переглядывались и, улыбаясь, молчали.
– Слово за товарищем Рувимовичем! – хитро подмигнул Василий Лоскутовой.
– Ах, вы стесняетесь?! – догадалась она. – Ну, господа, я думаю, это напрасно! Ведь все же здесь свои. Я несу… Товарищ Рувимович, вы не возражаете? Да?
Рувимович закатывал под лоб свои голубые глаза и, улыбаясь, пощипывал острую черную бородку.
– Действуйте, товарищ Лоскутова, только господами не называйте, – смеялся он, показывая желтые зубы.
– А вы опять за свое?.. Вот, представьте, всю дорогу он мне замечания делает, а я привыкла, знаете. Ну что мне делать с этой скверной привычкой? И что тут особенного?.. Ну, садитесь, все-все ознаменуем, так сказать, наше знакомство…
– А я вас где-то встречала, кажется, – вдруг обратилась она к Яхонтову. – Вы чем здесь занимаетесь?
– Это наш директор, глава Удерской системы, можно сказать! – ответил ей Василий, расставляя стулья.
– Директор? – удивилась Лоскутова. – Ну почему же вы раньше не познакомили? А ведь я думала – вы здесь директор, – кивнула она головой на Василия.
– Это почему же вы думали? – смеялся Василий.
– Да так, знаете… Ну, хотя бы по внешнему виду, по осанке…
Ну наконец по вашей шевелюре! А кто же вы?
– Предисполкома, – поспешно ответил Рувимович.
Лоскутова скривила лицо и значительно подмигнула Василию.
– Ну, за что мы выпьем?
Она подняла кверху мензурку и чокнулась с Василием, прищурив слегка глаза.
Фельдшерица беспрестанно говорила, смеялась, подливала спирт мужчинам и приневолила Валентину выпить две рюмки подкрашенного.
Компания становилась разговорчивее, лица краснели.
Даже Рувимович кривил рот и закатывал глаза.
Настя покачивала головой и, не зная чему, смеялась до слез и грозила пальцем Валентине.
– Ах! – вскрикнула Лоскутова. – Танцевать, танцевать, танцевать, господа! – Она топала ногами и дергала голым плечом.
И только когда засерел утренний свет в окнах, все почувствовали внезапную усталость, Настя стелила постели.
– Спокойной ночи! – сказал Яхонтов, приподнимаясь со стула, – Скоро подъедут подводы, товарищ Медведев, – обратился он к Василию, – но я думаю, что тебе ехать на Баяхту не придется, раз так вышло…
– Да, товарищ Медведев мне нужен, – сказал дремавший Рувимович, – а вы, как директор, знайте свои дела.
Яхонтов пригласил техников в свою комнату, а Валентина отвела к себе Лоскутову и вышла умыться. У нее теперь сильно кружилась голова, и тошнота подступала к горлу.
На кухню слабо проникал свет из той комнаты, где еще недавно сидела и разговаривала публика, но, приподняв голову от таза, Валентина разглядела большую тень на стене и задрожала. Да, это был он… Василий сзади подошел к ней и положил обе руки на плечи.
В первую минуту ей хотелось оттолкнуть его, взглянуть, как прежде, строго в его глаза, но ни того, ни другого она не сделала и, не помня себя, замерла. Но в то же мгновение позади послышался шорох… И когда они оглянулись, в дверях с растрепанной прической стояла Лоскутова и, улыбаясь, показывала свои золотые зубы.
– Я помешала, господа? Я извиняюсь, господа! – заговорила она нарочно громко.
Валентина молча бросилась в свою комнату. В дверях она наткнулась на Настю и чуть не сшибла ее с ног.
– Вот те на! – засмеялась Настя. – Видно, здорово шлея под хвост попала…
За тонкой стеной слышались шаги и даже частое дыхание Яхонтова. И тут же, рядом, один из техников протяжно свистел носом.
«Что я сделала?» – думала Валентина, бросаясь в постель.
Она зарылась с головой под одеяло, желая не слышать разговора Василия с Лоскутовой на кухне…
Лоскутова долго не возвращалась. С кухни доносился ее задыхающийся полушепот и смех, а затем она вошла в комнату и так же тихо зашипела над головою Валентины.
– Вы спите? Что это?.. Вы плачете?! Это о чем? Странно!..
Что это, ревность? Или он вас насильно?..
Валентина отвернулась лицом в подушку и намеренно молчала. Но она до боли в сердце чувствовала, что Яхонтов тут же, за стенкой, слышит и знает все… Что он подумает?
В комнату вошла Настя и, повозившись недолго, улеглась на свою кровать, потягиваясь и зевая.
Но Валентина не могла заснуть. Тошнотная боль подступала к горлу и давила грудь. Она лежала с открытыми глазами и беспрестанно облизывала языком сухие губы.
В соседних комнатах раздавался дружный храп и беспокойные шаги Яхонтова – он собирался в дорогу.
Вскоре под окнами послышался звон колокольцев. Полозья саней с визгом скрипели по шершавой, замерзшей корке снега. Лошади громко фыркали.
Валентина слышала, как одевался и выходил Яхонтов. Сначала ей хотелось выбежать за ним на крыльцо и сказать ему что-то, но что – она и сама не знала. И она подошла только к окну и прижалась лицом к холодному стеклу.
На дворе уже рассветало. Лошади беспокойно топтались около ворот. Яхонтов, расправляя сено в кошевке и не отрывая глаз, смотрел на окна, а увидев Валентину, дернул головой и, не оглядываясь больше, утонул в кошевке.
Лошади тронули…
17
Позднее всех проснулась Валентина. Голова тяжелела, стучало в висках. Мир окрашивался в желтое, зеленое, черное. Мешала смотреть заслонявшая глаза влага. В ушах звон, тошнота все выше подступала к горлу. Фельдшерица охорашивалась перед зеркалом, что-то напевая. На полные оголенные плечи падали светлые кудряшки сожженных завивкой волос. Вся она показалась Валентине захватанной, подержанной, как карты в руках пьяных игроков. На кухне Настя протирала дресвой некрашеный пол, липко шлепали в мокро ее крепкие ноги.