За Уральским Камнем, стр. 64

Разговор с теткой Азизой взволновал Тимофея. Мысль о том, чтобы отправиться в Сибирь, отыскать брата, узнать о судьбе родителей, поначалу пугавшая, теперь обретала реальность и манила с каждым днем все сильнее. Мир сновидений за все годы стал ему близким. Люди северной страны Московии не пугали его, он знал их быт, обычаи. Особенно много узнал из бесед с русской наложницей. В обществе Оксаны теперь проходили все вечера. В их отношениях перемешались причудливым клубком плотская страсть, душевная близость, дружба, взаимный интерес. Тимофей мог часами слушать ее рассказы о родном городе Суздале, его церквях, реке Каменке, базарах, чудесном звоне колоколов, что отливали местные мастера. Занятия по русскому языку тоже не прошли даром, и Тимофей скоро стал болтать не хуже настоящего москаля.

Когда в ее присутствии заикнулся о своем намерении отправиться в Русские земли, Оксана стала молить его об этом и, обливаясь слезами, просить взять с собой. Он тогда не мог ее понять. Жить там, в далекой, холодной, дикой стране, для нее было милее, чем здесь, в безопасности, неге и довольстве. Эта сторона русской души была для него еще загадкой.

Тимофей поделился своими мыслями и с наставником Турай-ад-Дином. Сей ученый муж воспринял все очень серьезно. Причем тема Сибири волновала его самого. Как философ, ученый и патриот, он понимал, как важны отношения между Самаркандом и Сибирью. Столь разные по климатическим условиям, богатствам, ресурсам страны находились на доступном расстоянии друг от друга. Их разделяла Великая степь, хоть и пугающая своим пространством, но представляющая прекрасную торговую дорогу. Тем более северный караванный путь в старые времена использовался очень широко, и возродить его – большая заслуга перед Аллахом и родным Самаркандом.

Обдумав все, Турай-ад-Дин не только одобрил это опасное мероприятие, но и попросил взять его с собой, мотивируя тем, что его знания всевозможных наук очень пригодятся в дороге, и к тому же он не был еще дряхлым стариком, прекрасно чувствовал себя в седле и переносил длительные путешествия.

– О, достопочтенный Тимур ибн Абдельшах! Слышал я на базаре, что хан Бухары Имам-кули отправляет бухарских купцов в сибирский город Тюмень, – торжественно произнес Турай-ад-Дин. – Такому вельможе, как вы, господин, в страну неверных достойно ехать только в качестве посла. Я смогу в короткий срок подготовить для вас документы, как полномочному послу города Самарканда, и с караваном бухарских купцов отправимся в Сибирь. Это будет удобно и безопасно!

– Насчет посольства хорошо придумал, – согласился с ним Тимофей. – Но раз ты хочешь меня сопровождать, то оформляй документы на себя и расхлебывай посольские дела сам. Посол города Самарканда Турай-ад-Дин! Неплохо звучит, – засмеялся Тимофей.

5

То же время, город Вологда.

Вульф, пользуясь задержкой в Вологде, решил продолжить работу над греческой стрелой. Испросив разрешение у воеводы и князя Петра, в помощники он взял Дарью.

– Княже! В бабьих делах от Дарьи пользы нет. Не сказать, что ленится, но не дал ей Бог в этом сноровки. Пускай мне помогает.

И действительно, все, что касалось дел походных, воинских: поправить сабельный клинок, заменить ремень на доспехах, помочь Вульфу с его бомбами и стрелами, выполнялось старательно и с завидным терпением. Особенно Дарья любила коней. Здесь и говорить ничего не надо. Сама почистит, покормит, прогуляет, а если надо, и ранку подлечит. Для этого у нее имелись свои бальзамы на травах и тайные заклинания.

Вообще, как оказалось, наряду с буйным темпераментом, жаждой приключений, авантюризмом, так несвойственным благообразным русским женщинам, она была наделена и рядом прекрасных качеств. Дарья обладала знаниями серьезной знахарки, что переняла по наследству от своей бабушки. Ее и разбойнички взяли для врачевания как своих, так и тех, кого ранят. Ведь воровское дело – одно, а вот за душегубство – прямая дорога на виселицу и в ад. А насчет внешности Дарьи и женского обаяния Творец побеспокоился с избытком. Темная шатенка, с карими глазами, она была под стать своему характеру, буйному, вспыльчивому, любознательному и страстному.

С Вульфом они сдружились быстро. Их объединил общий интерес ко всему, что взрывалось, дымилось, горело, убивало и лечило людей. Сейчас главной проблемой шведа были греческие стрелы, вернее, заставить их летать в нужном направлении, и Дарья стала первой помощницей. Она сразу сообразила, что хочет Вульф, нашла подходящего кузнеца и заказала у него железное копье. Копье было необычным и вызывало в лучшем случае смех. Кузнец поначалу даже отказывался:

– Засмеют меня люди православные! – вздыхал кузнец. – Виданное ли дело! Железное копье в три сажени длиной сковать! Это что за удалец такой? Как с ним будет управляться в чистом поле?

– А ты, кузнец, не печалься, – засмеялась Дарья. – Тот удалец заморский, и так ловко управится длинным копьем, что и сотня татар не устоит, а то и тумен.

Только по смеху и догадался кузнец, что перед ним девка, ряженная в парня. Хотел уж отказаться, но, узнав, что удалец жалует за работу три рубля серебром, согласился.

Пока князь с Вульфом правили государево дело, упал снег. Упал на замерзшую землю основательно. Теперь лежать ему до самой весны, – радость для ямщиков и путешественников. Сани, с подбитыми железом полозьями, готовы еще с лета. Запрягут в них крепкого коренного жеребца да двух пристяжных, и понесутся они по просторам русских дорог! Сани идут легко, мягко. Звенят бубенцы, поет, похрустывая под полозьями снег. Путнику в санях – удобства барские. Те плотно оббиты бычьей кожей и устланы войлоком, а сверху – добротной овчиной, а то и медвежьей шкурой. Путник сам в доброй шубе или дохе, а поверх с головой накрыт овчиной. Спишь, и никакой мороз не страшен. Выскочишь по нужде, и опять спи-отсыпайся, как медведь в берлоге.

Вот и медведям вологодским ныне подфартило. Улеглись дружно в сухие берлоги. И ведь когда ложиться, зверюга момент нутром чует. Ляжет, зароется валежником, и тут как тут – снегом покроет, даже следа для охотников не останется. Старые вологодские засеки, что когда-то возводились горожанами против татар, сейчас любимые места их лежки. Через засеки зверь с трудом пробирается, а человек в них даже нос не кажет. Когда-то они надежно прикрывали Вологду от неожиданных набегов ордынцев. Теперь только сгнившие бревна да пни напоминают о тех временах. Русь, освободившись от векового рабства ордынцев, сама устремилась на восток, встречь солнцу, с неудержимым желанием лучшей жизни.

Весело погнали ямщики свои упряжки по свежему насту. Поехали Вологодские молодухи в Сибирь за бабьим счастьем. Да не просто так, а согласно государеву указу, с охранной грамотой и приданым. Сибирские казаки, промысловые, купцы – мужики добрые, сильны и телом, и духом. Ведь слабый или хворый не отважится идти в безлюдье, за тысячи верст, а если отважится, то все равно сгинет от нагрузок нечеловеческих, мороза или другого лиха.

Вслед за своими подопечными отправился и князь Петр Шорин. Теперь в команде у него было двое: верный оруженосец Вульф и Дарья, тоже оруженосец, но уже – Вульфа, с главной обязанностью: следить за вновь приобретенным копьем.

6

То же время. Город Самарканд.

Во дворце молодого господина Тимура ибн Абдельшаха царила суета подготовки к путешествию в Сибирь. Вернее, суетились все, кроме самого Тимура. Во-первых, он был господином, а во-вторых, не имел даже понятия о предстоящем путешествии. Представление о нем чисто теоретическое имел только Турай-ад-Дин.

От бухарских купцов он узнал, что в Великой степи сейчас неспокойно. Монголы, джунгары, калмыки, киргизы ведут непрерывные войны друг с другом. Потрепанные в боях голодные орды, чтобы спастись, устремлялись в Великую степь. Кыпчакские племена, что издавна проживают в этих степях, хоть и не жалуют незваных гостей, но терпят по своей малочисленности, а порой и заключают союзы против русских, для разорения их городов и острогов.