Нежные листья, ядовитые корни, стр. 59
Первым пришел в себя Бабкин.
– Вызывайте полицию и «скорую», – непререкаемым тоном приказал он и перехватил за руку второго охранника, бросившегося к дверям: – Куда? Стоять!
– Посмотреть надо…
– Хочешь следы затоптать? Смотри, чтобы никто не выходил из здания. Алина Львовна, врача сюда, пусть спускается.
Администратор уже тыкала пальцем в кнопки телефона. Бабкин обернулся к подростку:
– Где она?
– Я п-п-п-п-покажу!
Не доходя до ели, мальчик остановился.
– Она там… лежит, – шепотом сказал он. – Ноги торчат.
Дерево высилось над парком, простирая лохматые ветви во все стороны. Грязное, уродливое, страшное. Над ним теснились мутно-сизые облака, толкая друг друга, словно зеваки.
– Ты молодец! – Бабкин утешительно потрепал его по плечу, и мальчик с благодарностью взглянул на него. – Беги обратно.
Ледяной пронизывающий ветер налетел на парк. У шарфа, который Макар успел намотать Маше на шею, заполоскались концы, словно их трепал невидимый злобный зверь. С ели посыпались длинные, как кости, иглы.
Мотю убили, думала Маша в каком-то болезненном отупении. Смешную, бестолковую, толстую Мотю с родимым пятном на лбу, Мотю, которая говорит «пумпон» и обожает своих детей и мужа.
Ей отчетливо вспомнилось, как Губанова хваталась за живот, когда переваливалась через сугроб. «Господи, я должна была раньше сообразить! Это жест беременной женщины. Неважно, какой у нее срок – она инстинктивно прикрывает ребенка».
Из-под нижних ветвей, словно из-под широкой темно-зеленой юбки великанши, торчали ноги в потертых коричневых ботинках. На земле был виден след от тела.
– Приволокла сюда, запихала под ель, – пробормотал Сергей. – Макар, приподнимай ветки.
– Постарайся тело не сдвинуть.
– Поучи меня еще.
Они оба как будто забыли о Маше, но так ей было даже легче.
– Сколько минут прошло с появления пацана, ты засек?
– Три.
«Три минуты? Всего лишь?»
– Маш, вернись в отель, – попросил Сергей.
Но она упрямо покачала головой.
– Я должна ее увидеть.
Сергей подавил вздох.
– Макар, держи эти чертовы колючки.
– Держу. Давай.
Макар приподнял огромную, тяжело обвисшую нижнюю лапу, и их глазам открылось подобие шалаша в основании елового ствола. Землю здесь покрывал ковер из сухих ржавых игл. А на ковре, неловко вывернув левую руку, лежала женщина.
На замшелой ветке над ней сверкнул солнечный луч. Маша взглянула на тело, и у нее подкосились ноги.
– Серега, – предупреждающе крикнул Макар. – Обморок!
Тот обернулся, не успев подлезть к стволу.
– Черт, Маша!
– Все нормально, – проговорила она. – Никакого обморока. Просто это не Мотя.
Несколько секунд Бабкин, словно не понимая смысла ее слов, смотрел на побледневшую жену, а потом обернулся к телу.
– Ну да, вижу. Это…
– Лосина, – подтвердила она. – Анжела Лосина.
Макар присвистнул от удивления.
– Вот так номер… – пробормотал Бабкин. – А Губанова тогда где?
– Будем надеяться, не лежит под соседним деревом, – цинично заметил Макар. – Хотя такой маскировочный шатер тут один. Серега, что у нее?
– Черепно-мозговая, насколько могу судить. Факт смерти зафиксирован… – Бабкин взглянул на часы, одновременно прижимая пальцы к шее. И вдруг дернулся: – Мать твою!
Маша с Илюшиным подскочили.
– Что? Что такое?
– Пульс есть! Маша, быстро за врачом! Быстро!
2
Когда «скорая», увозящая Анжелу, скрылась за поворотом, Бабкин отвел Машу с Макаром от столпившихся перед входом озабоченных посетителей и предупредил:
– У нас еще около пяти минут.
– До чего? – живо спросил Илюшин.
– До приезда полиции. Подстанция «скорой» здесь в два раза ближе.
– Опять Викентьева пришлют?
– Понятия не имею. Но предлагаю распорядиться этим временем с толком. Маш, Губанова точно сказала, что знает, кто убийца?
Маша вспомнила их короткий телефонный разговор.
– Она сказала, что знает, кто это сделал! Я решила, что речь о смерти Рогозиной.
– М-да, вариантов для толкования немного.
Илюшин отступил на шаг и уставился на крышу отеля, словно ожидал увидеть Мотю на карнизе. «А может, и в самом деле ожидает», – подумала Маша и тоже стала смотреть вверх.
Бабкин отчетливо хмыкнул.
– Вы что, надеетесь на фейерверк? Или что Губанова свалится вам на головы?
– Второе я бы не исключал.
– Макар!
– Хотя и маловероятно, – успокоил Машу Илюшин.
– Да уж вряд ли Зинчук потащит ее на крышу!
– Потащить не потащит, а заманить может, – возразил Макар. – Губанова тугодум. И доверчивая, как щенок.
– А Анжелу-то за что? – тихо спросила Маша. Лосина не была ни тугодумом, ни доверчивой. Зачем она пошла в парк?
– У меня пока только одно предположение, – Макар потер шею. – Она тоже догадалась, кто убил Рогозину. И решилась на встречу.
– Господи, зачем?
– Маша, я не господь бог, к сожалению. Шантаж как самая очевидная версия годится?
Маша кивнула. Да, шантаж годился. Анжела всегда была неразборчива в выборе средств. Но решиться шантажировать женщину, только что зверски убившую другую?!
– Все обо всем догадываются, кроме нас, – зло буркнул Бабкин. – Как ты и предсказывал, Зинчук начала расправляться с остальными.
Маша взглянула на Илюшина. Предсказывал? Когда?
Ей еще меньше, чем прежде, верилось, что Юлька способна на такое. Отомстить Рогозиной – возможно. Но убивать всех, кто издевался над ней?
– Следующие на очереди – Коваль с Савушкиной, – сказал Макар. – Надо их предупредить, что до Лосиной она уже добралась.
– Нет! Нам надо найти Мотю!
Маша схватила мужа за рукав. Сейчас ей было наплевать на Сову и Кувалду, вместе и по отдельности.
Бабкин почесал в затылке.
– Давайте-ка для начала еще раз в ее номере проверим, – предложил Илюшин.
– Согласен. Может, она давно вернулась и хрустит орешками, не подозревая, что тут происходит.
Его слова вызвали в Машиной памяти отзвук какого-то воспоминания. Она прижала холодную ладонь к виску, пытаясь вытянуть его на поверхность.
– Как ты сказал, Сережа?
Муж непонимающе взглянул на нее.
– В номер, говорю, надо подняться…
– Нет-нет, другое!
– Может, Губанова вернулась. И хрустит, скажем, орешками. Или чипсами…
Бабкин не мог взять в толк, что Маша хочет от него. Она так изменилась в лице, словно собиралась обидеться за Губанову. Но пока они с Илюшиным расспрашивали Матильду, она все время что-то жевала. Он не хотел сказать ничего дурного в ее адрес…
– Орешками? – переспросила Маша. – Орешками?!
И стремглав кинулась в отель.
Служащая спа-комплекса, в чью задачу входило выдавать полотенца и следить, чтобы их не стащили, с изумлением наблюдала, как мимо нее промчалась женщина в куртке и длинном зеленом шарфе. А за ней – двое мужчин.
В первые секунды она онемела от такой наглости.
– Эй! Эй! Вы что, очумели?! Стоять! Туда нельзя!
Но Маша уже была у бассейна. Она пролетела вдоль чаши, где лениво бултыхалась парочка купальщиц, и рванула прямиком к сауне. За ее спиной раздался топот: Илюшин с Сергеем догоняли, оскальзываясь на мокром кафеле.
– Хулиганы! – надрывался где-то сзади возмущенный женский голос. – Охрана! Охрана!
Две одинаковых двери на мгновение заставили Машу затормозить. Где они сидели в то утро?
– Да какая разница!
Маша рванула на себя ближайшую дверь и влетела внутрь.
В сухом жару на деревянной скамье белела одинокая фигура, завернутая в простыню. Время от времени фигура гулко всхлипывала.
– Матильда, твою мать! – сказала Маша, чуть не плача от облегчения. – Я бы сама тебя убила, честное слово.
Служащая, вбежавшая минуту спустя, застала удивительную картину. Хулиганка в куртке стояла посреди жарко натопленной сауны, а большая распаренная женщина в простыне рыдала белугой у нее на плече.