Навеки Элис, стр. 47

— Почему? Что плохого в том, чтобы испытывать эмоции в этом вопросе? Почему это плохо? Почему эмоциональное решение не может быть правильным? — спросила женщина, которая не плакала.

— Я еще окончательно не решил, и вы не давите на меня вдвоем. Вы не знаете всего.

— Так расскажи нам, папа, расскажи, чего мы не знаем, — сказала плачущая женщина, голос ее срывался, в нем слышалась угроза.

Это заставило его замолчать.

— Сейчас нет на это времени, у меня встреча.

Он встал и ушел, хлопнув дверью и напугав малыша в голубом, который начал засыпать на руках у мамы. Малыш заплакал. И как будто это было заразным, женщины тоже начали плакать. Теперь плакали все — розовый малыш, голубой малыш, мама, женщина рядом с мамой. Все, кроме Элис. Она не была ни расстроена, ни раздражена, ни напугана. Она была голодна.

— Что у нас будет на ужин?

Май 2005 года

Они подошли к стойке после того, как долго стояли в длинной очереди.

— Ну вот, Элис, ты какое будешь? — спросил Джон.

— То же, что и ты.

— Я буду ванильное.

— Замечательно, я тоже.

— Ты не хочешь ванильное, ты хочешь шоколадное с какой-нибудь добавкой.

— Ладно, я буду шоколадное с добавкой.

Для нее это было просто и легко, а вот его этот диалог заметно напрягал.

— Мне ванильное в рожке, а ей фуджи брауни в рожке, большие порции.

Вдали от магазинов и очередей, они сидели на покрытой граффити скамейке на берегу реки и ели мороженое. Всего в нескольких футах щипали травку гуси. Птицы были увлечены своим делом, и присутствие Элис и Джона их совершенно не беспокоило. Элис хихикнула, представив, что гуси то же самое думают о них с Джоном.

— Элис, ты знаешь, какой сейчас месяц?

Недавно прошел дождь, но небо уже было чистое, солнце высушило скамейку и согревало ей кости. Тепло было таким приятным. Белые и розовые цветки с дикой яблони, что росла неподалеку, рассыпались по земле, как конфетти на вечеринке.

— Сейчас весна.

— А какой месяц весны?

Элис лизнула мороженое и старательно обдумала вопрос. Она не помнила, когда последний раз заглядывала в календарь. Ей уже так давно не надо было думать о том, чтобы оказаться в определенном месте в определенное время. Или если и надо было оказаться где-то в определенный день и в определенное время, Джон знал об этом за нее и доставлял в нужное место в нужное время. Она не пользовалась устройством для записи назначенных встреч и больше не носила часы.

«Что ж, посмотрим. Месяцы года».

— Я не знаю, а какой?

— Май.

— О!

— Ты знаешь, когда день рождения Анны?

— В мае?

— Нет.

— А я думаю, у Энн день рождения весной.

— Нет, не у Энн, у Анны.

Желтый грузовик с ревом проехал по мосту недалеко от того места, где они сидели, и напугал ее. Один из гусей расправил крылья и загоготал на грузовик, защищая своих сородичей. Элис стало интересно: он такой смелый или просто горячий и не раздумывая лезет в драку. Она посмеивалась, размышляя об этом гусе. Лизала свое шоколадное с какой-то там начинкой мороженое и разглядывала здание из красного кирпича на противоположном берегу реки. В здании было много окон, а на золотом куполе — часы со старинным циферблатом. Оно казалось значимым и знакомым.

— Что это за здание, вон там? — спросила Элис.

— Это Школа бизнеса — часть Гарварда.

— О! А я преподавала в этом здании?

— Нет, ты преподавала в разных зданиях на этом берегу реки.

— О!

— Элис, где твой офис?

— Мой офис? В Гарварде.

— Да, но где в Гарварде?

— В холле, я думаю. Знаешь, я туда больше не хожу.

— Я знаю.

— Значит, не имеет никакого значения, где он находится. Почему мы не обращаем внимания на то, что действительно важно?

— Я пытаюсь.

Он взял ее за руку. Его рука была теплее. Ее руке было уютно в его руке. Два гуся вразвалку подошли к воде. Люди в реке не плавали. Наверное, она слишком холодная для людей.

— Элис, ты все еще хочешь быть здесь?

Его брови изогнулись, морщинки возле глаз стали глубже. Этот вопрос для него важен. Она улыбнулась, обрадовавшись, что может наконец дать ему точный и определенный ответ.

— Да, я сижу здесь, с тобой. И я еще не закончила.

И она, чтобы он лучше рассмотрел, подняла повыше свой рожок с шоколадным с какими-то там добавками мороженым. Мороженое начало таять и стекало по рожку на ее руку.

— А что? Нам пора уходить? — спросила она.

— Нет. Не торопись.

Июнь 2005 года

Элис сидела за своим компьютером и ждала, когда оживет экран. Только что звонила Кэти, проверяла, как дела, была взволнована. Она сказала, что Элис уже давно не отвечает на ее электронные письма, что она неделями не появлялась в чате «деменция» и что вчера она пропустила собрание группы поддержки. О ком так беспокоится Кэти, Элис поняла, только когда она упомянула о группе поддержки. Кэти сказала, что к группе присоединились два новых человека и что им порекомендовали группу люди, которые присутствовали на конференции по деменции и слышали речь Элис. Элис сказала, что это замечательные новости. Она извинилась перед Кэти за то, что заставила ее волноваться, и попросила передать всем, что у нее все в порядке.

Но если говорить правду, она была далеко не в порядке. Она еще могла читать и понимать небольшие отрывки текста, но клавиатура компьютера превратилась для нее в неподдающийся расшифровке набор букв. В действительности она утратила способность складывать слова из выложенного на клавиатуре алфавита. Ее способность использовать язык, которая отличает человека от животного, покидала ее, и, теряя эту способность, она все меньше и меньше ощущала себя человеком. Она уже давно со слезами попрощалась с ответом «Я в порядке».

Она кликнула свой почтовый ящик. Семьдесят три новых письма. Раздавленная этим количеством и бессильная ответить, она закрыла почту, так и не открыв ни одного. Она смотрела на монитор, перед которым провела большую часть своей жизни. На рабочем столе вертикально выстроились ярлыки от трех папок: «Жесткий диск», «Элис», «Бабочка». Она кликнула папку «Элис».

Внутри были еще папки с разными именами: «Административный», «Дом», «Джон», «Дети», «Доклады», «Конспекты», «Ланч-семинары», «Молекулы и разум», «Предложение грантов», «Презентации», «Студенты». Вся ее жизнь была в этих аккуратных маленьких иконках. У нее не хватило смелости заглянуть хотя бы в одну из них, она боялась, что не сможет вспомнить и понять собственную жизнь. Вместо этого она кликнула файл «Бабочка».

Дорогая Элис.

Ты написала это письмо сама себе, когда была в здравом уме. Если ты читаешь его и не можешь ответить на один или несколько следующих вопросов, значит, ты больше не в здравом уме.

Какой сейчас месяц?

Где ты живешь?

Где находится твой офис?

Когда день рождения Анны?

Сколько у тебя детей?

У тебя болезнь Альцгеймера. Ты потеряла большую часть себя, большую часть того, что ты любишь, и ты не живешь жизнью, которой хотела бы жить. У этой болезни нет хорошего конца, но ты должна сделать выбор, который будет достойным и справедливым и не будет унизительным для тебя и твоей семьи. Ты больше не можешь доверять собственным суждениям, но ты можешь доверять мне. Я — это ты, до того как Альцгеймер забрал большую часть тебя.

Ты прожила выдающуюся, наполненную жизнь. У вас с Джоном трое здоровых, замечательных детей. Они любимы и успешны. Ты сделала превосходную карьеру в Гарварде. В ней были вызовы, творчество, страсть, достижения.

Эта последняя часть твоей жизни, жизнь с Альцгеймером, и этот конец, который ты тщательно обдумала, трагичны, но твоя жизнь не была трагична. Я люблю тебя, горжусь тобой и всем, что ты делала, пока у тебя были силы.

А сейчас иди в свою спальню. Подойди к черной тумбочке возле кровати, к той, на которой стоит синяя лампа. Выдвини ящик этой тумбочки. В глубине его лежит пузырек с таблетками. На пузырьке белая этикетка, на этикетке черными буквами написано: «ДЛЯ ЭЛИС». В этом пузырьке много таблеток. Проглоти их все и запей большим стаканом воды. Убедись в том, что ты выпила все таблетки. Потом ложись в постель и спи.

Иди прямо сейчас, пока ты не забыла. И никому не говори о том, что ты делаешь. Пожалуйста, верь мне.

С любовью,

Элис Хауленд.