Унесенные страстью, стр. 38

– Вставай, чтобы я мог еще раз ударить тебя!

Джорджина ухватилась за раму и высунулась в окно:

– Калем! Прошу вас... Подождите!

Мужчины, подняв головы, посмотрели на нйе.

– Можно, это будет моя очередь?

Эйкен бросил на девушку яростный взгляд; глаза его сузились от ярости, а руки чесались от желания добраться до нее. Он снова поднялся, утирая рот. Но даже шагу не успел сделать.

На этот раз Калем нанес ему удар левой.

У-уф! Джорджина вздрогнула. Она могла бы поклясться, что Калем вмазал на совесть. Это был удар прямо в челюсть. Эйкен больше не встал.

– Вот это да! – крикнула она Калему. – Отличный удар!

Девушка закрыла окно, решительно, удовлетворенно дернув раму, потом вернулась к постели Эми.

Глава 26

Кирсти ничего не было слышно из-за двери. Она проклинала своего прапрадедушку. Тот по всему дому понаделал слишком уж толстые двери. Если бы такие здоровенные двери были в Харрингтон-Холле, она бы никогда ничего не услышала. Как же она узнает, что на уме у отца, если не сможет подглядывать за ним и подслушивать? Это было просто возмутительно – еще одно словечко с урока грамматики. Хуже того – не было даже замочной скважины, чтобы подсматривать!

Ну где это слыхано – дверь без замочной скважины?

В конце концов она сложила ладошку лодочкой, покрепче прижав и ее, и свое ухо к двери. Если как следует прислушаться, то можно, похоже, расслышать голос дяди Калема. Голос затих, и девочка повернула голову, пытаясь хоть что-нибудь расслышать другим ухом.

– Ага! Это что же я вижу – маленькая бесстыдница подслушивает под дверью?!

Кирсти так быстро отдернула голову, что Грэм и сплюнуть бы не успел.

– Фергюс!

Он подхватил ее и поднял высоко над головой.

– Это кто же? Сдается, я поймал домовенка. Шныряет тут по дому, высматривая, как бы утащить у людей сновидения.

– Каждому известно, что домовые не таскают сновидения у людей.

– Неужели?

– Да. – Девочка наклонилась к его лицу совсем близко, согнула пальцы, как когти, и помахала ими у Фергюса перед носом. – Домовята по ночам залезают к тебе в постель и сажают бородавки тебе на нос!

Старик громко, от души расхохотался.

– Уж не думаешь ли ты посадить бородавку мне на нос?

Кирсти скрестила руки и решительно помотала головой.

– Я ведь не домовенок!

– Дай-ка я гляну!..

Он притянул ее так близко к своему старому обветренному лицу, что они столкнулись носами. Туман и утренняя роса осели на седых волосах старика и его бороде; он испещрил его морщины и дубленую кожу, точно капли дождя. Лицо у Фергюса Мак-Лаклена было похоже на сливу, в которую запустили желудем. Нос у него был мясистый и круглый, а глаза ярко-зеленые; они сверкали из-под бровей, кустистых и мохнатых, словно громадные гусеницы. Щеки его были красновато-лиловые, похожие на сладкие засахаренные вишни; некоторым из девочек в школе присылали такие их родители в награду за хорошую учебу или просто потому, что скучали по ним.

Фергюс прищурился, глядя на нее.

– Ух! Ты права. Теперь-то я вижу. Ты вовсе не домовенок.

– Я же тебе говорила!

– Хм, значит, это какая-нибудь маленькая зверушка!

– Я не зверушка! Я – Кирсти!

– Какая же ты Кирсти? Она ведь была совсем крохотная – вот такого росточка! Не можешь ты быть моей Кирсти!

– Но я же Кирсти!

Фергюс, опустив девочку, продолжал над ней подшучивать, притворяясь, что он ей не верит, и подняв невероятную кутерьму. Он обошел вокруг нее, задумчиво теребя свою бороду. Потом наклонился, прищурившись, и стал разглядывать ее.

Фергюс наотрез отказывался носить очки. Он заявлял, что и так прекрасно все видит и ни к чему ему цеплять эти круглые стекла себе на нос, точно он какой-нибудь «старый дурень». Старик утверждал, что если бы Всевышнему было угодно, чтобы он, Ферпос, носил очки, он бы так и родился с ними. Даже ее маме не удавалось уговорить его. Девочка рассмеялась и, подбоченившись, стала кружиться вместе со стариком.

– Я выросла на целых три дюйма!

– Да уж, малышка, я вижу, ты и в самом деле выросла!

– И я теперь дома, Фергюс! Я дома!

Старик перестал дурачиться и снова сжал ее в своих медвежьих объятиях.

– Ага, – проворчал он хрипло. – Ты дома, малышка.

Он одним махом посадил ее к себе на широкие плечи и понес по коридору.

Кирсти подпрыгивала у него на плечах, воображая, будто она один из полудобрых рыцарей, скачущий на громадном боевом коне. Спустя минуту она похлопала Фергюса ладошкой по голове.

– Куда мы едем?

– Я хочу забрать Грэма.

– Зачем?

– Потому что у меня есть сюрприз для вас обоих.

– Сюрприз?

– Ну да.

– А какой?

– Ну, знаешь... Если я скажу тебе, то ведь это уже не будет сюрпризом, правда?

– Пожалуйста, Фергюс... пожалуйста, скажи мне до того, как ты скажешь Грэму. Я хочу быть первой!

– Я беру вас обоих к себе, на мыс Игл.

– На другой конец острова?

– Ну да.

– А почему?

– Вот так-так! Ты что же, не хочешь поехать со мной, малышка? Не хочешь, чтобы я рассказал тебе истории о великих шотландцах и научил тебя ловить форель руками? – Фергюс открыл дверь. – А ну-ка, пригнись, малышка!

Девочка припала к его шее, и он внес ее в комнату; Грэм сидел на кровати, натягивая чулки и ботинки.

– Фергюс!

Сорвавшись с места, Грэм бросился к ним, но зацепился за шнурки и грохнулся на пол. Фергюс рассмеялся:

– Смекалистый мужчина первым делом шнурует ботинки, а потом уже бегает в них, сынок.

– Грэм не смекалистый, – бросила Кирсти.

– Неправда! Я смекалистый! Я знаю, сколько будет пятью пять, и про то, что пауки живут только один год, а омары не красные, пока их не сваришь.

Фергюс взглянул на Грэма:

– Сразу столько всего, сынок? Неужто это все умещается в твоей маленькой головке?

Кирсти потянула Фергюса за ухо:

– Спусти меня вниз!

Он присел, и девочка спрыгнула на пол, вытянув руки перед собой и сдвинув лодыжки покрепче – на удачу.

– Его голова уже набита до краев всякой всячиной, Фергюс. Там совсем не осталось свободного местечка, чтобы выучить хоть что-нибудь еще.

Грэм посмотрел на нее хмуро:

– Чертовка!

– Молокосос!

– Рыбья морда!

– Вонючка-скунс!

Кирсти было сейчас наплевать, как он ее обзывает. Зато она знала кое-что, чего он не знал. Взглянув на Фергюса, девочка сказала:

– Его голова так набита, что ты уже не сможешь ничему научить его. Так что придется тебе оставить его здесь.

Грэм ухватился за громадную руку Фергюса:

– Куда вы собираетесь?

Кирсти вздернула подбородок:

– На мыс Игл. Фергюс научит меня ловить форель.

– Я тоже хочу поехать.

– Тогда собирайся живее, сынок.

Грэм помчался укладываться, а Фергюс все подшучивал над ним, так же как раньше над Кирсти, из-за того что он растет слишком быстро.

Кирсти не хотелось уезжать. Они ведь только ночью приехали. Зачем же им теперь уезжать так быстро? Она вяло потащилась к кровати и вытащила из-под нее чемодан, с маху опустила его на матрас и открыла. Мамино зеленое платье так и лежало свернутое возле подушки – никчемным бесформенным комом.

Внезапно Кирсти почувствовала, что снова вот-вот заплачет. Девочка отвернулась от Грэма и Фергюса и несколько раз глубоко вздохнула. Где-то в уголке ее сознания гнездились сомнения, не рассердила ли она папу, когда заплакала вчера ночью и когда не разрешила той девушке-змее надеть это платье.

Кирсти опустила глаза, глядя на свои туфли; ей страстно захотелось быть другой. Ей хотелось, чтобы в душе ее не было этой вечной неразберихи. Ей хотелось бы не плакать... никогда. Ей хотелось бы быть как те девочки в школе, у которых были папа и мама, и они к ним приезжали, и привозили им подарки, и говорили им, как они соскучились без них.