Унесенные страстью, стр. 27

Однако Джорджина Бэйард не намерена была так стоять. Выскочив у Эми из-за спины, она ударила Рока кулачком прямо в его могучую челюсть. Фатум с ужасом взглянул на замахнувшуюся руку Джорджины и тотчас же растаял в тумане.

Эми заморгала, обернулась и посмотрела на Джорджину; та по-прежнему сидела рядом с ней. Оказалось, она вовсе не смотрела на нее, как думала Эми. Глаза ее были опущены – Джорджина смотрела на воду.

Внезапно по лицу ее словно бы пробежала тень, ее темные изогнутые брови на мгновение сошлись на переносице; девушка подняла глаза.

– Мне кажется, вода прибывает. Смотри.

Джорджина указала на воду, которая поднялась и была теперь всего лишь в каком-нибудь дюйме от каменного выступа, на котором они сидели.

– Да, она и правда прибывает. Что же нам делать?

– Уходить.

Джорджина приподнялась.

Эми встала на колени, отряхивая юбку; напрасное усилие, так как платье ее больше походило на лохмотья. Девушка покачала головой, подняла глаза и застыла. В следующее мгновение она локтем толкнула Джорджину в бок:

– Ой!

Джорджина вздрогнула и сердито посмотрела на Эми:

– Ты что?

Эми кивком указала на вход в пещеру; она услышала, как прерывисто вздохнула Джорджина.

В проеме, в таинственных отблесках света от фонаря, стояла маленькая девочка с кудрявыми золотистыми волосами. Она была в белой ночной рубашке с высоким воротом; из-под кружев подола видны были кругленькие розовые голые пальчики. Она была похожа на ангела, возникшего из тумана. Эми моргнула; на миг она подумала, что перед ней призрак. Однако это ангельское дитя было вполне реальным.

Выражение лица девочки было, однако, совсем не ангельским. Она так сердито смотрела на девушек, будто увидела дьявола со всей его ратью. Потом, очень медленно подняв свои ручонки, девчушка навела на Джорджину и Эми огромный, дрожавший в ее руках пистолет.

Глава 16

– Эта девушка точно создана для тебя.

– Мне не нужны никакие девушки.

Калем хмуро взглянул на Эйкена; они пробирались сквозь прибрежные заросли. Он на миг остановился, чтобы убрать с дороги низко нависшую ветку, и тотчас же водопад росы и сосновых иголок обрушился ему на голову и на лицо. Калем яростно посмотрел на широкую спину Эйкена и стал отряхивать рубашку.

Эйкен повернулся к нему:

– Даже девушка, ставшая жертвой? – Он похлопал Калема по плечу, нахально улыбнувшись ему прямо в лицо. – Что с тобой, брат? А я-то думал, что ты хочешь в одиночку спасти весь мир от несправедливости.

Нервы у Калема и так уже были натянуты до предела, и он высказал Эйкену в не слишком приличной, зато вполне недвусмысленной форме, куда тому следует отправиться. Однако у брата на лице появилось давно ему знакомое выражение.

Упрямое. Дерзкое. Невероятно самоуверенное. Именно такое, какое обычно навлекало на Эйкена неприятности, а заодно и на Калема тоже. Как теперь.

– Эта девушка как раз то, что тебе нужно.

– Откуда ты знаешь, что мне нужно?

Эйкен засмеялся:

– Уж я-то лучше всех это знаю.

– Ты стал говорить прямо как Фергюс.

Эйкен стоял в лесных зарослях, настороженно прислушиваясь, словно гончая при охоте на оленя, ждущая, чтобы ветер донес до нее запах дичи. Калем двинулся было к нему, но сапоги его увязли в густой грязи. Он поднял глаза. Белая пелена покачивалась наверху в кронах деревьев, словно эти толстые сучья, торчавшие во все стороны, были руками, готовыми сбросить тяжелую массу тумана прямо им на головы.

Калем стоял нахмурившись и с раздражением пытался счистить с волос сосновую смолу. Она была липкой, как патока. Он посмотрел на руки и попытался оттереть их носовым платком, который тут же прилип к смоле на ладони. Калем дернул его несколько раз. Белый платок развевался у него на руке, точно сигнал поражения.

Эйкен тем временем обошел полянку, очевидно, высматривая, не осталось ли тут следов девушек. Сделав несколько шагов, он остановился и покачал головой:

– Здесь их тоже нет.

– Зачем мы тут торчим? Так, наугад, мы никого не найдем. Надо прочесать весь участок начиная от дома, тщательно, методично. Четко наметить маршрут, так чтобы проверить каждый дюйм. Где-нибудь поблизости должны быть следы.

Эйкен повернулся и пошел назад, к пристани, точно и не слышал ни слова из того, что говорил Калем. Тогда Калем закричал ему вслед:

– Так мы их никогда не найдем! Они могут быть где угодно!

Он попробовал вытащить ноги из вязкой грязи. Послышалось громкое хлюпанье.

– Черт бы побрал это все!

Калем взглянул на спину Эйкена.

– Какого дьявола ты все это сделал? Это самая дурацкая из всех твоих шуток!

Эйкен шел, не останавливаясь, но голос его долетал до Калема:

– Я бы с радостью поспорил на половину моей конюшни, что, если бы ты был там, где был я, и видел то, что я видел, ты бы раньше меня умыкнул эту девушку.

Калем сунул платок в карман и пошел вслед за Эйкеном.

– При этом ты просто потерял бы своих лошадей. Я готов с тобой поспорить.

– Нет, ты не станешь, – уверенно возразил Эйкен.

– А вот и стану!

Конюшни были вотчиной Эйкена, и, к бесконечному удивлению Калема, они всегда были прибраны. Тем не менее и здесь необходим был порядок во всем: хорошо оборудованное помещение для работы, каждая вещь должна иметь свое определенное место. Частенько руки у него так и чесались, но не от сосновой смолы, а от желания устроить все как следует на рабочем месте Эйкена. Мешки с кормом можно было бы держать в одном месте и аккуратно сложить штабелями – быть может, в соответствии с датой их приобретения. Упряжь следовало бы почистить – Эйкен никогда не обращал внимания на подобные мелочи, – и Калем мог бы повесить подходящего размера крюки для уздечек и недоуздков, чтобы они были под рукой и висели бы в ряд – по частоте употребления.

– Если ты тронешь мои конюшни, я дам тебе в глаз. Я знаю тебя, Калем. – Эйкен оглянулся на него. – Первое, что ты сделаешь, – это расставишь лошадей в стойлах по именам. В алфавитном порядке. Потом вычертишь графики кормления, выездки и разведения. А под конец ты, наверное, составишь омерзительную опись всего, что есть в конюшнях, – инструмента и упряжи.

Эйкен был прав. Калем как раз уже подумывал о такой описи. Но будь он проклят, если в этом признается. Навести идеальный порядок в конюшнях Эйкена – подобная мысль не раз приходила ему в голову, главным образом из чувства самозащиты. В последний раз, когда он был там, Калем зашел за угол и споткнулся о ручку лопатки для навоза.

Эйкен с минуту смотрел на него.

– Перестань хмуриться, брат! Ты совсем потерял чувство юмора. Раньше ты не был таким педантом.

– Мне нравится, когда в моей жизни царят покой и порядок.

– Ага. И скука.

– Мне нравится моя скучная жизнь. Да и ты бы не выдержал, если бы этих женщин напускали на тебя. Каждый раз, стоит мне обернуться, под носом у меня оказывается какая-нибудь женщина.

Эйкен снова зашагал вперед, но не прежде чем Калем услышал, как тот пробормотал, что ему бы хотелось иметь эту черненькую чертовку, и не только под носом. Калем с удовольствием сунул бы под нос Эйкену кулак. Он прошел еще несколько шагов. Пусть эти девушки будут где угодно, только бы подальше от этого острова. И пусть они исчезнут отсюда сейчас же.

После нескольких минут такого блуждания вдоль и поперек по берегу залива Эйкен заявил:

– Ты не можешь не признать, что девчушка, которую я привез тебе, получше тех женщин, которых находил тебе Фергюс. Она просто куколка, хотя и хнычет слишком много.

– Вовсе она не хнычет, – возразил Калем. Он как будто защищал ее. С чего это вдруг? Калем резко остановился и нахмурился; внезапно ему стало не по себе.

Но, как бы он ни старался, он не мог себя заставить сердиться на нее. Думая о ней, Калем вспоминал о том, что он увидел в ее глазах – взгляд, который поразил его до глубины души. Она нуждалась в защите.