Железный пират (сборник), стр. 130

— Вы хотите этим сказать, маркиза, что и другие, кроме вас, находятся в опасности из-за этих негодяев?

— Нет, я хочу скорее сказать, что Венеция нуждается прежде всего в том, чтобы она могла защищать свои интересы и интересы своих союзников-французов. Иначе вместо одного врага у вас их окажется два. Вы накажете виновного, а вместе с ним и невиновного. Конечно, я рассуждаю, как женщина, но, может быть, и мужчине могут пригодиться мои рассуждения. Я говорю, конечно, как жена француза, но в то же время не скрываю, что я люблю Италию и стою за ее свободу.

— И вы говорите, как особа, про которую рассказывают, что ее дом являлся могилой для моих соотечественников? Я вижу, что вы даже не потрудились оправдаться в данном случае.

— Есть вещи, в которых лучше не оправдываться, генерал. Я ссылаюсь в этом случае на моего друга Вильтара.

Вильтар выслушал этот диалог с большим вниманием и очень радовался тому, что мог теперь заговорить и отвлечь внимание Бонапарта от рассуждений, которые могли причинить вред его тайным планам.

— Я вполне согласен с маркизой, — заметил Вильтар, — и должен сказать, что если в Венеции и есть один дом, где мои соотечественники могут быть в полной безопасности, так это именно в ее доме. Я ведь писал вам об этом в том же письме, где сообщал о смерти этого бедного Ланжье. Бедный малый, он умер, призывая Францию отомстить за него, он умер с вашим именем на устах.

— И он не напрасно призывал меня в свой смертный час: никогда ни один француз не будет призывать меня напрасно. Я приехал сюда, чтобы сказать это венецианцам через их послов, которые должны прибыть сюда сегодня утром. Они услышат сегодня мой ответ.

Он встал из-за стола и, подозвав Моро, отправился с ним в комнаты. Все, один за другим, последовали его примеру, так что в скором времени Вильтар остался наедине с Беатрисой, и, к видимому ее удивлению, в первый раз с тех пор, как она его знала, он казался не расположенным к разговору.

— Маркиза, — начал он наконец нерешительно, — итак, ваш друг Гастон в Вероне?

Она ответила ему с напускным равнодушием, что так, по крайней мере, сказал ей сам Бонапарт.

— А вы, маркиза, конечно, последуете в скором времени за ним? — спросил он ее.

— Я еще не составила себе никаких планов относительно будущего, — ответила она.

— Простите меня, но я их составил уже за вас, мы с Бонапартом обсудили все, он желает, чтобы вы отправились в Верону и там открыли свой салон. Ведь очень невыгодно для города, если знать покидает его. Мы вовсе не хотим, чтобы по всему миру разнеслась весть о том, что мы — такие варвары, что с нашим появлением прекращается всякая общественная жизнь. Вы отправитесь в Верону и поселитесь в приготовленном для вас доме, чтобы служить хорошим примером как для французов, так и для иностранцев. Граф Гастон уже, наверное, ждет вас там, не надо слишком долго томить его ожиданием, маркиза.

Сделанное ей открытие чрезвычайно удивило ее, но она сейчас же поняла, в чем дело. Бонапарт хотел устроить так, чтобы суметь сказать всей Европе: лучшие из итальянцев расположены ко мне и приглашают к себе в дом моих соотечественников. Инстинкт подсказывал ей, что она должна отказаться служить простым орудием в руках политики, но Вильтар уже воспользовался ее минутным молчанием и высказал еще следующий аргумент.

— Это — очень опасная миссия, — сказал он ей, — и очень немногим можно было бы доверить ее. Умная женщина сумеет многое сделать для Италии, если только у нее хватит мужества на это. Она найдет прекрасного союзника в лице моего друга Гастона, который назначен начальником отдельного отряда. Я знаю, что в данном случае он сильно рассчитывает на вас.

— Дайте мне подумать, — сказала она тихо, — а затем я дам вам свой ответ, Вильтар.

— Хорошо, маркиза, думайте до захода солнца, а пока поедемте посмотреть драгунов Моро. Генерал делает им сегодня смотр, и они поедут с вами в Верону. Да, я уверен в том, что вы не заставите ждать Гастона напрасно.

Беатриса молча последовала за ним, раздумывая о том, как странно устраивает все судьба, заставляя ее все время невольно встречаться с человеком, которого она любила.

Что касается Вильтара, он больше уже не сомневался в том, что она поедет в Верону.

XX.

Джиованни Галла стоял у дверей фермы, когда Беатриса выходила из нее, и он сообщил ей несколько новостей, сильно удививших ее.

— Лорд Брешиа здесь, — сказал он, подсаживая ее на лошадь, — он в настоящее время говорит с Бонапартом.

Она подумала немного, потом сказала ему:

— Мне бы хотелось поговорить с ним, Джиованни. Постарайся устроить мне то.

— Это легко сделать, ваше сиятельство; положитесь на меня.

Он больше ничего не прибавил, так как к ним подъезжал Вильтар на красивой серой лошади, радостный и сияющий под впечатлением прекрасного утра и веселого зрелища. Воздух был свеж и приятен, в долине перед ними двигались отряды конницы и пехоты, гремела артиллерия, картина менялась каждое мгновение и представляла собою поистине величественный вид. Сам Бонапарт в своей серой куртке и треугольной шляпе расположился на небольшом холме, окруженном высокими соснами, и вместе со своей свитой, состоящей из ста офицеров самых разнообразных форм, ждал, пока драгуны Моро выстроятся перед ним на равнине.

— Вот, посмотрите на этих людей, маркиза, — сказал Вильтар, не без гордости посматривая на стройные ряды солдат, — с ними мы заставим даже Австрию говорить так, как нам захочется. Не правда ли, они великолепны, маркиза? Не правда ли, несмотря даже на правительство, мы умеем заставить помнить о себе?

— Да, это верно. Стоит только взглянуть на эти обгоревшие дома, и невольно вспомнишь ваши войска.

Вильтар, нисколько не смущенный этим замечанием, ответил совершенно спокойно:

— Видите ли, маркиза, ведь если бы не было этих обгорелых домов, не было бы мира. Сознайтесь, что вы ничего не имели бы против подобного свидетельства, если бы это были французские дома? Ведь известно, что только побежденные жалуются всегда на жестокость войны. Мы, французы, по природе своей совсем не жестоки. Но мы должны одерживать победы, а для этого необходимо воевать.

Он искусно отвлек ее внимание, указав ей в эту минуту на блестящую кавалерию, устанавливавшуюся рядами, чтобы пронестись галопом мимо Наполеона. Сцена эта была действительно поразительна, и забыть ее было нелегко. Вдруг раздался рожок, и затем послышался шум приближающейся кавалерии. Отряд Моро приближался, как ураган, ужасный и непобедимый в своем стремительном движении. По мере его приближения раздавался все громче и громче гул голосов, приветствовавших Бонапарта, этого гения в серой куртке и треуголке, сумевшего создать подобное грозное орудие войны. Беатриса, когда она наконец была в состоянии отвести глаза от этой сверкающей массы людей и лошадей, взглянула на Бонапарта и увидела на лице его выражение высокого, истинного наслаждения. Лицо его оставалось по-прежнему бледным и неподвижным, но глаза его сияли, как две звезды, в них сосредоточивалась в данную минуту вся жизнь этого человека. Бонапарт, казалось, в эту минуту заглядывал в будущее и видел уже у своих ног королей и царей всей Европы; он видел себя властелином всего мира. И он говорил себе, вероятно, в этот момент: «Дело мое начато!»

Кавалерия уже скрылась из глаз среди облаков пыли, и только вдали раздавались еще трубные звуки. Когда все затихло, Беатриса заметила, что она составляет центр блестящей группы, самым выдающимся в которой был генерал Моро, весело принимавший похвалы своей кавалерии, которые раздавались положительно со всех сторон. Когда он выслушал их все и также получил заслуженную благодарность от Бонапарта за блестящий вид конницы, он с видимым удовольствием обратился к Беатрисе и вступил в разговор с ней. Она же со своей стороны приветствовала его, как самого достойного и доблестного из генералов, сопровождавших Бонапарта в этом подходе в Италию. Она очень охотно согласилась на его предложение проехаться с ним по направлению к деревушке.