Голубой пакет, стр. 55

Наруз Ахмед сообразил, почему он так долго не мог отыскать этот проклятый рельс: он искал его в пределах десяти шагов от колодцев, ориентир же торчал в двадцати пяти шагах.

Обессиленный Наруз Ахмед уселся на песке, отдохнул, выкурил папиросу и, шумно вздохнув, дрожа от нетерпения, встал, готовый к дальнейшим поискам. Теперь все зависело от точности ориентировки. Он достал компас со светящимися стрелками и отпустил зажим. Стальная тросточка длиной ровно в аршин служила ему меркой. Отмерив семь тросточек от рельса строго на восток, он уткнулся в один из колодцев. От колодца он проложил пять тросточек на северо-восток и поставил вешку. Потом от нее он отмерил еще семь — на юг, затем на север и, наконец, четыре на запад. Все! Хватит! Теперь надо копать. Он воткнул в песок тросточку, сбросил с плеч рюкзак и вынул из него небольшую саперную лопату с короткой деревянной рукоятью. Затем очертил круг диаметром в метр, опустился на колени и начал копать.

Верхний слой песка, наносный, не слежавшийся, подавался легко. Далее песок становился плотным, копать было труднее. Но все же работа быстро подвигалась вперед.

Взволнованный и потный Наруз Ахмед отбрасывал песок во все стороны, все больше углубляясь в почву и расширяя края ямы. Когда глубина ее достигла полуметра, на ладонях Наруза вздулись волдыри. Но что такое волдыри в сравнении с тем, что лежит на дне ямы? Ерунда, о которой даже не стоит думать.

Но вот что-то глухо звякнуло. Наруз Ахмед отложил лопатку в сторону, лег плашмя и с замирающим сердцем стал по-собачьи разгребать песок руками.

Когда он вытащил из ямы первый череп, то едва не закричал от радости. Он готов был расцеловать пожелтевшую кость, вскочил на ноги, обхватил череп руками и, испуская дикие вопли, принялся выделывать ногами невообразимые фигуры. Успокоившись, Наруз вновь улегся на песок и энергично заработал руками. За первым черепом последовал второй, третий, четвертый и, наконец, последний, пятый, как и указано на клинке. Теперь на песке уже лежала пирамидка черепов. Все правильно! Никакой ошибки! Сейчас он доберется.

Наруз Ахмед яростно вгрызался в песок, рвал, рыхлил его пальцами и пригоршнями выбрасывал наружу. Сердце ходило ходуном от восторга, усталости, возбуждения. Надо бы сделать передышку, но он уже не мог остановиться. Пот катился по лицу, заливал глаза, спина взмокла, и рубаха прилипла к телу. Если бы сейчас затрещали пулеметы и стали рваться снаряды, он все равно не прекратил бы рыть. Наконец палец правой руки скользнул по чему-то твердому. Наруз Ахмед всем корпусом сунулся в яму. Руки его заработали еще быстрее. И вот они ухватились за что-то. Напрягая остатки убывающих сил, Наруз вытащил здоровенный глиняный кувшин. В него можно было вместить не меньше двух ведер воды. Синие жилы вздулись на его лбу и мышцах рук, когда он приподнял кувшин, чтобы оттащить в сторону. Обессиленный, он упал рядом с кувшином.

Вот он, клад! Вот оно, богатство! Вот оно, наследство отца! Теперь все.

Когда Наруз Ахмед отдышался, он сунул руку в горловину кувшина. Пальцы наткнулись на плотный, как камень, песок. Тогда, напрягшись, он перевернул тяжелый кувшин вверх дном, чтобы вытряхнуть содержимое. Но песок, видимо, так спрессовался, что закупорил горловину, точно притертой пробкой. Видя, что из этой затеи ничего не выйдет, Наруз схватил лопатку и с силой ударил по кувшину. Лопатка отлетела от него, как молот от наковальни. Наруз нехорошо выругался, постоял в раздумье, тяжело дыша, затем схватил кувшин в охапку и потащил к рельсу. Уж против стали никакая глина не устоит!

И кувшин не устоял. Ударившись о конец рельса, он развалился на куски. Развалился, и из него высыпался песок. Да, песок. Обыкновенный песок пустыни, который на сотни километров простирался вокруг. Кругом пустыня… Везде этот проклятый песок… И во рту он хрустит, к телу прилип. В тяжелой, налитой голове — тоже будто песок…

Наруз Ахмед стоял, тупо уставившись на обломки кувшина. В глазах его мелькали желтые точки, будто колючие песчинки.

Постояв, он медленно опустился на колени и трясущимися руками стал перебирать каждый слежавшийся комочек. Песок бежал между пальцев бесконечным ручейком, и казалось, нет конца этой быстро текущей, тающей в пальцах струйке.

В эти минуты Наруз Ахмед еще неспособен был охватить умом случившееся. Мозг его будто выключился, и оставалось лишь странное ощущение, что вместе с вытекающим сквозь пальцы песком уходят из тела мысли, силы, жизнь. Это отупение длилось недолго. Внезапно он вскочил на дрожащие ноги. Больше он не мог сдерживать себя. Он рванул ворот рубахи и разразился страшными проклятиями. Он проклял аллаха и Магомета, пророка его, проклял того, кто опередил его, проклял самого себя и тот день, когда родился. Этот обезумевший человек повалился на песок и стал кататься по нему, и лишь когда на востоке заалел край неба, Наруз Ахмед пришел в себя и поднялся. Опустошенный, разбитый, он взял свой рюкзак и ковыляющей походкой поплелся к железной дороге.

24

"Москвич" катился на средней скорости по узкой полоске щебенчатой дороги. Освещенная лучами фар дорога походила сейчас на широкий арык и убегала в темную даль.

Получив от Икрама-ходжи изрядную сумму за операцию по изъятию клинка, Гасанов возвращался в Бухару. Настроен, он был отлично. Все обошлось гладко, лучше, чем он ожидал, а сумма, полученная от старика, намного превышала обычную оплату. Гасанов спокойно вел машину и мурлыкал себе под нос что-то веселое. Вдруг дорога впереди посветлела: Гасанов догадался, что его нагоняла машина. Водитель этой машины то включал, то выключал свет — и циферблаты на приборном щитке "Москвича" то вспыхивали, то гасли. Скоро раздались два коротких гудка. Гасанов определил по сигналу, что его нагоняет "Победа" и просит уступить дорогу.

Пусть обгонит! Гасанову некуда спешить. Он сбавил газ и свернул к обочине. "Победа" шурша пролетела мимо, подняв густые клубы пыли, и вскоре два красных огонька ее стоп-сигналов исчезли.

Гасанов продолжал ехать полегоньку, пока не улеглась пыль, а потом набрал прежнюю скорость.

Впереди замаячили два огонька: это задний свет той же "Победы". Чего же она тянется, как арба, и никак не оторвется от "Москвича"? Гасанов ослабил нажим ноги на педаль акселератора, но огоньки почему-то не удалялись, а приближались. Неужели "Победа" застряла?

По сторонам замелькали деревья шелковиц с шарообразными кронами, и в полосе света фар мелькнули перила моста через арык. Потом обрисовался весь мост и стоящая на нем автомашина. Это "Победа". Она застопорила. Гасанов посигналил и увидел шофера чужой машины. Он возился у откинутого капота.

"Этого еще не хватало! — с досадой подумал Гасанов и метрах в пятнадцати от моста остановил свой "Москвич". — Надо сходить узнать, что с ними приключилось".

В это время задние дверцы "Победы" распахнулись, и из машины вышли двое военных. Быстрыми шагами они направились к "Москвичу".

Гасанов смотрел на них, точно завороженный, и почти не дышал. Военные подошли к "Москвичу" с обеих сторон. Тот, что слева, открыл дверцу и низким голосом приказал:

— Подвиньтесь!

Гасанов безропотно выполнил команду и уступил свое место. Неизвестный сел за баранку, а его товарищ расположился на заднем сиденье.

Гасанов не рискнул ни протестовать, ни даже спросить, с кем он имеет дело и чем можно объяснить такую бесцеремонность со стороны офицеров.

Захлопнулись дверцы, и заурчал включенный мотор. "Москвич" тронулся вперед, у самого моста развернулся и покатил обратно в Токанд. За ним последовала "Победа". Теперь она уже не просила уступить дорогу, а покорно пробивалась через облако пыли, вздымаемое "Москвичом".

У Гасанова хватило все же сообразительности понять и должным образом оценить происшедшее. Немного погодя он оправился от столбняка, в который было впал вначале, поерзал на месте и уселся поудобнее. Нужно было раскинуть мозгами. Интересно, что они знают. И что послужило причиной? Неужели завалился старый Икрам? Быть не может! Такого волка голыми руками не возьмешь. Нет, тут что-то другое. А что же? Спекулятивные махинации? Но причем здесь эти фуражки? Они, насколько ему известно, никакого отношения к милиции не имеют. Странно. Очень странно… Плохо и то, что он не знает, сколько в его кармане денег. Дурак! Даже не пересчитал. Впрочем, деньги ерунда. Под сиденьем хранится радиостанция и закодированная, не переданная еще радиограмма. Вот это совсем серьезно. Но теряться не следует. Может быть, еще не все шансы потеряны…