Голубой пакет, стр. 176
— Товарищ Назаров, — объявил Дмитриевский, — останетесь с товарищем Волковым здесь в засаде! Через три часа я приду вам на смену. Кто бы ни появился, задержать и дать знать мне! Сигналы прежние. Я расположусь в километре строго на север. Прохорова останется с пленным.
Дмитриевский обошел опушку и в полкилометре от нее сделал привал.
Сумерки сгущались. Лес погружался в темноту. На небе затеплилась первая звездочка.
Вслушиваясь в лесную тишину, Дмитриевский сидел, прислонившись к дереву, и потягивал укрытую ладонями папиросу. Рядом лежал автомат.
Теплая июньская ночь вступила в свои права. Темнота уже окутала все вокруг, и даже светлые стволы деревьев чуть угадывались. И только небо, усыпанное звездами, излучало бледный, голубоватый свет.
Усталость давала себя знать: наваливалась сонная одурь, клонилась голова. Капитан решительно встряхнулся и встал.
60
Юля спала под верстаком на жесткой постели, устроенной Чернопятовым. Ей снился Андрей, и она видела возле себя его строгие и доверчивые глаза. Она не слыхала, как вернулся Чернопятов, как впустил кого-то. Негромкий разговор спугнул ее сон.
— Я побаиваюсь немного, — убеждал кого-то Чернопятов, — как воспримут твое появление на передовой.
«С кем это он?» — подумала разведчица.
И вдруг Чернопятову ответил голос, от которого по сердцу ее прокатился холодок:
— А почему они могут плохо воспринять? Ведь я приду не один, а с нею.
Кому мог принадлежать этот глуховатый, неторопливый голос с акцентом? Где она уже слышала его? Почему он вызвал у нее страх?
— Пожалуй, ты прав, — согласился Чернопятов. — Вдвоем не страшно. Да и паролями я вас обеспечу надежными. А мундир поновее у тебя есть? Этот уж больно паршиво выглядит. Нет в нем блеска, шика…
— Для такого случая найду.
Туманова напрягала память, стараясь вспомнить что-то, но это ей не удавалось.
— Договорились, — заключил Чернопятов и спросил: — Что же? Разбудить Юлю? Познакомить вас? Вот она всполошится!
— Представляю, — ответил собеседник. — Но будить не надо. Пусть отдыхает. Я вернусь через час. Ровно через час. И буду ожидать вас у выхода.
— Ладно, — согласился Чернопятов.
Туманова лежала не шевелясь. Она услышала шаги, скрип отодвигаемой койки, какие-то тихие шорохи и последние слова неизвестного:
— Значит, ровно через час…
Вновь загремела койка, и через некоторое время раздался кашель Чернопятова.
— Григорий Афанасьевич! — позвала Юлия.
— Проснулась? — спросил он и начал отодвигать листы железа. — Ну, как спалось? Выползай, уже время.
Юлия Васильевна вылезла из-под верстака, оправила платье, осмотрелась. Котельную освещала чадившая керосиновая лампа с заклеенным стеклом.
— Я уже давно проснулась… — проговорила она. — Я слышала ваш разговор… Кто был у вас?
— А ты не угадала? — спросил Чернопятов.
Юля отрицательно тряхнула головой.
— Тогда я скажу тебе, — Чернопятов усадил девушку на койку и сел рядом с ней. — Был Генрих Гроссе, из тюрьмы…
Туманова отшатнулась и испуганно посмотрела в глаза Чернопятову.
— Тот… страшный… который…
— Он самый, дочка, — прервал ее Чернопятов. — Внешность бывает обманчивой. Генрих — наш человек. Надежный и верный. Это — сын той будущей Германии, с которой мы будем дружить, в которую верим. Ему в душу Гитлер не сумел заложить фашистской начинки. Благодаря Генриху мы захватили голубой пакет, за которым тебя прислали, благодаря ему мы узнали, что ты арестована и что тебя предал Готовцев…
Юля нетерпеливо прервала его. Ухватив руку Чернопятова, она, испытующе глядя ему в глаза, спросила:
— Тогда как же объяснить…
— Успокойся, Юля, Генрих — старый антифашист. Он известен как Скиталец, и он все сам объяснит тебе лучше меня. Да и времени у вас для этого будет достаточно. Он пойдет твоим провожатым. С ним можно идти куда угодно… Через час он выведет тебя из города.
Туманова опустила голову. Нет, этого она никак не может себе представить! Что угодно, но только не это! Генрих — мрачный и угрюмый тюремщик, один вид которого приводил ее в ужас, — старый антифашист, свой человек, и человек самый надежный!
— Вот так, дочка, — сказал Чернопятов. — А теперь давай собираться. Времени осталось немного. Теперь мы сделаем из тебя парня. Маскарад, так маскарад. Девкой опасно идти. Вот для тебя одежонка. Переодевайся!
61
В это утро, шестнадцатого июня, следователь гестапо штурмбаннфюрер Грундт был разбужен телефонным звонком. Дежурный по отделению штурмшарфюрер Грейвиц доложил, что уже десять минут шестого и что «опель-капитан» из гаража уже вышел.
Грундт быстро вскочил с постели и бросился в туалетную комнату под холодный душ.
Спустя несколько минут он стоял уже перед зеркалом в своем штатском коричневом костюме, превратившись в стажера Роберта Герца, и с особой тщательностью вывязывал свежий галстук.
Потом он прошел в свой кабинет, сунул в задний карман брюк пистолет, лежавший на столе, переложил из карманов форменной одежды в карманы костюма документы, бумажник, портсигар, зажигалку и вынул из ящика стола чистый носовой платок. Он подушил его одеколоном и тоже положил в карман.
«Дура! Ах, какая наивная дура! — рассуждал он про себя, еще раз осматриваясь в зеркало. — Но как и когда она сумела отправить письмо, да еще почтой? Неужели и тут прав Штауфер? Неужели ей удалось добраться до деревни и оттуда отправить письмо? Сомнительно и маловероятно. Пройти в деревню в таком платье и без документов — это уже не риск, а безрассудство. В деревне на учете каждый человек, и ее задержит первый полицай. Нет, тут что-то не так… В деревню она не полезет. За это я могу поручиться. Уж тогда скорее можно предположить, что она выбралась на шоссе и вручила письмо шоферу первой проходящей машины. Да, так могло быть. Ведь с того места до шоссе совсем недалеко. А вдруг… — и Грундт, уже шагнувший вновь в свой кабинет, остановился. Ему пришла в голову совершенно новая мысль. — А вдруг она не одна? Как я мог упустить это из виду? Конечно, не одна. У нее есть провожатый, который смог быстро переправить письмо в город. И этот провожатый отсиживался в лесу и ждал ее. Не случайно она попросила везти ее из города в направлении Орши. Но, видно, провожатый не полномочен решать те задачи, которые стоят перед нею. Иначе бы она не просила свидания и помощи. Здорово! Вместо одной, ко мне в руки попадут двое. Теперь уж она расписала меня перед своим напарником, как своего освободителя. Очень здорово! Но, на всякий случай, надо…»
Грундт выдвинул ящик стола, извлек из него второй пистолет, проверил патроны в обойме и спрятал его в правый карман.
Перед тем как покинуть дом, он позвонил дежурному по гестапо и поинтересовался:
— Что слышно?
— Штурмшарфюрер Грейвиц доложил, что есть новость, заслуживающая внимания.
— Короче! Что за новость? — строго потребовал Грундт.
— Звонил начальник крипо. Вчера рано утром на проселочной дороге у леса неизвестная молодая женщина остановила жену полицейского Решетникова из деревни Лужки и, угрожая ей оружием, заставила снять с себя одежду, а ей отдала свою. И документы отобрала. По описанию Решетниковой, неизвестная походит на интересующую нас особу.
«Это можно было предположить. Отчаянная девка», — подумал про себя Грундт, а в трубку сказал:
— Немедленно свяжитесь с начальником крипо… Пусть сейчас же пошлет курьера в Лужки и доставит к нам одежду, которую навязала неизвестная этой Решетниковой. Немедленно! И еще: дайте сейчас же указания контрольным пунктам патруля и городской агентуре, чтобы женщину с документами Решетниковой тоже брали под наблюдение. Но не задерживали и не арестовывали. Понимаете?
— Точно так.
— А что сообщают из леса?
— Пока ничего.
— Хорошо, — заключил Грундт. — Я выезжаю. Часов в семь или в половине восьмого позвоните гауптштурмфюреру и доложите ему, что я отправился на свидание. — И он положил трубку.