Девушка у обрыва, или записки Ковригина, стр. 24

В раздумье шел я по людному проспекту. Мне было грустно. Прав был старый Чепьювин — он сразу понял, что Нина меня не любит и никогда не полюбит. В чем-то тут была и моя ошибка, но в чем — я не знал. И вот я шагал по светлой улице, среди веселых и счастливых Людей, а сам был невесел и не слишком-то счастлив.

То, что показа л АНТРОПОС, меня удивило и встревожило. И первая половина его прогноза была очень похожа на правду. Но сбудется ли вторая часть предвиденья? Размышляя об этом, я вспомнил, как мы с Андреем были у ОРФЕУСа и как этот агрегат ошибочно аттестовал мои умственные способности явно заниженным баллом — четверкой. И вообще все эти агрегаты и механизмы еще весьма несовершенны, и тот же самый АНТРОПОС ошибается в одном случае из пяти. Поэтому вторая, более отдаленная во времени, часть его предвидения, касающаяся Нины, очевидно, просто неверна. «Страшен сон, да милостив бог», — вспомнил я старинную пословицу, и на душе у меня полегчало. Однако в дальние края лететь мне уже не хотелось, и я решил провести свои каникулы в работе и только переменить на время свое местопребывание. Зная, что в Новосибирске есть большая библиотека, где имеется много старинных книг, я решил отправиться на лето именно туда. А по пути я заеду в Москву, там мне нужно навести кое-какие библиографические справки в Центральной библиотеке имени Ленина. Придя к этому решению, я вернулся домой, взял портфель и отправился на подземный вокзал, чтобы сесть в пневмоснаряд. В то время этот вид скоростного транспорта был в новинку, и я часто пользовался им.

— Есть свободные места в пневмоснаряде? — спросил я у Дежурного.

— Есть одно, — ответил тот. — Отправка через четыре минуты. Садитесь в коллективный скафандр.

Он открыл герметическую дверь, и я вошел в длинный круглый баллон из очень толстой самосветящейся резины. Внутри были сиденья из того же материала, на них уже сидели пассажиры, я был последним, пятидесятым.

— Скафандр-амортизатор подземно-баллистического вагона-снаряда пассажирами укомплектован полностью! — сказал Сопровождающий в микрофон. — Двери загерметизированы, ждем отправки. Заряжайте!

Наш скафандр начал слегка покачиваться. Это означало, что его вставляют в полый металлический снаряд. Потом покачивание усилилось — это заливали амортизационной жидкостью пространство между наружными стенками скафандра и внутренними стенками металлического снаряда. Скафандр как бы плавал внутри снаряда.

— Все готово! — послышался голос из репродуктора.

— Стреляйте нами! — скомандовал в микрофон Сопровождающий.

Я, как обычно, почувствовал легкий толчок, затем у меня захватило дыхание от нарастающей скорости, Чувство было такое, будто я нахожусь в сверхскоростном лифте, который движется не вертикально, а по горизонтали. Затем в тело вошла приятная легкость, а вскоре я уже плавал в воздухе, держась за поручень, как и остальные пассажиры. Баллистический подземный вагон-снаряд летел по идеально гладкой трубе-тоннелю. Вскоре скорость замедлилась, состояние невесомости прекратилось. Затем вагон-снаряд остановился, двери открылись, и я поднялся лифтом на улицу Москвы и направился в библиотеку. Там я просидел до вечера, делая нужные мне выписки. Я сидел в тихом зале и работал, а в памяти моей нет-нет да и всплывал недавний разговор с Ниной. Но я отгонял грустные мысли и с новым упорством принимался за работу, зная, что труд мой нужен Человечеству.

Когда я вышел из библиотеки, уже стемнело, и от самосветящихся мостовых исходил ровный, спокойный свет. Пора думать о ночлеге. К счастью, в мое время это уже не было трудной проблемой для всех, приезжающих в знакомые и незнакомые места. Гостиницы еще существовали, но пользовались ими главным образом в курортных городах, в остальных же крупных и мелких населенных пунктах они уже были непопулярны. Любой Человек мог войти в любой дом, и всюду ему были рады и встречали как друга. Спрашивать гостя, откуда он, кто он и зачем приехал в этот город, считалось невежливым. Гость, если хотел, рассказывал о себе, а если не хотел — не рассказывал.

Мне понравился один небольшой дом на берегу Москвы-реки, и я вошел в его подъезд и поднялся лифтом на двадцатый этаж — я люблю верхние этажи, в них светлее. На лестничную площадку выходили двери четырех квартир, и я на минуту задумался — в какую именно войти. Я любил эти мгновения, когда не знаешь, какие именно Люди тебя встретят, кто они по специальности, но знаешь: кто бы тебя ни встретил — ты будешь желанным гостем. В старину такая ситуация называлась беспроигрышной лотереей. Впрочем, одна из четырех дверей отпадала: на ней висел знак одиночества. Я открыл дверь противоположной квартиры и прошел по коридору в комнату, откуда слышались голоса.

Войдя в эту комнату, я увидел, что группа Людей сидит перед объемным телевизором.

— Здравствуйте! — сказал я. — Хочу быть вашим гостем.

— Мы вам рады! — откликнулось несколько голосов.

От сидящих отделилась молодая женщина и подошла ко мне.

— Я сегодня за хозяйку, — сказала она. — Идемте, я вам покажу свободную комнату и квартиру вообще. И потом вы, наверное, проголодались?

— А завтра мы вас поводим по Москве, — сказал кто-то из сидящих.

— Нет, по Москве меня водить не надо. Я ее хорошо знаю, я ведь ленинградец, — ответил я и затем поведал о себе.

Присутствующие тоже сообщили мне свои имена и профессии.

В мое время люди уже не торчали часами перед телевизорами, смотря все подряд, как это делали многие Люди Двадцатого века, судя по старинным книгам и журналам. Поэтому меня удивило, что вся квартира смотрит какой-то довольно посредственный фильм, — увы, их хватает и в наше время. Я спросил у присутствующих, чем объясняется их странный интерес к этому фильму.

— Как, разве вы не знаете? — удивились все. — Ведь вам-то в первую очередь надо знать новость — вы же только что из Ленинграда. Мы ждем чрезвычайного сообщения.

— Какого чрезвычайного сообщения? — удивился я в свою очередь. — Разве в наш век могут быть чрезвычайные сообщения?

— Это касается научной группы, в которой работает Андрей Светочев, — пояснили мне.