Город может спать спокойно (сборник), стр. 31
— А нужно ли вообще заканчивать эту работу? — неожиданно спросил Азаров, будто его внезапно осенила какая-то мысль.
— Что-то не понимаю вас, господин Стецюк, — удивленно поднимает брови майор Вейцзеккер. — Вы сами торопили, а теперь…
— А теперь я подумал: есть ли в этом смысл? Не лучше ли сбавить темп работы и начать подготовку кадров для основной нашей цели? Мы отберем тех, кто может быть зачислен в нашу школу, и начнем с ними занятия по утвержденной вами программе.
— А как быть с теми, кого не зачислим? Не все ведь окажутся пригодными для этого.
— Оставим только тех, кого зачислим и кого можно будет зачислить позже, когда присмотримся к ним получше. Кое-кого придется в связи с этим отчислить, но это не беда. Нам и не нужно много рабочих. Работать вообще нужно будет не торопясь, всячески затягивая завершение строительства.
Вейцзеккер некоторое время размышляет, потом удовлетворенно кивает головой:
— Ваша идея с затяжкой работ по сооружению ветки принимается, господин Стецюк. Это надежно замаскирует курсантов нашей школы. Они ведь по-прежнему будут числиться всего лишь путевыми рабочими. Так я вас понял?
— Так точно, господин майор! Тогда и учебные взрывы не станут привлекать ничьего внимания. Взрывные работы на строительстве железной дороги — обычное дело.
— Всё это вы очень толково придумали, господин Стецюк. Сегодня же отдайте все необходимые распоряжения Дерюгину. И подготовьте новый график работы на строительстве с учетом учебных занятий.
— Я думаю, господин майор, целесообразнее всего разбить курсантов нашей школы на две группы. Одна будет продолжать строительство, другая начнет заниматься по программе подрывников-диверсантов. Действия этих групп будут чередоваться в соответствии с учебной программой. Вам ясна моя мысль, господин майор?
— И эта ваша мысль утверждается, господин Стецюк! Мы с вами сегодня же просмотрим личные дела всех работающих на стройке и отберем тех, кого уже можно зачислить. Поскольку все работающие у нас на строительстве так или иначе скомпрометированы перед Советской властью, на них вполне можно будет положиться…
— А я бы полагаться на всех не стал. Даже на тех, кого мы зачислим в школу. Сначала поработаем с ними, а потом уже видно будет, на кого следует полагаться, да и то лишь очень условно, до окончательной проверки их на боевом задании в тылу Красной Армии.
— Это тоже принимается!
«Ну кто бы мог подумать, что у такого болвана, как покойный Куличев, может быть такой толковый племянник?…» — невольно удивляется Вейцзеккер.
— А вы не задумывались над названием нашей школы? — после небольшой паузы спрашивает Азарова Вейцзеккер, протягивая ему пачку сигарет. — Нужно бы назвать ее как-то для конспирации. Может быть, каким-нибудь мифическим именем — «Аид», например, или «Тартар».
— А что это такое, господин майор? — делая вид, будто он впервые слышит подобные слова, простодушно спрашивает Азаров.
— Так называлась у древних греков преисподняя, царство мертвых, — охотно объясняет Вейцзеккер. И, желая блеснуть знанием украинского языка, спрашивает с усмешкой: — А вы про цэ нэ чулы?
— Ни, нэ чул, пан майор, — улыбается Азаров. — Но я бы назвал нашу школу как-нибудь попроще. А то ведь в русском языке имеется слово «тартарары» и употребляют его в тех случаях, когда хотят послать кого-нибудь на тот свет. «Провались ты в тартарары!» — говорится в таких случаях. Не слышали вы разве подобных выражений?
— Этого я действительно не учел, — смущенно признаётся Вейцзеккер. — Ну, а как бы вы сами назвали нашу школу?
— Да хотя бы «Костыль».
— Костыль? — удивляется Вейцзеккер. — Почему «Костыль»? Это непонятно…
— Вот и хорошо, что непонятно. Пусть поломают голову, что это за «Костыль». То ли опора для хромых, то ли стержень для крепления рельсов к шпалам. А курсантам нашим можно и так название это объяснить: с помощью диверсий можно, мол, боеспособных солдат если и не на тот свет отправить, то уж наверняка превратить в калек, нуждающихся в костылях. Вот вам и смысл секретного названия для посвященных. К тому же слово «костыль» вполне железнодорожное и очень ходовое на железнодорожном строительстве.
— Все! — заключает Вейцзеккер. — Принимается и утверждается и это ваше предложение, господин Стецюк! Кодовым названием нашей школы будет «Костыль».
А вечером на квартире начальника полиции майор Вейцзеккер отчитывает Дыбина:
— Есть же толковые люди, черт побери! Настоящие русские умельцы, и они могут работать не только на большевиков, но и на нас. Их только нужно хорошо искать, господин начальник полиции. Я имею в виду в данном случае такого человека, как Стецюк. Найдутся, наверное, и другие.
— А вам не кажется, господин майор… — робко начинает Дыбин.
Но Вейцзеккер не дает договорить:
— Нет, не кажется, господин Дыбин! Я уверен, что нашел наконец именно такого человека, которого давно ищу. А вас не считаю находкой, хотя и не сомневаюсь в вашей преданности немецкой власти и мне лично.
— Спасибо вам, господин майор, за доверие!.. Я всегда рад стараться!..
— Ваша задача теперь, господин Дыбин, — раздраженно прерывает его майор, — обеспечить надёжную охрану строительства ветки и школы. А все распоряжения Стецюка выполнять беспрекословно.
— Слушаюсь, господин майор! — покорно говорит Дыбин, а сам с завистью думает: «Сумел-таки этот ловкач влезть к нему в доверие…»
АЗАРОВА ПОВЫШАЮТ В ЧИНЕ
Поговорить с майором Нефедовым-Дерюгиным, без опасения быть кем-нибудь подслушанным, Азарову удается только к концу следующего дня.
— Я очень рад, Андрей Сергеевич, что мы снова вместе, — тепло говорит он Нефедову, крепко пожимая его руку.
— И снова я под вашим начальством! — Майор Нефедов вспоминает недавнее свое пребывание в концлагере капитана Фогта.
— Везет мне на руководящие посты, — усмехается Азаров. — Давайте, однако, поговорим о деле. Из наших, кроме вас и Лукошко, никого больше нет?
— Еще двое.
— Кто же?
— Молчанов и Залужный. Вы их не знаете, они к нам прибыли из отряда Белоусова. Опытные подрывники. И биографии их должны Вейцзеккеру понравиться. Документы?… Тоже в строгом соответствии с биографиями.
— Тогда я их включу вместе с вами и Лукошко в первую группу.
— А сколько же будет всего таких групп?
— Пока две по семь человек. Вас назначу старшим первой группы. В вашу же группу включу трех самых опасных предателей. Когда они пройдут весь курс диверсионной науки, нужно будет сделать так, чтобы на экзаменах они подорвались на собственных минах. Это поручается вам лично. Ну вот и все пока. Нам с вами нельзя подолгу уединяться. И вообще такие встречи лишь в крайних случаях.
— Яволь, господин начальник школы! — лихо щелкнув каблуками, отчеканил майор Нефедов.
А когда Азаров возвращался домой, в безлюдном переулке, неподалеку от куличевского особняка, ему в руку всунул небольшой пакет какой-то парнишка. В сумерках позднего вечера лейтенант не мог разглядеть его лица, но не сомневался, что это кто-то из партизанских связных.
Азаров по-прежнему живет в доме Куличева на правах его законного наследника. Хотя от Марфы лучше было бы избавиться, но он решил не делать этого, чтобы не вызвать подозрений у Дыбина. Она, наверно, была его осведомительницей еще при Куличеве.
Азаров сообщил об этом партизанам, и они никого к нему больше не посылают. Да и Марфа держится по отношению к нему вполне деликатно. Ни о чем не спрашивает и даже не заходит к нему, когда он бывает дома, но, видно, прислушивается и присматривается ко всему, что он говорит и делает.
Сегодня, однако, присутствие её в доме мешает Азарову ознакомиться с содержанием полученного пакета. Лишь дождавшись, когда Марфа легла спать, он решился вскрыть его.
Как лейтенант и полагал, это было послание от командира партизанского отряда с подробной схемой того участка железной дороги, к которому примыкает овражковская ветка, и чертеж моста через Бурную.