Обитатель лесов (Лесной бродяга) (др. перевод), стр. 70

Этот рассказ, в котором, бесспорно, была тень достоверности, не подвергся ни малейшей критике со стороны полудиких слушателей, окружавших Энцинаса. На несколько минут водворилось глубокое молчание, в продолжение которого царствовавшая в лесу тишина нарушилась только треском пылавшего костра.

— Следовательно, вы можете заключить из этого, — сказал упомянутый нами вакеро, — что нашему бедному Франциско это преследование Белого Скакуна, который, несмотря на свои пятьсот лет, все еще кажется таким молодым, не пройдет даром.

— Я этого опасаюсь, — сказал охотник на буйволов, качая головой. — Разве только я ошибся, и великолепный конь, которого мы все видели, не Белый Скакун.

— Да нет, верно, то был в самом деле Белый Скакун, — отвечали все загонщики вместе, восхищаясь мыслью, что они тоже в своей жизни видели чудесное животное.

Видя, что господа их уже давно удалились в палатки, загонщики стали по примеру Энцинаса укладываться на траве вокруг огня, как вдруг опять залаяла собака.

— Вероятно, это какой-нибудь путешественник, — небрежно заметил Энцинас, опираясь на локоть и глядя вокруг хладнокровным взором, стараясь показать, что он вполне уверен в своих словах.

Действительно, несколько минут спустя на окраине круга, освещенного пламенем костра, показались два всадника. Они выехали на просеку из чащи леса.

Первый из всадников сдержал свою лошадь и с любопытством стал оглядывать живописную картину: расстилавшееся перед ним серебристое озеро, на берегу которого были раскинуты палатки, свет огня, дрожавший над черной поверхностью воды, и полудиких загонщиков, сидевших вокруг костра. Одни едва выдавались из тени, а другие застыли в отблесках яркого пламени.

Второй всадник был вооружен длинной винтовкой и держал в руке уздечку лошади, навьюченной разными легковесными атрибутами путешествия, заключавшимися в двух кожаных чемоданах, перекинутых через ее спину.

Пока первый всадник был погружен в созерцание живописной сцены, внезапно открывшейся его глазам, второй, казалось, внимательно рассматривал людей и всю обстановку.

— Исполните вашу обязанность, — сказал первый по-английски, обращаясь ко второму.

— Моя обязанность уже исполнена, — ответил последний, — ваша милость будет находиться здесь в полной безопасности.

При этих словах он с закинутым за спину ружьем направился, к группе лежавших загонщиков и на довольно плохом испанском языке обратился к ним, согласно обычаю, господствовавшему в саванне, с просьбой дозволить присесть подле костра. Дозволение на эту просьбу было дано с вежливостью, свойственной мексиканцам всех сословий.

Пока он слезал с седла и снимал вещи с вьючной лошади, приблизился к костру и первый всадник, остававшийся до того времени в стороне. Он слегка поклонился загонщикам и охотникам, пристально разглядывавшим его, и тоже слез с лошади, но не вымолвил ни слова. За исключением его благородной наружности, в его личности не заключалось ничего примечательного. Его одежда была чисто мексиканская, лицо же за темнотой было трудно разглядеть. Только когда он снял свою шляпу, чтобы обмахивать ею себя в виде веера, можно было рассмотреть, что лицо его представляло вполне английский тип. Что же касается одежды его спутника, то она нисколько не походила на его костюм и состояла из охотничьей куртки оливкового цвета, сработанной из довольно плохо выделанной оленьей шкуры, и длинных кожаных гамаш бледно-желтого цвета. Путешественник этот был среднего роста, по наружности ему можно было дать лет пятьдесят; по крайней мере предположение это подтверждали огромная плешь на голове и несколько седых прядей, рассыпавшихся по воротнику его рубашки. Несмотря на седины, тело его, казалось, обладало железной силой. Большой охотничий нож, засунутый в особый мешочек, рог с порохом и широкая шляпа с несколькими странными вырезками дополняли его одеяние, которое, за исключением охотников на буйволов, прочие загонщики видели первый раз в жизни. Хотя американец этот, очевидно, состоял в услужении своего спутника, однако ни мало не обращал внимания на лошадь последнего, который сам принялся расседлывать и разнуздывать коня.

Покончив с этим делом, англичанин нагнулся, чтобы поднять с земли валявшийся возле его чемодана предмет. Показывая его прочим загонщикам, англичанин спросил:

— Не принадлежит ли эта шляпа кому-нибудь из вас, господа?

— Да, — ответил один из загонщиков удивленным тоном, — эту шляпу несколько часов назад я видел на Франциско.

Шляпа начала переходить из рук в руки, причем все узнавали в ней собственность того вакеро, возвращения которого все ждали с нетерпением.

— Что я вам говорил! — воскликнул Энцинас, — человек, который пускается в погоню за Белым Скакуном, всегда делается жертвой какого-нибудь колдовства.

Этот последний случай уже сам по себе пробудил бы во всех слушателях несомненную веру в истину его рассказа, если бы к тому не присоединились еще подтверждение со стороны англичанина, который при последних словах воскликнул:

— Этого самого Скакуна степей я преследую от границ Техаса. Приходилось ли вам его видеть?

— Он сегодня пил воду из озера, которое вы видите перед собой. Не вы ли предлагали одному техасскому охотнику тысячу пиастров за то, чтобы он вам поймал этого коня? — спросил Энцинас.

— Да, я. И теперь предложу эту сумму всякому, кто поймает мне Белого Скакуна. Я поклялся не возвращаться в мое отечество без этого животного. Нет ли меж вас смельчака, кто согласился бы заслужить вознаграждение?

Загонщики только покачали головами, ни один не возвысил своего голоса и не вызвался на предложение.

— Известно, во что может обойтись человеку попытка изловить коня, чьи неподкованные копыта выбивают искры из булыжника, — заметил молодой вакеро.

Англичанин только пожал плечами, но ничего не отвечал.

— Господин иностранец! — сказал Энцинас. — Между нами нет человека, который не готов был бы каждый день из-за нескольких пиастров рисковать жизнью за дело, доступное человеческим усилиям. Но смелость и хитрость разбиваются в прах о сверхъестественную силу этого коня.

— Хорошо! — отвечал хладнокровно англичанин. — Завтра утром вы укажете мне следы Белого Скакуна, и я один стану его преследовать.

— Не лучше ли отказаться от преследования? Опасности всякого рода будут встречать вас на каждом шагу!

— Опасности? — хмыкнул англичанин с легкой улыбкой. — Я плачу деньги кентуккийскому охотнику за то, чтобы он оградил меня от них. Это его обязанность иметь дело с опасностями, о которых вы говорите.

— Да, — прибавил флегматично кентуккиец, — я принял на свою ответственность все опасности, какие могут случиться с этим путешественником.

— И вы не боитесь ничего, пока имеете его при себе?

— Хе! А зачем же я заплатил ему деньги, как не для того, чтобы ничего не опасаться?

Тут разговор прекратился, оба товарища улеглись на траве, не думая устраивать себе палатки.

Прочие охотники, потревоженные, приезд ом путешественников, поулеглись опять, и вскоре во всем лесу и на берегах озера водворилась глубочайшая тишина.

Глава XXXIX

Только на следующий день поздно вечером к Бизоновому озеру примчался всадник с обнаженной головой, с лицом, израненным колючками, в изорванной кожаной одежде. Это был вакеро Франциско, которого уже отчаялись увидеть когда-нибудь. Все стали расспрашивать его о погоне за Белым Скакуном степей. Но рассказ отважного вакеро не отличался ничем необыкновенным. Чудесный скакун завлек его в такую даль, что он вынужден был провести ночь под открытым небом и дать своей лошади немного передохнуть, после отдыха он присоединился к своим товарищам и стал загонять бродивших по соседству лошадей ближе к озеру.

Приготовления к охоте продолжались, палатки были сложены, а лошади удалены от кораля и озера.

Загонщики разделились на партии и скрылись за толстыми стволами деревьев. Четверо охотников на буйволов поместились за плетнем близ прохода, готовые в случае надобности запереть ворота. На их долю приходилась вся опасность, ибо в случае, если бы испуганные лошади стали биться и топтать их копытами, укрытия не оставалось.