Обитатель лесов (Лесной бродяга) (др. перевод), стр. 55

В ту минуту, когда друзья только что собрались спуститься с высоты, намереваясь вернуться к месту, где они оставили бедного Гайфероса, в тишине ночной они услышали галоп лошади, приближающейся со стороны равнины.

— Это, вероятно, какой-нибудь беглец из лагеря мексиканцев спасается от погони, — проговорил канадец, сам не веря своим словам.

— Дай Бог, чтобы не было чего-либо похуже! — заметил Хозе. — Меня удивляет одно, как ночь могла пройти так тихо, тогда как недалеко отсюда бродят индейцы и белые, которые гораздо корыстолюбивее индейцев, а эти проклятые сокровища находятся так близко от нас.

— Ба! — воскликнул тихо Фабиан. — Я вижу всадника, но после заката месяца здесь сделалось так темно, что я не могу различить, друг ли это или неприятель. Видно только, что это белый.

Между тем всадник скакал своей дорогой. Казалось, он совсем намеревался оставить пирамиду в стороне, как вдруг поворотил лошадь и подъехал к пирамиде.

— Эй, приятель! Кто вы такой? — крикнул Розбуа по-испански.

— Приятель, как вы сами выразились, — отвечал всадник, в котором охотники тотчас узнали по голосу Педро Диаца. — Слушайте, вы, — воскликнул Диац, — и если можете, то постарайтесь извлечь пользу из вестей, которые я вам сообщу.

— Надо к вам сойти? — спросил Розбуа.

— Не стоит, у вас, может быть, не хватит времени, чтобы вернуться назад в вашу теперешнюю крепость. Почти все мои товарищи перебиты, и индейцы овладели позицией. Я сам спасся с большим трудом.

— Мы слышали ружейную стрельбу, — произнес Хозе.

— Не перебивайте меня, — возразил Диац, — дело не терпит проволочки. Случай дал мне возможность открыть одного негодяя, которого вам не следовало отпускать живым. Это Барайя. Он ведет сюда двух разбойников и несколько апахов, число которых я за неимением времени не успел сосчитать. Я упредил их всего несколькими минутами. Они следуют за мной по пятам. Прощайте! Вы меня пощадили, когда я был вашим пленником, пусть же сведения, которые я вам сейчас передал, послужат вашему спасенью. Если вам удастся бежать отсюда, то постарайтесь пробраться на Красную речку, к тому пункту, где она образует разветвление, там вы найдете храбрецов, которые…

В это мгновение стрела, пущенная невидимой рукой, просвистела мимо головы Диаца и не дала ему докончить фразы.

Дело, как можно было по этому заключить, было и впрямь нешуточное.

Диац с силой пришпорил свою лошадь и громко закричал, чтобы дать своим друзьям последнее предостережение, а преследующих врагов сбить немного с толку: «Караульный, слушай!»

Еще эхо последнего восклицания не замолкло, как уже Диац под защитой темноты успел исчезнуть в необозримой равнине.

В то же время с разных сторон послышался вой волков.

— Это индейцы, — объяснил Розбуа, — они заметили, что волки терзали вон там труп павшей лошади, и теперь подражают их голосу, чтобы подавать друг другу сигналы. Но старых охотников, как мы, никогда этим разбойникам не удастся провести.

Глава XXIX

Чтобы оценить опасность, вновь угрожавшую охотникам, нам надо на минуту вернуться к тому месту, где мы оставили Барайю и Ороче, повисшего над бездной.

Барайя действительно без малейшего сострадания разрезал все ремни лассо, так что охотники могли видеть, как тело Ороче, подобное черному облаку, упало в бездну.

Испугавшись того, что он сделал, — скорее не злодеяния, совершенного им, а потери золотого самородка, — Барайя в смущении глядел на пропасть. Но уже было поздно — то, что однажды поглощено яростной пучиной, уже не вернуть назад. Он ревел и бесновался, но тщетно. Первый раз в жизни Барайя после смерти Ороче начал сожалеть о своем полнейшем одиночестве, ибо с ним исчезла также надежда на равную борьбу с обладателями чародейной долины.

Бешенство овладело им. Он решил во что бы то ни стало вытеснить трех охотников с их позиции, так нахально объявивших себя единственными хозяевами долины, и медленно тронулся вперед, намереваясь сообщить свой план пяти или шести авантюристам и вместе с ними вернуться назад.

Но Барайя не подозревал, что на некотором расстоянии за ним ехал Педро Диац.

Вдруг он услышал отдаленную перестрелку. Барайя стал прислушиваться, между тем как холодный пот выступил у него на лбу.

Вскоре перестрелка усилилась.

В страшном испуге Барайя остановился. Ехать вперед или назад было одинаково опасно, однако же он решился поворотить назад. Не успел он привести это намерение в исполнение, как лошадиный топот раздался позади него. Вскоре голос, который в темноте нельзя было различить из-за равномерного топота лошади, дал о себе знать.

Этот голос принадлежал Педро Диацу, который подскакал ближе и над самым ухом Барайи крикнул:

— Это Ороче, если не ошибаюсь!

Для Барайи это был голос мертвого, призывающий его.

В смущении злодей не догадался, что Диац в темноте принял его за Ороче, и Барайя погнал свою лошадь опрометью. Тогда галоп скакавшей за ним лошади сделался быстрее, а голос стал грознее. Несмотря на учащенную перестрелку, Барайя продолжал погонять свою лошадь.

Наконец он обернулся назад.

— Трус, — крикнул ему Диац, преграждая дорогу, — во второй раз я не позволю тебе бежать в моем присутствии.

В эту минуту апахи окружили всадников со всех сторон, так что Барайя против воли вынужден был принять участие в смертельной борьбе, которой он надеялся избежать.

Это-то и были те два всадника, которые были замечены мексиканцами, оставшимися в лагере.

Диацу удалось вырвать из рук одного апаха томагавк, и он принялся с великой ловкостью рубить им врагов. Но поскольку число краснокожих, окружавших его, было слишком велико, он вынужден был искать спасения в бегстве, причем опять попал в долину, где успел предупредить охотников об угрожающей им опасности.

Барайя был взят в плен и привязан к дереву. Его собирались замучить до смерти.

Для убийцы Ороче готовился страшный суд. Несчастный видел, что попал в руки неприятеля, который был еще немилосерднее, чем он сам по отношению к гамбузино, и что он не должен надеяться на пощаду или сострадание.

При огне горевших повозок, свет от которых распространился по всей равнине, можно было видеть, как пленник в смертельном страхе озирался кругом, тщетно ища защиты; ослабевшее от душевных страданий тело его совершенно размякло, так что только веревки, которыми он был скручен, удерживали его ослабевшие ноги от падения.

В ожидании знака, которым Черная Птица должен был открыть празднество, воины, собрав железные цепи и обручи для обивки повозок, принялись выделывать из них разные орудия для пытки пленника, причем некоторые из индейцев заняты были накаливанием этих орудий над костром. Те, у которых таковых орудий не было, острили стрелы и точили свои ножи.

После полной победы, одержанной индейцами, мучительная смерть пленника должна была увенчать торжество дня.

Индеец с необыкновенно злобным лицом первый подошел к несчастному и начал говорить:

— Белые люди, когда их наберется вместе много, бывают болтливы, как попугаи, а когда они привязаны к позорному столбу, то они становятся немы, как рыба в водопадах. Достанет ли у белого духа, чтобы пропеть свою предсмертную песнь?

Барайя не понимал, чего хотелось дикарю, и потому глухое стенание было единственным ответом на слова индейца.

Другой апах подошел к несчастной жертве.

Огромный шрам, нанесенный ударом кинжала, проходил у него через всю грудь, от одного плеча до другого; кровь лилась из раны, несмотря на крепкую перевязку, сделанную из коры.

Обмакнув палец в свою кровь, апах нарисовал им линию от лба до подбородка и громко объявил:

— Вся эта сторона лица, половина лба, глаз и щек — это моя доля, и я наперед отмечаю их моей кровью; я один буду иметь право, пока белый жив, терзать эту часть…

Так как Барайя и эту угрозу не мог понять, то индеец пояснил ему смысл своих слов при помощи некоторых испанских выражений.