Выход за пределы, стр. 23

— Вы проверяете каюты по левой стороне, — показала Дари, — а я по правой.

— Можно мне говорить?

Говорит-говорит-говорит.

— А это обязательно?

— Если вы хотите поговорить с Джулианом Грэйвзом, процедуру можно упростить. Конечно, если, как вы сказали, вам хочется видеть его своими глазами или если необходимо, чтобы он говорил с вами…

Дари остановилась, держа руку на щеколде.

— Давайте уточним. Я хочу поговорить с ним.

— Тогда я могу предложить воспользоваться системой вещания. Она передаст ваше сообщение во все уголки «Эребуса».

— Я и не знала, что такая система существует. Как вы ее обнаружили?

— Это часть общей схемы «Эребуса», которую я перенес из корабельного банка данных в свою память.

— Отведите меня к точке входа в систему. Мы можем поговорить и с Дульсимером.

— В этом нет необходимости. Я и так знаю, где Дульсимер. Он снова возле ядерных генераторов, где вы меня нашли.

— Что он там делает? Разве Грэйвз не велел вам держать его подальше от источников радиоактивного излучения?

— Нет. Он велел мне не снимать защиту. Я этого и не делал. Но, как указал мне Дульсимер, никто не говорил, что запрещается пускать его самого за оградительный барьер генератора. — Вид у Талли был задумчивый. — Думаю, он уже может оттуда выйти.

10

Не думаю, что я когда-нибудь понимал живущих внизу, хотя провел с ними много лет. Стиль отношений никогда не меняется. Как только они узнают, что я изрядно побродил по космосу, они присаживаются и начинают потихоньку расспрашивать, но сразу видно, что на уме у них только одно. Наконец они задают свой коронный вопрос, причем всех интересует одно и то же: вы, капитан, посещали множество артефактов Строителей. Как вы думаете, что с ними случилось? Куда они делись?

Это справедливый вопрос. На протяжении пятидесяти миллионов лет в галактике существовали какие-то разумные существа, рассеявшие тысячи своих артефактов на пространстве в несколько тысяч световых лет. Все огромные и несокрушимые, причем три четверти из них прекрасно работают… Я близко видел десятки из них, от таких практичных и полезных, как Пуповина, до полупонятных, вроде Слона или Линзы, и совершенно необъяснимых, как Суккуб, Парадокс, Факел и Джаггернаут.

Строители и их артефакты! И вдруг, дзинь, — около пяти миллионов лет назад Строители исчезают, и никаких признаков их существования больше нет… И никаких посланий. Или Строители так никогда и не изобрели письма, или были хуже наших программистов в том, что касается документации.

Может быть, они и оставили какие-то свидетельства, но мы не сумели их разгадать… Некоторые говорят, что черная пирамида посреди Стражника — это библиотека Строителей. А кто докажет?

В любом случае я утверждаю, что живущим внизу судьба Строителей на самом деле безразлична, потому что этим тупоумным ползунам с загребущими руками безразлично их наследие. Я видел на Терминусе, как какой-то человек резал на куски плоский фабрикатор Строителей. Бесценное, непознанное нами до сих пор устройство он разрезал, чтобы застеклить окно. Я видел на Дариене женщину, которая использовала секцию пульта дистанционного управления Строителей, набитого сверхчувствительными контурами, в качестве молотка. Большинство живущих внизу относятся к артефактам, как к строительному материалу, который можно использовать сегодня.

Поэтому я не отвечаю живущим внизу, а сам задаю им вопрос или два. «Что случилось с зардалу?» — спрашиваю я.

«О! — отвечают они. — Их стерло с лица планет Великое Восстание порабощенных ими народов».

«А что случилось с динозаврами на Земле?»

«О! Их погубили митохондрии… Это все знают».

И так быстро и гладко всегда выпаливают. Внизу, видите ли, объяснения не нужны. Расхожая фраза вместо объяснения им гораздо понятнее.

А положим, вы ответите им, как отвечал я до тех пор, пока у меня не навязло в зубах, что есть, мол, и другие теории. До того как палеомикробиологи открыли митохондриальную мутацию в меловом периоде, которая так ослабила и замедлила процессы в любом земном существе массой более семидесяти фунтов, что оно не смогло таскать собственную массу… Бытовали всевозможные теории исчезновения динозавров, от засухи до появления у Солнца темного спутника, гигантского метеорита и близкой вспышки сверхновой.

Предположим, вы все это им выложите. Ну и что? Они посмотрят на вас как на сумасшедшего.

Но удивительнее всего то, что я нашел объяснение исчезновению Строителей. Оно основано на моих наблюдениях за различными видами в различных частях галактики. Оно просто, логично, и никто, кроме меня, в него, кажется, не верит.

Вот оно.

Есть простой биологический факт. Непреложный для всех известных жизненных форм: хотя одноклеточный организм, вроде амебы или другого простейшего, может жить вечно, любой сложный, многоклеточный организм умрет от старости, даже если ничто другое его не убьет.

Любые разумные существа, будь то люди, кекропийцы, варнианцы или полифемы (или Строители), можно представить как единый многоклеточный организм. У хайменоптов и мирмеконов Декантила эта аналогия даже ярче и очевиднее, чем у людей или, скажем, кекропийцев. Хотя, когда вы повидаете столько миров, сколько я, вам тоже покажется, что люди, как пчелы, роятся на планетах, покрывая их городами, сетью дороги всякими суперструктурами, разрастающимися, как плесень на спелом фрукте.

То есть я хочу сказать, что виды — это организмы. Вот мой простой логический вывод: любой вид есть единый многоклеточный организм. Каждый многоклеточный организм с течением времени старится и умирает. Следовательно, любой вид в конце концов состарится и умрет.

Это и случилось с суперорганизмом, известным под именем Строителей. Он долго жил. Затем состарился. И умер.

Убедительно? Если да, то не ждите лучшего и для людей. Я, лично, не жду

«Горячие скалы, теплое пиво, холодный уют (в одиночку по галактике)». Мемуары капитана А.У.Слоуна.

Улаживание конфликтов в Круге Фемуса приводило Ханса Ребку на тысячи планет. Он тысячи раз садился на них, и, поскольку ему приходилось появляться именно там, где имели место всяческие неприятности, большая часть этих посадок проходила в условиях, далеких от идеальных.

После сильного удара первой мыслью было: «Жив! Я жив!» Вопросы пришли потом: в каком я состоянии? могу ли двигаться и действовать? здоровы ли и целы мои спутники? цел ли корабль? герметичен ли он? достаточно ли исправен, чтобы мы снова могли взлететь?

И, наконец, вопрос вопросов: ГДЕ МЫ НАХОДИМСЯ? Что там снаружи?

По меркам Ребки, эмбриоскаф совершил мягкую посадку. То есть его посадили на скорости, которая не сожгла его при вхождении в атмосферу, а удар о поверхность не убил все живые существа на борту. Но приятной эту посадку назвать было нельзя. Корабль тащило к поверхности с такой силой, что крепкий корпус дрожал и визжал, протестуя. Ханс Ребка почувствовал, как заскрипели зубы, когда внезапно возросшая сила тяготения вжала его в кресло.

На несколько секунд он вырубился, а когда снова пришел в сознание, глаза ничего не видели. В них мелькали яркие огни, сменявшиеся мгновениями полной темноты.

Он потряс головой и зажмурился. Если подвело зрение, придется полагаться на другие чувства. Ключевой вопрос все еще оставался без ответа.

Сосредоточься. Заставь мозг работать во что бы то ни стало.

СЛУХ. Он прислушался к шумам вокруг. Первым ответом было: кто-то еще на борту пережил эту посадку. Он различал проклятия, стоны, а также щелчки и посвистывания Жжмерлии и Каллик. Стонал, должно быть, Луис Ненда. А раз человек остался в живых, то вряд ли мог не уцелеть лотфианин, а тем более хайменопт. В худшем состоянии могла оказаться Атвар Ххсиал, самая увесистая на борту. Но этот страх несколько рассеялся, когда Ребка почувствовал мягкое прикосновение ее хоботка к лицу и услышал голос Ненды: