Аналогичный мир (СИ), стр. 215
— Знает, дальше!
— Ни хрена, пусть читает.
— … Нельзя уста кораллами назвать, не белоснежна плеч открытых кожа, и чёрной проволокой вьётся прядь…
— Здоровско!
— Во даёт парень!
— Давай дальше.
— Дай глотнуть ему, чурбан!
— И этому…
— Судье налей!
Захрипел Берт. Эркин переводил дыхание, лицо его влажно блестело от пота.
— Номер сто сорок первый.
— Мои глаза в тебя не влюблены…
— …Они твои пороки видят ясно…
В конце сонета у него сорвался голос.
— Передохни, парень.
— На, попей.
— Может, хватит? Ясно же, что знает.
— Сколько осталось?
— Тринадцать, — Эркин отставил кружку. — Давай дальше. Мне самому интересно.
— Давай, Фредди.
И вот, наконец.
— Любовь согрела воду, но вода любви не охлаждала никогда, — выдохнул Эркин и жадно припал к кружке свежего кофе.
— Всё! — Фредди захлопнул книгу и отдал её Берту. — Все сто пятьдесят четыре. Как в банке!
Высокий негр, счастливо расплывшись в улыбке, схватил Эркина за уши, затряс.
— Ты, парень, ты понимаешь, какой ты…
— Отпусти парня!
С десяток рук оторвали негра от Эркина. Вопли восторга сотрясали котловину. Эркина хлопали по спине и плечам, трепали по шее, затылку. Кто-то из старших ковбоев сорвал с него шляпу.
— А ну, десять процентов с выигрыша ему! Давайте, джентльмены!
— Чего там десять, весь выигрыш его!
Эркин замотал головой, но ему тут же дали по шее.
— А теперь помолчи, парень. Ты своё дело сделал.
Шляпу быстро пустили по кругу и, когда она наполнилась, ловко нахлобучили ему на голову.
— Вот так, парень.
— Носи на здоровье!
— Головой заработал!
Берт допил свою кружку и, улыбаясь, посмотрел на Эркина.
— Ты молодец, парень. У нас на весь университет один был, да и то… Держи, — он протянул Эркину книгу.
— Ты… ты чего? — растерянно заморгал Эркин. — Зачем? Я же неграмотный.
— Научишься, — улыбнулся Берт. — Это не самое сложное. Будешь читать, может, — он лукаво подмигнул Эркину, — может, и понимать будешь. Удачи тебе.
Он встал и ушёл, протискиваясь между людьми, всё ещё обсуждавшими свои удачи и неудачи. За ним потянулись и остальные белые.
Эркин оторопело смотрел на маленькую книгу, лежащую на его ладони.
— Он что, психованный? — наконец, выдохнул Эркин. — Рабу же не положено…
Фредди хотел что-то сказать, но не смог оторваться от кружки с кофе и только махнул рукой. Цветные разбирали свои выигрыши, отделяя долю для Эркина. И Фредди!
— Идите вы, — Эркин замысловато выругался. — У нас и так жратвы навалом.
— Судье тоже долю положено, — возражают ему.
— Второй день гуляем, — хрипит Эркин.
— А что положено, то положено.
— Книгу-то убери, загваздаешь.
— Пошли, парни.
— Ага, светает уже.
— Пошли.
— Бывай, парень.
— Удачи тебе.
— Нет, больше я против него не ставлю.
— Поставишь.
— Ты всегда продуваешь.
— Всё, пошли.
— Удачи.
— Всем удачи.
Когда они остались у своего костра втроём, Эркин, всё ещё рассматривая книгу, вдруг рассмеялся.
— Ты чего? — Фредди откашлялся и сплюнул в костёр.
— А как он догадался, что я не понимаю ни хрена? Так, болтаю языком и всё.
Фредди пожал плечами. Говорить он не мог. Андрей посмотрел на небо и засмеялся.
— Офигеть можно, всю ночь просидели.
— Ты и завёл всех, — захрипел Эркин.
— Цыц оба, — наконец, смог выговорить Фредди. — Ложитесь, хоть часок возьмёте.
— А ты?
— А твоего голоса чтоб я два дня не слышал. Певун! К стаду пойду.
Эркин снова оглядел книгу, начал было искать во вьюках свой мешок, но передумал и лёг спать, засунув её и деньги куда-то под рубашку. Андрей уже спал.
Фредди выпил уже медленно ещё одну кружку и встал. Как это у них весь скот не угнали этой ночью. Или ворюги тоже играли? Двоих он точно видел. На Эркина держали.
Фредди неспешно обошёл стадо. Бычки мирно спали. И что своим ором ни одного стада не столкнули — тоже чудо. Не было ещё такого перегона. Значит, это Шекспир. Взяв книгу, он сразу узнал её.
Давно, когда он отлёживался после Уорринга, Джонни устроил его на квартире, и там были эти книги. Он лежал в кабинете и читал. Фредди усмехнулся воспоминанию. Самый настоящий кабинет. С огромным письменным столом, на столе прибор из мрамора и хрусталя и канделябры на шесть свечей. Тёмные застеклённые книжные шкафы. Диван и кресла, обтянутые чёрной кожей. У дивана круглый тёмный, как и вся мебель, стол. Как и просил Джонни, он, когда начинала опускаться дверная ручка, поворачивался лицом к спинке дивана и натягивал на голову одеяло. Кто-то входил, ставил на стол поднос с едой и забирал грязную посуду. А потом стук закрывшейся двери, и тогда он мог откинуть одеяло. Когда приходил Джонни, он шутил, что правила здесь пожёстче одиночки, но кормёжка не в пример лучше. Правила были и впрямь жёсткие. К окнам не подходить, штор не трогать, включать только бра над изголовьем дивана, лица при входящих не открывать, голоса всегда не подавать, и вообще себя не обнаруживать. В ванной рядом с кабинетом было всё необходимое. Всю одежду, когда его привезли, он снял и отдал Джонни. Но нагишом ему ходить не пришлось. В той же ванной он обнаружил халат, шлёпанцы и примерно годовой запас мужского белья. Все шкафы и ящики письменного стола были заперты. Кроме шкафа с книгами Шекспира. Полным академическим собранием сочинений. И только у этого шкафа были не задёрнуты изнутри шторками стеклянные дверцы. И пока Джонни не привёз ему одежду, новые документы и задание, он читал. Спал, ел, принимал лекарства, оставленные ему Джонни, по составленной им, вернее, написанной его рукой, подробной инструкции. И читал. Больше делать было нечего. А эта книга из той же обоймы. Но те были новенькие, нетронутые, он ощущал себя первым читателем. А эта затрёпана и явно побывала во многих переделках. Надо же. Берт Рестон. Никогда не слышал такой фамилии. Как парня занесло в ковбои? Он явно с другой ступеньки, даже с другой лестницы. А чего тут сложного? Война, неразбериха, заваруха… жить на что-то надо. А это всё-таки заработок. Кого сейчас не найдёшь среди ковбоев. То-то русские именно здесь и ищут.
Вспомнив о русских, Фредди поморщился. Наверняка шмоном — в Уорринге говорили иначе, это Эндрю уже явно там подцепил, а слово точное, сразу подхватывается — у Крутого Прохода они не ограничатся. Это было только начало. Проскочившей рыбёшке дали успокоиться и порезвиться. Впереди большие минные поля, послойно, лабиринтом. На месте русских он бы там ставил второй шмон.
ТЕТРАДЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Минные поля всё теснее сжимали проходы. Старшие ковбои только ругались, глядя на высокую перестоявшую траву за колючей проволокой. А нет проволоки — ещё хуже. Не заметишь… и всё. Хоронить нечего. Стада путались в узких проходах, перемешивались. Вспыхивали драки. Гремели выстрелы, пугая бычков, и только мастерство старших ковбоев и слаженность работы пастухов не давали всему стаду рвануть напрямик по минным полям.
Фредди до последнего держал стадо на отшибе, отыскивая головоломные, но травяные проходы. Они двигались медленнее остальных, но бычки не голодали. И хотя ночевали вдали от всех, у костра не трепались: так уставали.
Но настал день, когда Фредди, вернувшись из очередной утренней разведки, выругался так, что у Андрея вырвалось:
— Вот это по-нашему! Этого я даже не слышал!!
Фредди откомментировал его восторг ещё более забористой руганью.
— Всё, парни. К дороге двигаем. Дальше хода нет. Они там даже неогороженны. Чтоб генералам этим… — последовало очень сочное и абсолютно нецензурное определение, — мины во все дырки воткнули!
— Хорошо бы, — задумчиво сказал Эркин.
Андрей тут же предложил свой вариант использования мин. Они было заспорили, но Фредди обругал их обоих уже так, что дошло: дело серьёзное.