Капитан Хорнблауэр, стр. 65

— Баранина, увы, из Маона, — говорил Болтон, орудуя ножом. — Последняя английская овца скончалась от неведомой болезни у Гибралтара и пошла кают-компании на обед. Положить вам еще, сэр?

— Спасибо, нет, — сказал Хорнблауэр. Он мужественно одолел щедрую порцию и теперь, объевшись бараньим жиром, исходил потом в душной каюте. Болтон придвинул ему бутылку, и Хорнблауэр плеснул несколько капель в наполовину пустой бокал. Он давно научился делать вид, будто пьет наравне с хозяином, выпивая на самом деле в три раза меньше. Болтон осушил бокал и снова налил.

— А теперь, — сказал Болтон, — мы должны в праздности дожидаться сэра Mucho Pomposo, контр-адмирала Красного Флага.

Хорнблауэр изумленно поднял на Болтона глаза. Сам он никогда не осмелился бы отозваться о вышестоящем офицере как о Mucho Pomposo, что по-испански означает крайнюю степень чванства. Мало того, ему и в голову не приходило так думать о Лейтоне. Он не стал бы критиковать начальника, в чьих способностях не имел случая убедиться, а мужа леди Барбары — тем более.

— Mucho Pomposo, — повторил Болтон. Он уже слегка перепил и снова подливал себе портвейна. — Он тащится на своей старой посудине из Лиссабона, а мы тут просиживай себе штаны. Ветер юго-восточный. И вчера был такой же. Если он третьего дня не прошел через пролив, раньше чем через неделю мы его не дождемся. А если он не перепоручил управление судном Эллиоту, то не дождемся вообще.

Хорнблауэр озабоченно глянул на световой люк. Если до начальственных ушей дойдет отголосок их разговора, Болтону несдобровать. Тот понял, о чем Хорнблауэр подумал.

— Бояться нечего, — поспешил успокоить Болтон. — Мои офицеры не проболтаются. Что им адмирал, который меньше моего смыслит в навигации! Ну, какие будут соображения, сэр?

Хорнблауэр предположил, что один из кораблей мог бы отправиться на север, к побережью Испании и Франции, пока другой останется ждать адмирала.

— Мысль стоящая, — сказал Болтон.

Хорнблауэр стряхнул навалившуюся после обильной трапезы апатию. Только бы отправили его! Мысль, что, возможно, скоро он начнет действовать, бодрила. Пульс участился — чем дольше он думал о своей идее, тем сильнее желал, чтобы выбор пал на него. Перспектива день за днем лавировать у мыса Паламос отнюдь его не прельщала. Конечно, если надо будет, он стерпит — двадцать лет на флоте приучили его ждать — но как же не хочется терпеть!

— И кто это будет? — спросил Болтон. — Вы или я?

Хорнблауэр взял себя в руки.

— Вы — старший офицер на позиции, — сказал он. — Решать вам.

— Да, — задумчиво произнес Болтон. — Да.

Он оценивающе взглянул на Хорнблауэра.

— Вы отдали бы три пальца, чтоб отправиться самому, — сказал он вдруг, — и вы это знаете. Вам все так же неймется, как бывалоча на «Неустанном». Помнится, сек я вас за это — то ли в девяносто третьем, то ли в девяносто четвертом.

Хорнблауэр вспыхнул. Из памяти его и по сю пору не изгладилась унизительная экзекуция, когда лейтенант Болтон выпорол его, мичмана, перегнув через пушку. Но он проглотил обиду: не хотелось ссориться с Болтоном, особенно сейчас. Да и Болтон, в отличие от Хорнблауэра, не считал порку оскорблением.

— В девяносто третьем, сэр, — сказал Хорнблауэр. — Я только что поступил на судно.

— А теперь вы капитан, один из самых заметных в нижней половине списка, — заметил Болтон. — Господи, как время-то летит. Я бы отпустил вас, Хорнблауэр, в память о прошлом, если бы мне самому не хотелось так же сильно.

— Ox, — сказал Хорнблауэр. От разочарования лицо его так комично вытянулось, что Болтон невольно рассмеялся.

— Поступим по-честному, — сказал он. — Бросим монетку. Идет?

— Да, сэр, — с жаром отозвался Хорнблауэр.

Лучше равные шансы, чем никаких.

— И вы не обидитесь, если выиграю я?

— Нет, сэр. Ничуть.

Медленно-медленно Болтон полез в карман и вытащил кошелек. Вынул гинею, положил на стол — Хорнблауэр ерзал на стуле от нетерпения — и также неспешно убрал кошелек в карман. Поднял гинею, положил на узловатые большой и указательный пальцы.

— Орел или решка? — спросил он, глядя на Хорнблауэра.

— Решка, — сказал Хорнблауэр, сглотнув. Монета подпрыгнула в воздух, Болтон поймал ее и звонко шлепнул об стол.

— Решка, — объявил он, поднимая руку. Вновь Болтон полез за кошельком, убрал монету, убрал кошелек в карман. Хорнблауэр наблюдал за его движениями, принуждая себя сидеть спокойно. Теперь, когда он знал, что скоро начнет действовать, это было уже не так трудно.

— Черт возьми, Хорнблауэр, — сказал Болтон, — а я рад, что выиграли вы. Сможете болтать с даго по-ихнему, чего о себе сказать никак не могу. Все складывается как нарочно для вас. Не задерживайтесь больше чем на три дня. Я все изложу письменно, честь по чести, на случай если Их Всемогущество изволят прибыть раньше. Хотя верится в это слабо. Удачи, Хорнблауэр. Подливайте себе еще.

Хорнблауэр наполнил бокал на две трети — если оставить на дне, он выпьет всего на полбокала больше, чем желал бы. Отхлебнул, откинулся на стуле, сдерживая нетерпение. И все же оно взяло верх. Хорнблауэр встал.

— Лопни моя селезенка! Вы что, уже уходите? — изумился Болтон. Он не верил своим глазам, хотя поведение Хорнблауэра было совершенно недвусмысленным.

— Если вы позволите, сэр, — сказал Хорнблауэр, — ветер попутный…

Он начал, запинаясь, выкладывать доводы. Ветер может перемениться: если отбывать, то лучше сразу, чтоб быстрее вернуться. Если «Сатерленд» доберется до берега в темноте, то, возможно, на рассвете захватит приз. Он излагал все мотивы, кроме одного — не может он сидеть спокойно, когда перед ним уже забрезжила перспектива действовать.

— Ладно, будь по-вашему, — проворчал Болтон. — Надо так надо. Вы бросаете меня с недопитой бутылкой. Должен ли я из этого заключить, что вам не понравился мой портвейн?

— Ни в коем разе, сэр, — поспешно отвечал Хорнблауэр.

— Тогда еще бокал, пока зовут ваших гребцов. Гичку капитана Хорнблауэра к спуску.

Последняя фраза было произнесена во весь голос и адресовалась закрытой двери, часовой тут же подхватил, и приказ побежал дальше по цепочке.

Боцманские дудки гудели, провожая Хорнблауэра с «Калигулы», офицеры стояли по стойке «смирно», фалрепные замерли в строю. Гичка на веслах летела по серебристой вечерней воде, рулевой Браун искоса поглядывал на капитана, пытаясь угадать, к чему этот поспешный отъезд. Тревожились и на «Сатерленде». Буш, Джерард, Кристэл и Рейнер ждали Хорнблауэра на шканцах. Буша, похоже, подняли с постели известием, что капитан возвращается.

Хорнблауэр оставил без внимания вопрошающие взгляды — он давно взял за правило ничего никому не объяснять. Разбуженное любопытство подчиненных приятно щекотало его гордость. Гичка еще качалась на талях, когда он уже распорядился обрасопить паруса фордевинд и развернуть корабль к испанскому побережью — к неведомым приключениям.

— «Калигула» сигналит, сэр, — доложил Винсент. — «Удачи».

— Подтвердите, — сказал Хорнблауэр.

Офицеры на шканцах переглянулись, гадая, с чего бы это коммодор пожелал им удачи. Хорнблауэр делал вид, будто не замечает этого обмена взглядами.

— Кхе-хм, — сказал он и с достоинством двинулся вниз — штудировать карты и продумывать кампанию. Древесина поскрипывала, легкий ветер нес корабль по безмятежно-гладкому морю.

Х

— Две склянки, сэр, — доложил Полвил, пробуждая Хорнблауэра от сладостных грез. — Ветер зюйд-тень-ост, курс норд-тень-ост, поставлены все паруса до бом-брамселей, сэр. Мистер Джерард сообщает, на левом траверзе видать землю.

При этих словах Хорнблауэр, не раздумывая, вскочил, стянул через голову рубашку и быстро оделся. Небритый и нечесанный, заспешил на шканцы. Было совсем светло, солнце наполовину выглянуло из-за горизонта на левом траверзе и озарило серые громады гор. То был мыс Креус, где отроги Пиренейских гор вдаются в Средиземное море, образуя восточную оконечность Испании.