Каньон, стр. 19

Почти весь день жена Белого Волка и ее замужняя дочь и члены ее содружества швей трудились в жилище, трудились упорно, потому что времени было в обрез. Одна ночь прошла с тех пор, как подарки, странные подарки странного человека, но такие, что дали деревне основания для прекрасной повести, были отнесены в жилище Желтой Луны. Ответ должен быть дан до истечения другой ночи — таков обычай. Каков будет ответ, сомнений не вызывало. Подарки приняты.

Белый Волк и Медвежонок сидели, скрестив ноги, перед жилищем, где жили под одним кровом, и передавали друг другу трубку. Деревня была охвачена великим волнением, люди бродили из стороны в сторону, водя лошадей из конца в конец, стоял шум и смех, но оба не обращали на это никакого внимания.

Волнение нарастало, крики становились громче, а потом пришла тишина. Через круг в центре деревни двигалось шествие от жилища Желтой Луны, где он сам сидел в одиночестве на своем ложе, и, оттого что отец теперь шел тропою, где все следы ведут в одну сторону, грудь его преисполнилась покоем, а голова — гордостью за то, что сделал он для своей сестры, дорогой его сердцу. Шествие возглавлял тесть Желтой Луны. Он шагал, высоко подняв голову, ибо ему предстояло сказать прекрасные слова. За ним следовала Пятнистая Черепаха. На ней были новые одежды из мягкой оленьей кожи, с бусинами из ярких камешков, собранных у реки, что зовется Ниобрэра, и с окрашенными в разные цвета иглами дикобраза. Она ехала на прекрасной лошади, которую, как и положено, вела женщина, не приходившаяся ей родней. Другие женщины несли охапки превосходных одежд из шкуры бизона и надежное оружие. А за ними — еще женщины, которые вели на плетеных уздечках из прочной сыромятной кожи много прекрасных лошадей, целых пятнадцать, вороных, и светло-гнедых, и темно-гнедых, и в белых яблоках. А за ними — другие жители деревни, которые рассыпались веером, когда шествие остановилось перед Белым Волком и Медвежонком, и среди людей, рассыпавшихся веером, мать Пятнистой Черепахи, чьи ноги больше не были босы. Под кожаными чулками их не покрывали раны. Она не протискивалась вперед. Она закрыла подолом лицо, кроме глаз. Нельзя, чтобы новый зять до срока смотрел прямо в лицо матери жены или говорил с ней, пока они не обменяются после свадьбы особыми подарками. Так требует обычаи.

Тесть Желтой Луны выступил вперед. Он не обращался к Медвежонку — только к Белому Волку.

— Вот что говорит Желтая Луна: даже если бы он послал всех лошадей, что бродят по широкой равнине до края земли, даже если б он послал столько оружия и столько одежды, что они заполнили бы священный вигвам, он не смог бы сравниться с дарами, которые получил. Но он делает то, что в его силах. Когда завтра взойдет солнце, для человека по имени Медвежонок и для женщины, что ему жена, будет поставлено жилище из новых бизоньих шкур. В нем будет все необходимое. Женщина, что будет вручена ему, здесь. С ней — все эти одежды, и оружие, и лошади. Так сказал Желтая Луна.

Жена Белого Волка и ее замужняя дочь расстелили на земле покрывало, сняли Пятнистую Черепаху с лошади и посадили посередине покрывала. Вперед протиснулись молодые люди деревни. Они боролись за честь нести покрывало. Они подняли покрывало с сидевшей на нем Пятнистой Черепахой, внесли в жилище, бережно опустили на пол и вышли. Жена Белого Волка и ее замужняя дочь вернулись в жилище, взяли за руки Пятнистую Черепаху, подняли ее на ноги и отвели в дальний конец жилища. Она не шевельнулась, пока они забирали одежду, что была на ней. Они надели на нее новую одежду, которую для того сшили. Расплели ей волосы, расчесали и вновь заплели. Надели на нее новые украшения, кольца — на пальцы, в уши — унизанные бусинами круглые серьги.

Вблизи прыгала, смеялась, шутила молодежь. Люди постарше наблюдали, что же станет делать Медвежонок с подарками, разложенными перед ним. Он встал, вытянувшись во весь рост, насколько позволяли короткие, словно у барсука, ноги. Посмотрел на подарки и преисполнился большой гордости. Посмотрел на Белого Волка и заговорил:

— Мой друг, в этом ты был для меня что отец. Твоя жена — что мать. Твоя дочь — что сестра. Эти подарки — твои. — Люди зашумели: правильно поступил Медвежонок, ибо Белый Волк для него что отец; поступил и великодушно, ибо Белый Волк не был ему родным отцом. Белый Волк, вызвав из жилища свою жену и дочь, и из толпы вызвав мужа дочери, и родителей мужа дочери, и старика, что приходился ему двоюродным братом, велел им выбирать, и они разделили подарки согласно обычаю. И Пятнистая Черепаха слышала это, и ее сердце наполнилось счастьем оттого, что ее муж не только смел, но и щедр:

Угощение было готово. Пятнистая Черепаха все еще сидела в дальнем конце жилища, рядом с ней — Медвежонок. Жена Белого Волка поставила перед ними миски с угощением. Она нарезала пищу для Пятнистой Черепахи небольшими кусочками, чтобы Пятнистой Черепахе не надо было прилагать никаких усилий. В эту ночь она не должна утруждаться.

Много приготовлено угощений. Так нужно. Пришли гости, молодые люди деревни. Сначала — один, потом — другой, потом — еще один, стало тесно. Они ели угощение. Смеялись, шутили и говорили громкими голосами, показывая Медвежонку, что они его друзья и рады, что он получил ту женщину, которую хотел. Некоторые из них могли даже остаться на всю ночь и спать тут. Но Белый Волк — опытный человек. Когда угощение было съедено и разговоры поутихли, он встал.

— Мои друзья, — сказал он. — Меня печалит, что мое жилище невелико. Я не могу предложить вам ложа. — Лицо его было печально, но глаза сияли и искрились, и молодые люди поняли. Они могут остаться и спать на земле и присутствовать утром за угощением, которое будет первым, что приготовит Пятнистая Черепаха в качестве жены, и все это будет согласно обычаю. Но они поняли. Они тоже встали. Они еще больше смеялись и подталкивали друг друга локтями, искоса поглядывая на Медвежонка и Пятнистую Черепаху. Смеясь и толкаясь, они вышли. Это были хорошие молодые люди. Хорошие друзья.

Белый Волк обратился тогда к жене.

— Жена моя, — сказал он, — давно уже мы не бродили в ночи, вспоминая то время, когда мы были молоды и моя левая рука была, как у других. — Он пошел к выходу и обернулся.

Слова прихлынули к губам Медвежонка:

— О Белый Волк, теперь я должен охотиться для Желтой Луны и для жилища, которое станет моим. Но четверть каждого бизона, которого я убью, — твоя. И заговорил Белый Волк:

— В мясе нет нужды. Ты оказал честь моему жилищу. — Он вышел в ночь, и жена его последовала за ним, у выхода остановилась и отвязала кусок шкуры, занавешивающий вход, та опустилась.

Медвежонок и Пятнистая Черепаха остались одни. Они не могли смотреть друг на друга. Он встал и небольшой палкой помешал в огне. Он стеснялся, и снова боялся, и не знал, что сказать. Медвежонок лег на ложе, застланное новым покрывалом. Повернув голову, он увидел ее в глубине. Она стояла и укладывала свою одежду. Она тоже стеснялась, и боялась, и не могла говорить. В свете костра она казалось ему прекрасной, сердце сильно забилось у него в груди. Он посмотрел — на ней был защитный пояс, такой надевают по ночам все незамужние женщины, когда они отправляются из дому. Такой пояс носят все достойные женщины, когда их мужья уходят из родной деревни, — он означает, что ни один мужчина, достойный быть членом племени, не станет приближаться к ним, как не положено. Тоненькая витая веревка охватывает талию и завязывается спереди узлом, оба конца опускаются вниз и, обкрутившись вокруг бедер, завязываются вокруг колена. Новобрачная может носить такой пояс даже со своим мужем на протяжении десяти дней после свадьбы, и ее муж, если он хороший муж, все это время будет почитать обычай. Такой пояс был на Пятнистой Черепахе. Ее руки замерли на узле. Она посмотрела на Медвежонка, и мысли ясно отразились на ее лице. Она была вправе решать теперь, что делать, и все же не хотела воспользоваться своим правом. Она стеснялась, и боялась, и все же предоставила решение ему. Она казалась ему очень красивой, и Медвежонок собрал силы, чтобы заговорить.