Капитан Мак. Игрок, стр. 87

— Вот и верьте людям! — прошептал Мак.

Потом, поскольку туалет его был окончен, он пристегнул шпагу, которую ему вернули, и сказал:

— Поживем — увидим! А пока, пойдем танцевать!

«Боюсь, что он недолго проживет!» — подумал лейтенант.

И он последовал за Маком, который вышел из комнаты со словами:

— Пошли танцевать!

В то время как капитан Мак одевался и обсуждал различные вопросы с господином лейтенантом, господин де Гито, этот достойный офицер, рассуждал сам с собой о животрепещущих проблемах ремесла и составлял план кампании в защиту красивого капитана, который ему очень нравился.

— Очевидно, — рассуждал он, — дон Фелипе, великий дока, столкнулся на узкой дорожке с этим боевым петухом: inde irae (откуда и гнев (лат.)).

Господин де Гито при случае объяснялся по латыни не хуже школяра.

— Но, — продолжал он свой монолог, — тут все рассчитали без меня, пресвятое чрево, как говаривал мой благородный господин, король Генрих Беарнец; этот-то не отдавал Францию на растерзание куче интриганов, явившихся неизвестно откуда… Король слаб, это верно, зато господин кардинал силен. И я пойду не к королю, а к господину кардиналу. Он ненавидит испанцев не меньше меня и… черт меня возьми!

Монолог господина де Гито был прерван звучанием скрипок, приятно ласкавших его слух.

— К счастью, — подумал он, — в парадное платье я уже переоделся.

И он бросил довольный взгляд на свой бархатный голубой камзол, на штаны цвета голубиного горла и белые шелковые чулки, которые прекрасно облегали его стройные ноги.

Потом он встал из кресла и приподнял занавес, который отделял его кабинет от обширных гостиных Шатле.

Вид был просто восхитительный.

И в самом деле, комендант не хвастался, утверждая, что он пригласил самых хорошеньких женщин Парижа. Молодые девушки, обнажавшие в улыбке прелестные зубки, элегантные и галантные кавалеры кружились под звуки скрипок.

— Черт побери, — пробормотал господин де Гито. — Господа эшевены помрут от зависти.

Но не успел он выйти в зал, без сомнения с намерением пригласить на танец самую хорошенькую девушку, как в маленькую дверцу вошел лакей и направился к нему.

— Что тебе надо? — спросил комендант.

— Монсеньор, — ответил лакей, хлопая глазами, — одна дама… желает…

— Поговорить со мной?

— Да, монсеньор.

— Она хороша собой?

— Прекрасна, как ангел небесный.

— Молода?

— Едва ли лет восемнадцати.

— Она назвала свое имя?

— Сара Лоредан.

— Да, так оно и есть, — сказал несколько растерянно господин де Гито, — это моя крестница.

Лакей глупо захихикал.

— Введи, — сказал господин де Гито, вспомнивший о ночных событиях.

Две минуты спустя вошла Сара. У нее был настолько печальный вид, что при виде ее комендант невольно вздрогнул.

— С тобой несчастье случилось, дитя мое? — сказал он, живо подходя ко ней.

— Нет… крестный…

— А где твой отец?

— Дома… Вы сами понимаете, что после событий этой ночи…

— Да, я понимаю. Но кто этот юноша?

И господин де Гито показал на высокого парня, стоявшего позади Сары. Это был никто иной, как Сидуан. Широкая повязка, закрывавшая его левый глаз, придавала ему совсем дурацкий вид, заставивший коменданта улыбнуться.

— Это новый лакей, — ответила Сара, — которого я взяла на службу.

— А где ему подбили глаз?

— В стычке сегодня ночью, монсеньор, — ответила Сара.

— Ах, ты тоже там был, мальчик?

— Ну да, вместе с капитаном, черт возьми!

При слове «капитан» господин де Гито сделал какое-то движение.

— Кстати, моя прекрасная крестница, — сказал он, — ты-то должна знать, как обстоит дело с этим капитаном?

— С капитаном Маком?

— Да.

— Именно из-за него я и пришла с вами поговорить, крестный, — ответила девушка, и голос ее прервался от волнения. — Этот капитан храбрый и достойный офицер, который прошлой ночью защищал меня изо всех сил. Если бы не он, я бы попала в руки…

— Ригобера и его шайки.

— А может быть, еще хуже, — прошептала Сара совсем тихо.

— И капитан…

— Меня спас!

— Боже мой! — произнес с улыбкой комендант. — Как ты волнуешься, когда говоришь об этом.

— Ах, но вы наверняка не знаете…

— Что не знаю?..

— Его арестовали.

— Правда?

— Посадили в тюрьму!

— Боже правый!

— И теперь он страдает в темной камере!

Когда она произнесла эти слова, добрый господин де Гито улыбнулся, дверь открылась, и вошел капитан Мак.

Он был в парадной форме, при шпаге, в лихо надетой набекрень шляпе.

Сара вскрикнула.

Сидуан сделал неловкое движение и повязка с его глаза упала.

Он поспешно поправил ее и вместо левого глаза надвинул на правый; за это короткое время господин де Гито, который вообще все замечал, увидел, что оба глаза Сидуана совершенно здоровы.

Мак сделал несколько шагов к Саре, которая не могла помешать себе броситься к нему. Пока они смущенно что-то шептали и задавали вопросы друг другу, господин де Гито положил руку на плечо Сидуана.

— Ой, мальчик мой, какой же глаз тебе подбили сегодня мочью?

Сидуан вздрогнул, покраснел и жалобно сложил руки:

— Умоляю вас, сударь, — прошептал он, — не губите меня! Что вы хотите? Я так боялся, что меня арестуют, как моего бедного капитана, что решил притвориться раненым…

— Ага! Ты — лакей капитана?

— Да, монсеньор.

— Ну, хорошо, вот тебе добрый совет, — сказал, улыбаясь, комендант Шатле, — другой раз получше закрепи свою повязку.

И, отвернувшись от Сидуана, он подошел к Саре и Маку.

Капитан рассказывал девушке о своих ночных приключениях и неожиданных событиях этого вечера, то есть о печальных часах, проведенных в башне Глорьет и о том, как, выйдя из комнаты, он получил от коменданта Шатле приглашение на бал.

Господин де Гито с улыбкой смотрел на Сару, которая взяла его за руки и сказала:

— О, крестный, как вы добры!

— Я добр, но я эгоист! — ответил он. — Капитан — отличный кавалер.

Мак поклонился.

— Он превосходно танцует.

Мак принял горделиво скромный вид.

— Ты — самая красивая из моих крестниц, — продолжал господин де Гито, гладя Сару по щеке.

— О, крестный…

— И вы сейчас откроете бал.

Мак, покраснев от удовольствия, предложил руку Саре, побледневшей от волнения.

Тогда господин де Гито отдернул портьеру, отделявшую его кабинет от бального зала, и сказал:

— Ступайте, дети мои!

Минуту он следил за ними глазами; они мелькали в волнах кружев, шелка, бархата черных кудрей и белоснежных плеч; потом произнес вслух следующую мысль:

— Теперь нетрудно понять, почему дон Фелипе разгневался на капитана. Потише, потише, сеньор испанец! Сара — моя крестница, и для вас это — запретный плод.

Тут он обернулся и увидел Сидуана, которому спавшая повязка теперь прикрывала оба глаза. Сидуан, сам того не желая, изображал Колена Майара.

— Вот дурень! — сказал господин де Гито.

И, поскольку у него был приступ доброты, он стал поправлять Сидуану повязку.

Глава 18. Приказ кардинала

Скрипки надрывались. Господин де Гито помог Сидуану обрести хотя бы один глаз.

— Значит, ты — лакей капитана?

— Да, монсеньор.

— Тогда ты должен знать, откуда у него враги.

— Ей-богу, не знаю!

Но при этом Сидуан почесал одно ухо.

— Ах, простите… мне одна мысль в голову пришла…

— Ну, говори!

Сидуан преодолел свою робость и посмотрел на господина де Гито, доброе лицо которого располагало к себе.

— Я думаю, — сказал он очень тихо, — что капитан сделал глупость.

— Какую?

— Вчера вечером, когда мы были в лавке отца мадемуазель Сары, туда приходила одна знатная дама…

— Ага!

— И капитан, расставаясь с ней, ограничился тем, что поцеловал ей руку…

— Да что ты говоришь! А кто эта дама?

— Мне кажется, она испанка.