Магнолия, стр. 30
– Да уж. Теперь, конечно… – донеслось от туда его бормотание.
Загребая носками ботинок по разбросанным книжным страницам и приговаривая: «Вот оно, девочка, как получается…» – он вернулся к Магнолии, присел устало на книжную кучу.
– Доктор, – наконец решилась Магнолия, вытирая кулачками глаза насухо, –
теперь нет секретов? Теперь ты можешь рассказать все про нас?
Доктор тяжко вздохнул, не поднимая головы: «Да уж какие теперь секреты, девочка моя…»
Попробовал рукой пластырь, все еще залепляющий низ лица, поднатужился – и оторвал-таки. Бросил под ноги. Достал из кармана кусочек бинта, промокнул подбородок, обильно усеянный капельками крови. Проговорил задумчиво:
– Расскажу, что могу.
«Другое дело, что и я всего не знаю. Меня, понимаешь ли, тоже не очень допускали до информации».
4
«Я не дежурил в госпитале в день путча. Но, как только началась стрельба – прибежал. Принесла меня нелегкая».
– Ох-хох… – покряхтывая, Доктор устроился поудобнее на книжном холмике.
– Путч? – неуверенно переспросила Магнолия.
«Да, детка. Путч. Думаешь, только по видику путчи бывают? Да, путч. А что за путч, какие за ним силы стояли – это до сих пор во мраке неизвестности. В полумраке, скажем так. В газетах упоминался Комитет по спасению культуры. Ну и, конечно, общество „Основа“ во главе с Калюжным. Все. Хотя и танки на улицах все видели – неизвестно каких частей. И самолетов какое-то количество мятежникам удалось поднять в воздух. Но об этом – молчок! Будто военные и вовсе не причастны. Будто и не причастны, Ага, будто. Да. Не причастны. Будто не причастны. Будто, да…»
Он явно думал о чем-то своем. И до Магнолии доносились только обрывки мыслей – невнятное бормотание вполголоса.
– Доктор, – укоризненно напомнила о себе Магнолия, – ты не забыл, что рассказываешь для меня? Внимательнее, пожалуйста. Кто «не причастен будто»?
«Да военно-промышленный комплекс наш. Который будто бы со всей решительностью подавил заговор. А может, Калюжный, и правда, только прикрытием для них был? Вроде пугала? Ведь в итоге-то все получили они – вояки. Надолго ли? Генерал-майор Прищепа – он, конечно, бравый дядька. Президент, мол, не справился с ситуацией – и тому подобные решительные заявления. Короче, нет больше того президента. А вот теперь посмотрим, как он сам справится. Прищепа наш дорогой… Одно дело – задавить дилетантов… Короче – задавили. К вечеру войнушка развернулась – вовсю. Почти как по тому видику. Только страшнее. Я с ранеными помогал разбираться – и вдруг один говорит, что брали объект за городом, а там в чанах, мол, люди плавают. И второй, что с ним поступил, подтверждает: точно – там лаборатория, вроде химическая – ив огромных кастрюлях – люди… Люди! А сам – бинты… И с мясом… Неужто выжил? Так и не узнал – а хотел… Ведь хотел. А знать надо. А надо знать… А надо ведь…»
Тусклый монолог оборвался. Магнолии вновь пришлось напомнить:
– Словами, Доктор, пожалуйста, словами думай.
«Да-да, – спохватился Доктор. – Так вот, значит. Раненые – говорили. А я, хоть уже и на ногах почти не стоял – замотался совсем, – но среагировал. Взял машину, прихватил рядового, из санитаров – Юрку Безродко, пригнали на место, смотрим – действительно: лабораторные корпуса – и никого. Побежденные драпанули. Победители кинулись их догонять. Вы только и плаваете. Рыбки мои золотые. Ты, правда, не плавала. Твой аквариум внизу пробила пуля, раствор вытек, ты и осталась лежать вверх ногами».
– А откуда об этом Виктор узнал? – требовательно перебила Магнолия.
Доктор поднял к ней серьезное круглое лицо: «А почему ты думаешь, что он узнал?»
– А почему тогда он назвал меня «недоделком?»
Доктор подумал.
"Знаешь, девонька моя, я тебе первой об этом рассказываю. Даже на допросах именно об этом факте – не упоминал. Юрка? Вряд ли. Да его и не допрашивали – потеряли поначалу. Не знаю,
девонька моя. Честно. Или Виктор это болтанул по другому поводу, или был все-таки в тех брошенных корпусах кто-то еще, кроме нас с Юркой. Недоделок, говоришь? Да если так – то вы все, ребятки мои, – недоделки. Чего ж вас потом Горищуку инициировать пришлось? Вы ж все лежали там недвижные, безгласные, красивые – исключительно красивые, можешь не сомневаться. Как древнегреческие статуи. Ну и принялись мы вас в кучу собирать. Урожай вы наш недозрелый".
Доктор достал из кармана новый кусочек бинта, еще промокнул подбородок.
«Да. Привез я первую партию в госпиталь, а там командовал подполковник Китаенко. Эх, человек был! Он сразу понял, что тут дело пахнет керосином, и дал распоряжение складировать вас в лесной санаторий „Голубое озеро“. Профсоюзный санаторий. Я так и не понял – он только что после ремонта был, что ли? Приезжаю – санаторий пустой, оборудования особого нет – так, кровати, столы, стулья – где что. Но тихо. От стрельбы, от города далековато. Стали мы стаскивать вас туда. Не всех, правда, довезли. В одну машину по дороге попал снаряд – Юрку тогда зацепило. И ваших двоих убило наповал. Юрку я отправил в госпиталь. Так наши с ним пути на некоторое время и разошлись. На его счастье. Эх, ему бы и вчера куда-нибудь в стационар лечь, да кто ж знал… Ну, а я оставшихся перевез, явился к Китаенко – а его уже нет. Светлой памяти человек был. С улицы автоматная очередь по окнам – и нет человека. Зато есть три особиста. По мою душу».
– Кто-кто есть? – не поняла Магнолия.
«Особисты. Люди такие, девочка. Тоже ведь люди. Лихие, знаешь ли, ребята! И война им нипочем, и то, что вокруг умирают. Захватили там, на какой-то конспиративной квартире мятежной, старую бабку в момент, когда она архивы жгла. Так архивы сгорели, а они ее вместо архива решили использовать. Прижали к стенке – выкладывай все, а то пристрелим. Ну, бабка с перепугу и давай сыпать фамилиями. Да то ли специально, то ли от излишнего волнения, но фамилии многие так переврала, что не только я пострадал. Со мною в камере такие люди оказались – о-о! Ну, а пока я по камерам да по допросам сшивался – про вас, дорогие мои, все и забыли. Людей, что я привлек, разогнали по огневым точкам, кто-то полег, другие сочли, что начальству виднее. В общем, лежать бы вам в том „Голубом озере“ незнамо сколько, если б не Юрка. Вы ему так в душу запали, что лишь только он в себя немного пришел, начал всех расспрашивать: а где, мол, такие – голышом в ваннах лежали? В палате решили, что бредит мальчонка. Недолечился. Ну, а он смотрит – никто кругом ничего не знает. Вспомнил, что дело-то вроде секретное – примолк. А как оклемался более-менее – своим ходом в „Голубое озеро“ подался. Подходит – вроде тихо, совсем нежилое место. Заглянул – а там все палаты полны античных статуй. Он не может понять, что случилось. Решил – я убит. Кинулся по начальству. Достучался в какую-то высокую дверь. Оперативники – бойкие ребята – по его наводке переворотили каждый клочок бумаги в той самой покинутой лаборатории, всплыла фамилия Горищук. Вывели его из подвалов, где все мятежники ожидали своей участи. Он отпираться не стал. Вас инициировал, а сам улизнул на тот свет».
– Доктор! – возмущенно вскинулась Магнолия. Ну зачем, зачем он так про этого человека?!
– Ну прости, прости, – махнул ладошкой Доктор, – больше не буду.
"Да. Вот тут и на мою грешную персону внимание обратили. Я-то им все время о вас толковал, но эти мои слова отбрасывались, как не относящиеся к делу. Следователей ведь интересовало, как я этот путч организовывал. И не я ли, случайно, организовывал и все предыдущие… А вовсе не то, как я кого-то куда-то перевозил в разгар путча. Короче, меня тоже извлекли. Быстренько разобрались в путанице с фамилиями – и оставили при ваших сиятельствах. Сиятельства ваши, правда, к тому времени вид имели довольно неказистый. Какие-то исхудавшие, облезлые – в ваннах вы краше были. Вполне совершеннолетними выглядели – этакими красавцами и красавицами в самом соку. А тут вдруг – гляжу: как дети. Как подростки – голенастые, нескладные. Больничная обстановка, что ли, повлияла так на вас? А может, это как у всех нормальных младенцев – после появления на свет они довольно ощутимо в весе теряют… Для вас ведь инициация – это было что-то вроде родов. Вас вояки, кстати, и решили приучать с рождения к себе.