Оскорбление нравственности, стр. 16

Глава пятая

На протяжении нескольких последующих дней коммандант Ван Хеерден с еще большим рвением продолжал свою библиотечную эпопею, даже не подозревая о том повышенном интересе, который стали испытывать в последнее время к его персоне лейтенант Веркрамп и миссис Хиткоут-Килкуун. Каждое утро он — в сопровождении агентов службы безопасности, приставленных Веркрампом следить за коммандантом, — отправлялся в городскую библиотеку Пьем-бурга, где брал очередную книгу Дорнфорда Йейтса. И каждый вечер, возвратившись в свой напичканный микрофонами дом, предавался чтению. Ложась спать — что бывало теперь обычно довольно поздно, — он какое-то время еще лежал в темноте, повторяя про себя им же переиначенную известную формулу Куэ: «Каждый день и всеми доступными мне способами я становлюсь все беррее и беррее» [19] — своего рода самовнушение, не оказывавшее внешне заметного воздействия на самого комманданта, но приводившее подслушивавшего Веркрампа в неистовство.

— Что, черт возьми, это означает? — спрашивал лейтенант у сержанта Брейтенбаха, вместе с которым они прослушивали магнитофонную запись ночных упражнений комманданта в самосовершенствовании.

— Вообще-то «берри» — это разновидность фруктов [20] — не очень уверенно ответил сержант.

— Так еще говорят, когда хотят избавиться от трупа [21] — произнес Веркрамп, которого личные вкусы больше подталкивали к похоронным сюжетам. — Но почему, черт побери, он постоянно повторяет эту фразу?

— Она напоминает какую-то молитву, — сказал сержант Брейтенбах. — У меня была тетка, которая помешалась на почве религии. Так вот, она непрерывно повторяла молитвы… Однако лейтенанту Веркрампу рассказ о тетке сержанта Брейтенбаха был неинтересен.

— Надо, чтобы за ним наблюдали неотрывно, — распорядился лейтенант. — И как только он начнет делать что-нибудь подозрительное — ну, например, решит купить тесак, — немедленно докладывать мне.

— А может быть, попросить эту вашу психиатриню… — спросил сержант и поразился ярости, с какой ответил ему Веркрамп. Сержант вышел из кабинета начальника с четким убеждением, что лейтенант Веркрамп впредь никогда и ни при каких обстоятельствах не желал бы ни видеть доктора фон Блименстейн, ни слышать о ней.

Оставшись один, Веркрамп попытался сосредоточиться на том, чем же занимается коммандант Ван Хеерден. Он начал с просмотра донесений о передвижениях комманданта по городу.

«Посетил библиотеку. Поехал в управление полиции. Поехал в гольф-клуб. Вернулся домой». Совершенно невинные действия, совершаемые ежедневно и потому способные привести в уныние кого угодно. Но где-то в этой повседневной рутине скрывалась тайная причина ужасной самоуверенности комманданта и его жуткой улыбки. Даже сообщение о том, что коммунисты установили в его доме подслушивающую аппаратуру, лишь на несколько минут вывело комманданта из равновесия; а сейчас, насколько мог судить Веркрамп, коммандант просто уже позабыл об этом. Правда, он запретил заполнять анкету, составленную доктором фон Блименстейн. Но сейчас, задним числом, лично познакомившись с сексуальными привычками врачихи, лейтенант должен был признать разумность такого решения. Сам лейтенант Веркрамп только теперь понял, что он чуть было не позволил женщине с болезненной склонностью и нездоровым интересом к этой теме заполучить в свое распоряжение информацию о сексуальных привычках всей полиции Пьембурга. Веркрамп содрогнулся от одной мысли о том, какое применение могла бы найти врачиха этой информации, и стал думать над тем, что же делать с полицейскими, грешащими межрасовыми половыми сношениями. Было очевидно, что решать эту проблему придется, не прибегая к посторонней помощи. Попытавшись вспомнить, что доктор фон Блименстейн рассказывала ему о психиатрических способах лечения, он решил сходить в городскую библиотеку: отчасти чтобы узнать, нет ли там литературы о том, как вызывать отвращение к чему-либо; но также и потому, что посещение этой библиотеки столь часто фигурировало в отчетах о передвижениях комманданта Ван Хеердена. Через час лейтенант возвратился в полицейское управление, зажимая под мышкой книгу Эйзенка «Факты и воображение в психологии». Веркрамп испытывал удовлетворение оттого, что нашел толковую работу по интересовавшей его теме. Он, однако, нисколько не приблизился к пониманию причин перемен, происходивших в последнее время в комманданте. Попытки выяснить в библиотеке, что читает коммандант, — попытки, которые лейтенант неубедительно объяснил тем, что собирается подарить ему на Рождество какую-нибудь хорошую книгу, — натолкнулись на ответ, что коммандант Ван Хеерден предпочитает романтическую литературу. Веркрампу этот ответ ничего не говорил.

С другой стороны, книжка Эйзенка оказалась полезной. Воспользовавшись имевшимся в ней индексом, лейтенант Веркрамп избавил себя от необходимости читать те главы, которые стали бы проверкой его интеллектуальной выносливости, и сразу взялся за описание болезни и способов ее лечения при помощи апоморфина и электрошока. Особенно заинтересовали его описанные в книге два клинических случая. В одном при помощи апоморфина удалось отучить шофера грузовика одеваться женщиной. В другом электрошок способствовал тому, что инженер перестал облачаться в женский корсет. Способ лечения показался Веркрампу чрезвычайно простым; он не сомневался, что в случае необходимости смог бы сам провести его курс. С электрошоком никаких сложностей вообще не будет: пьембургская полиция была завалена устройствами, вызывающими такой шок. Что же касается уколов апоморфина, то Веркрамп был уверен, что полицейский хирург сможет их сделать. Главную трудность представляло само присутствие комманданта Ван Хеердена. Его предубеждение против любых нововведений в прошлом уже не раз срывало инициативы лейтенанта Веркрампа. «Только бы этот старый дурак ушел в отпуск!» — мечтал Веркрамп, просматривая описание того, как какого-то бухгалтера удалось излечить от импотенции без применения апоморфина или электрошока. Но такие случаи его не интересовали, и он, пропустив несколько страниц, стал читать дальше.

Пока Веркрамп, погрузившись в изучение психологии отклоняющегося поведения, старался забыть о докторе фон Блименстейн, сама она, не подозревая, сколь изменилось уважение к ней Веркрампа под воздействием ее сексуальности, изо всех сил старалась вспомнить подробности вечера, проведенного накануне ими вместе. Единственное, что она помнила, — как ее доставили в городскую больницу Пьембурга, и водитель «скорой» заявил, что она эпилептик. Недоразумение, однако, быстро разъяснилось, был поставлен верный диагноз — мертвецки пьяна, — после чего, насколько она помнила, ей промыли желудок, посадили в такси и отправили домой в Форт-Рэйпир, где наутро у нее состоялось неприятное объяснение с главным врачом психбольницы. С тех пор она несколько раз звонила Веркрампу, но его телефон был постоянно занят. В конце концов она отказалась от попыток дозвониться, решив, что гоняться за ним ниже ее достоинства.

«Со временем он сам ко мне придет, — самодовольно решила она. — Никуда он не денется».

Каждый вечер, принимая ванну, она с удовольствием рассматривала в зеркале отметины, оставшиеся от зубов Веркрампа, а на ночь клала под подушку разорванные пунцовые трусики — доказательство чувств лейтенанта к ней.

«Какие у него сильные потребности в оральном контакте!» — думала она, и сердце замирало от счастья, а грудь тяжелела в предвкушении.

Миссис Хиткоут-Килкуун была слишком леди, чтобы предаваться сомнениям насчет того, прилично ли ей поддерживать знакомство с коммандантом Ван Хеерденом. Каждый день после обеда старинный «роллс-ройс» бесшумно скользил по дорожке, останавливался у поля для гольфа, и миссис Хиткоут-Килкуун играла — и играла очень хорошо, — пока не появлялся коммандант. После чего она вовлекала его в разговор и тем спасала от необходимости демонстрировать весьма скромные способности к гольфу.