100 великих евреев, стр. 23
Особая сила восстания проистекала не только от харизматического Бар-Кохбы, но и от поддержки со стороны самого известного раввина того периода – Акибы (ок. 60–135). Раввин Акиба был, возможно, величайшим ученым в истории иудаизма. В отличие от многих выдающихся еврейских ученых он вырос в нищете. Начинал пастухом и не получил никакого образования до сорока лет. Ко времени начала восстания в 132 г. н.э. он стал ведущим знатоком Торы и имел десятки последователей.
Армия Бар-Кохбы нанесла удар сразу же после возвращения Адриана в Рим. Она захватила Иерусалим, вынудив размещенный в нем римский легион отступить в Кесарию. Акиба якобы присоединился к восстанию и провозгласил Бар-Кохбу Мессией. Уже составлялись планы восстановления Храма. Были возобновлены жертвоприношения согласно древней традиции. Чеканились собственные монеты (их можно видеть и сегодня), был освящен новый календарь. Бар-Кохба правил с помощью указов (многие из них были найдены столетия спустя в пустыне близ Кумрана). Из Египта к центру Иудеи продвигался римский легион. Войска Бар-Кохбы полностью истребили римлян.
Император собрал двенадцать легионов с таких окраин империи, как Англия, чтобы подавить мятеж. Римские войска не рвались к столице страны. В жестокой войне на истощение каждый укрепленный район захватывался по отдельности. Общепринятая стратегия была приспособлена к ведению партизанской войны. Римляне были вынуждены охотиться за каждым повстанцем. В последней крепости Бар-Кохбы Бетаре его армия была разгромлена, а он сам убит. Раввин Акиба был схвачен и замучен до смерти (с него живого железными скребницами содрали кожу). Предание гласит, что он умер, улыбаясь от сознания, что всеми силами своей души любит Бога. Религиозная академия в Иавнеи была разрушена, а большинство семинаристов погибли в борьбе. В целом, повествует Дион, были разрушены пятьдесят крепостей и 985 городов или поселений. Вся Иудея стала выжженной землей.
Евреи останутся без родного очага на протяжении 1800 лет. За восемнадцать столетий они оставались меньшинством, куда бы ни направились, не имея армии, которая могла бы защитить их, и путеводителем им служили только собственные воззрения и религиозная культура.
Разрушение древней Иудеи подстегнет деятельность первых еврейских христиан. Перед восстанием они мирно сосуществовали с другими евреями как еще одна секта. Многие евреи-христиане рассматривали неудавшееся восстание Бар-Кохбы как провал традиционного иудаизма и подтверждение праведности собственной веры. Вот почему они стали агрессивнее вербовать новообращенных.
Иудеям Галилеи позволяли и дальше исповедовать их веру, хотя и они подвергались определенным преследованиям. Менее чем через столетие после падения Бетара в Галилее под руководством раввина Иуды Принца был составлен систематизированный сборник толкований закона Моисеева – «Мишна». Следующие четыре столетия ученые будут толковать «Мишну». Их толкования станут известны как Талмуд, который послужит после восстания Бар-Кохбы предписанием закона для народа, рассеянного на столетия.
МАРСЕЛЬ ПРУСТ
Марсель Пруст, сын еврейки и католика, был – наравне с Джеймсом Джойсом и Францем Кафкой – одним из трех самых влиятельных романистов первой половины XX века. Его шедевр «В поисках утраченного времени» («Память о прошлых вещах») представляет собой цикл из семи романов, лишенных привычного сюжета и традиционной структуры.
Пруст был своеобразным затворником, который в молодые годы бездельничал в модных гостиных, уделяя почти ритуальное внимание светским сплетням. Уединившись последние тринадцать лет жизни в комнате с покрытыми пробкой стенами, он писал (постоянно исправляя) в странных узких записных книжках объемистый опус из семи частей, соединяя свой опыт жизни в высшем обществе с вымышленной вселенной необычайной энергетики и красоты.
Хотя Пруст написал и другие романы до «Памяти», его помнят прежде всего по уникальной направленности названного шедевра. Повествование ведется Рассказчиком, а не всемогущим и всевидящим автором. События и персонажи романов рассматриваются через призму того, что видит и чувствует вымышленное лицо, необязательно ассоциируемое с автором. Представляется, что Рассказчик имеет собственные побуждения поведать то, что помнит, собственные суждения, якобы расходящиеся с обычно вездесущими мнениями автора.
До Пруста такие великие романисты, как Бальзак, Диккенс, Толстой, Флобер, Достоевский и Золя, ведут повествование как летописцы (даже когда история рассказывается таким персонажем, как Пип в «Больших ожиданиях»). Постоянно чувствуешь присутствие творца, автора, направляющего и ведущего историю. Иное дело – Пруст. Хотя и основанная на его опыте, приобретенном в салонах верхушки общества, «Память» является художественным произведением, а не автобиографией. Беллетристика же – как бы провозглашает Пруст – требует радикально новой перспективы.
Он также изменил структуру романов. До «Памяти» романы имели четкие сюжеты, обычно заканчивавшиеся смертью героя. Пруст писал бессюжетные романы, не имевшие ни кульминационных пунктов, ни неожиданных мелодраматических поворотов или случайных эпизодов. В кажущихся бесконечными и подчас неподвластных пониманию предложениях действительность представляется такой, какая она и есть. События неумолимо следуют одно за другим. Люди и места текут мимо. Время проходит и исчезает.
История его жизни проста. Его мать Жанна Вейль была дочерью состоятельного биржевого маклера. Отец Адриан родился у скромных лавочников-католиков, но стал уважаемым врачом и специалистом по муниципальной гигиене. Адриан Пруст стоял у истоков современных методов улучшения санитарного состояния европейских городов, препятствующих распространению холеры, но не смог, однако, предохранить сына от тяжелой астмы.
Несмотря на попытки вести нормальный образ жизни (Марсель добровольно поступил в военное училище и посещал занятия по праву и политологии), будущий романист предпочел наслаждения прекрасной эпохи, так называемых пиршественных лет в веселые 1890-е гг. Пользуясь наследством матери и общественным положением отца, Марсель проводил в праздности свою молодость в будуарах известных красавиц (обычно королевских кровей). Он надолго подружился с такими творческими личностями, как композитор Рейнальдо Ан, поэтесса Анна де Ноайль, писатель Анатоль Франс и язвительный беллетрист барон де Монтескье. Все эти друзья (и некоторые из его графинь) обрели бессмертие в персонажах «Памяти». Родители всячески противились праздной жизни Марселя, приводя ему в пример приличную карьеру его брата – врача Робера (именно он позаботился о Марселе в его трудные последние годы и добился посмертного издания его сочинений).
Ему было за тридцать, и единственное, что он успел сделать в своей жизни, кроме бесчисленных часов, проведенных в аристократических салонах, это написать два плохоньких, подражательных и незавершенных романа. Преждевременная смерть его родителей пробудила Пруста от бездействия и обратила к целеустремленной жизни. Поняв, что и его жизнь не вечна, он заперся в своей квартире и начал писать отчет о том, что ему было известно лучше всего, – о светском обществе на рубеже веков. Добиваясь полной сосредоточенности и идеальной тишины, Пруст сделал свою спальню-кабинет звуконепроницаемой, обив ее стены пробкой. И он непрерывно писал тринадцать лет. Умер Пруст в 1922 г., редактируя седьмую книгу «Памяти».
Пруст писал примерно так, как винодел выращивает виноградную лозу. В его литературном садоводстве условный сюжет и раскрытие персонажей орошались мощными потоками жизни. Как и почему мужчины и женщины любят друг друга, живут счастливо либо теряют себя в ревности или ненависти – все эти вопросы переплетаются в цветистой, почти зеленой прозе. Маленький бисквит, опущенный в мятный чай и испускающий ароматы юности рассказчика, – таков самый известный образ вычурной и символической прозы Пруста.