Русофобия, стр. 13

Сборник «Вехи» вызвал бурную реакцию либеральной части интеллигенции. Как ответ появился сборник «Интеллигенция в России», в котором участвовали видные представители этого направления: Ковалевский, Милюков, Туган-Барановский и др. Как же толкуют термин «интеллигенция» они? Милюков считает «интеллигенцию» ядром «образованного класса», «ей принадлежит инициатива и творчество». Характеризуя её, он пишет: «Русская интеллигенция почти с самого своего возникновения была антиправительственна», у неё «сложился свой патриотизм государства в государстве, особого лагеря, окружённого врагами». Он отмечает «эмигрантское настроение» интеллигенции. Овсянико-Куликовский пишет об интеллигенте-разночинце: «Он относится с величайшим отвращением к историческим формам русской жизни, среди которой он чувствует себя решительным отщепенцем».

Казалось бы, эти черты выделяют какой-то очень узкий, специфический слой или течение. Но иногда авторы совершенно определённо относят их ко всему «образованному обществу». Вопрос «кто же это — интеллигенция?» как-то обходится, на него нет определённей точки зрения. Видно, что авторы сборников имели перед собой очень трудный для определения социальный Феномен. Они смутно чувствовали его уникальность, но даже не поставили задачи о его более точной характеристике. Дальше исчезло и это чувство: укоренилось аморфное, нерасчлененное понятие «интеллигенции», очень искажённо отражающее сложную жизненную ситуацию. Этот штамп, к сожалению, сохранился, дожил до наших дней и мешает правильно оценить нашу действительность. В частности, надо признать, что термин «интеллигенция» даёт совершенно неверную интерпретацию интересующему нас «Малому Народу». Но следует помнить, что термин этот тем не менее в литературе самого «Малого Народа» широко используется, и, встречаясь в анализируемой литературе с термином «интеллигенции», мы можем понимать его как «Малый Народ».

Шрагин и Янов (и, кажется, только они) пользуются иногда термином «диссиденты» для обозначения того течения, с которым они себя отождествляют. Термин этот ещё менее определённый, чем «интеллигенция». И пущен-то он в обиход иностранными корреспондентами, в нашей жизни очень мало разбирающимися. Но при любом его понимании как раз ни Янова, ни Шрагина диссидентами не назовёшь: пока они жили здесь, они были типичными «работниками идеологического сектора». Также не являются диссидентами четыре анонимных (и до сих пор не проявившихся) автора в № 97 «Вестника РСХД» и тем более Р. Пайпс.

Другие термины, которые применяет, например, Померанц: «элита», «избранный народ», ещё более расплывчаты. Так что, как мне представляется, та терминология, которой пользуются сами идеологи «Малого Народа», не даёт возможности этот «народ» сколько-нибудь точно локализовать. Мы должны искать какие-то другие пути для решения этой задачи. [*]

6. Национальный аспект

Направление, в котором надо это решение искать, может указать одна очень ярко заметная особенность разбираемой литературы её насыщенность национальными и прежде всего противорусскими эмоциями. Авторы, по-видимому выступая как объективные исследователи, ищущие истину мыслители — историки, философы или социологи, часто не выдерживают своей линии и срываются в чисто эмоциональные выпады не только против русской истории, но и против русских вообще. Быть может, читатель уже отметил эту особенность приведённых выше цитат («вселенская русская спесь», «отсутствие чувства собственного достоинства у русских», «холуйская смесь злобы и зависти», «архитипическая российская психологическая предрасположенность к единогласному послушанию», «российская душа упивалась жестокостью власти»). Вот ещё несколько образцов, которые можно было бы объединить заголовком ОНИ О НАС:

«Россией привнесено в мир больше Зла, чем какой-либо другой страной» (N.N.).

«Вековой смрад запустения на месте святом, рядившийся в мессианское „избранничество“, многовековая гордыня „русской идеи“ (он же).

«Народ» оказался мнимой величиной, пригодной сегодня лишь для мифотворчества» («Горский»).

«Собственная национальная культура совершенно чужда русскому народу» (он же).

«…Византийские и татарские недоделки (о русских допетровских времён)» (Померанц).

«[На Руси] христианские глубины практически всегда переплетаются с безднами нравственной мерзости» (он же).

«Страна, которая в течение веков пучится и расползается, как кислое тесто, и не видит перед собой других задач» (Амальрик).

«Страна без веры, без традиций, без культуры» (он же).

«А что самим русским в этой тюрьме сквернее всех, так это логично и справедливо» (Шрагин).

«[В дореволюционной России] „трудящиеся массы“ пропитаны приобретательским духом худшего буржуазного пошиба в сочетании с нравственным цинизмом и политической реакционностью» (Пайпс).

«…Исполнение мечты о „порядке“ и „Хозяине“, которая уже сейчас волнует народное сознание» (Янов).

«…Традиционная преданность народа „Хозяину“ (Янов).

«[Перемешивание населения в СССР хорошо тем, что] „у русофилов выбивают почву из-под ног“. Предлагается отказаться от слов „Россия“, „русский народ“, заменив их „советский народ, советские люди“ и т. д.» (Белоцерковский). [17] 

Вообще, в литературе этого направления изо всех народов, претензии предъявляются только русскому. Например, «национализм» без всяких оговорок подразумевается только русский (см. хотя бы сборник цитат «Спектр неонационализма» в «Демократических альтернативах»). И при этом Плющ ещё заявляет: «Ненормальным мне кажется подсчитывать, кто на сколько процентов сделал пакостей русским за тысячу лет», — это в сборнике «Демократические альтернативы», где подобные «подсчёты» и упрёки адресованы только русским»!

Чтобы не создавалось впечатления, будто здесь какую-то особую роль играет слово, приведём два примера, где те же чувства передаются средствами живописи.

1. На обложке журнала «Третья волна» (1979, № 6), издаваемого А. Глезером, напечатана репродукция картины художника Влад. Овчинникова: избушка и мужичок изображены на фоне кладбища, покрытого крестами. Картина называется: СОБАЧЬЕ КЛАДБИЩЕ.

2. В роскошно изданном каталоге выставки под названием «Современная русская живопись» репродуцирована картина Александра Злотника «Тяжёлое небо». На картине какое-то существо без головы, стоя, раздвинув ноги, рожает чудище с тремя собачьими головами, Из первого существа течёт моча, целое озеро мочи, рождающее реку, которая втекает в качестве ночного горшка — в храм Василия Блаженного.

Особую брезгливость вызывают у этих авторов крестьяне, Мы уже упоминали мнение Р. Пайпса о пословицах русских крестьян, смысл которых, по его мнению, «примитивно прост: заботится только о себе и не думать о других». Об их религии Меерсон-Аксёнов [18] говорит:

«…Магизм и суеверие крестьянского православия»

(и это пишет человек рукоположённый в сан православного священника!).

Суждения Померанца таковы:

«Мужик не может возродится иначе как оперный. Крестьянские нации суть голодные нации, а нации, в которых крестьянство исчезло (так!) — это нации, в которых исчез голод.

Крестьяне несовершенны в религии, как в агрономии».

А. Амальрик пишет:

«И если язык наиболее полное выражение народного духа, то кто же более русский — „арапчонок“ Пушкин и „жидёнок“ Мандельштам или мужик, который у пивной размазывая сопли по небритым щекам, мычит: „Я… русский!“». [19] 

вернуться

17

В. Белоцерковский — недавний эмигрант, участник сборника «Демократические альтернативы» и автор публицистических работ. Живёт в ФРГ, возбуждал против нескольких других публицистов процессы по обвинению в антисемитизме (в ФРГ есть соответствующий закон), но не выиграл их.

вернуться

18

М. Г. Меерсон-Аксёнов — по образованию историк. Опубликовал в Самиздате и на Западе (частично под псевдонимами) несколько работ. Эмигрировал и окончил в США семинарию. Рукоположён в сан священника Американской Православной Церкви.

вернуться

19

Прошу извинения за пропуск в цитате, но как-то не выписывается грязное ругательство, употреблённое автором.