Долина кукол, стр. 60

Нет, ей нельзя сейчас сдаваться. Она победила всех — армию, прессу, весь этот чертов мир вокруг нее, и вот теперь позволить какой-то фигуристой блондиночке разрушить все! Она не отойдет от них ни на шаг.

Через несколько недель они едут на Западное побережье, и она станет жить вместе с ними. Кто знает — может, что-то и получится.

Она надела платье на свое бесформенное тело и стала методично приводить мысли в порядок. Нужно сделать заявление для прессы ведущим обозревателям — кому же сообщить первому? Нет. Никаких любимчиков. Телеграфные агентства, должно быть, уже передали обо всем прямо из Элктона. Когда они вернутся, она созовет пресс-конференцию, организует интервью с Дженифер и Тони…

Часть V

АННА

декабрь 1946

В тот вечер Анна вернулась в Нью-Йорк. В их номере все было перевернуто вверх дном. На ночном столике торчком стоял листок, покрытый торопливым почерком Дженифер:

«Борьба была нелегкой, но я одержала победу. Когда ты будешь читать это, я уже буду мисс Тони Полар. Пожелай мне счастья. С любовью — Джен».

Анна была рада за подругу, но победа Дженифер, казалось, еще сильнее подчеркивала безрадостность и безнадежность ее собственной судьбы.

Лайон позвонил ей в Лоренсвилл и сообщил потрясающее известие. Бэсс Уилсон книга понравилась, она сочла ее многообещающей, но полагала, что ее нужно переписать, прежде чем она сможет показать ее какому-либо издателю. Лайон весь горел энтузиазмом. Правда, это означало еще полгода печатания на машинке, но ведь книга понравилась самой Бэсс Уилсон, а на Бэсс угодить нелегко.

Она пыталась скрыть свое разочарование: значит, придется стучать на машинке еще целых шесть месяцев. И вот ушла Дженифер. Номер люкс казался совсем нежилым.

Она может позволить себе снимать его и одна. У нее много денег, точнее — будет много, как только все придет в порядок. К сожалению, оборвать все связи с Лоренсвил-лом, просто передав мистеру Уокеру ключи, оказалось невозможным. Оставалось еще бесчисленное количество юридических процедур, требующих ее присутствия. Завещание должно быть подтверждено судом по наследственным делам. А мебель… нельзя же было просто выставить ее на улицу. Мистер Уокер сказал, что каждый предмет имеет определенную стоимость. К мебели нужно прикрепить бирки и отправить ее в Нью-Йорк или Бостон на аукцион. Это принесет Анне приличную сумму. Мать оставила ей пятьдесят тысяч долларов облигациями, акциями и наличными. Деньги тети Эми тоже переходили к ней — это еще двадцать пять тысяч. По словам мистера Уокера, за один только дом он сумеет выручить сорок тысяч, поскольку тот расположен на полутора акрах отличной земли. Да, денег у нее будет много, намного больше ста тысяч, не считая суммы, что будет выручена за мебель, а тем временем над нею дамокловым мечом нависала необходимость опять ехать в Лоренсвилл, по. крайней мере, на неделю, а то и больше. Она поежилась. Уже одно только пребывание в этом доме беспричинно угнетало ее.

Быстро приняв душ, Анна переоделась и поехала на такси к Лайону. Когда она вошла, он сидел за машинкой.

— Заходи в мою темницу, — пригласил он, обнимая ее. Он принялся подбирать скомканные листы бумаги, разбросанные по полу. — Не обращай внимания на этот хлев: я работал все вечера подряд. Все идет превосходно.

Она натянуто улыбнулась.

— Я рада, Лайон. Я знаю, что книга получится хорошей. — Она взяла пачку чистой бумаги и посмотрела на нее. — Сейчас для меня совсем не время сидеть в этом Лоренсвилле, как в ловушке, но я могу взять с собой бумагу и печатать новый вариант там.

— Что я буду делать без тебя? Я же делаю столько опечаток, и страницы выходят неаккуратные. — — Он вдруг нахмурился. — Это и впрямь несправедливо по отношению к тебе — ты была так терпелива все это время. И вот опять задержка — эта перепечатка, будь она неладна.

Она улыбнулась.

— Я же сказала, что готова ждать всю жизнь, если потребуется. Не обращай внимания ни на меня, ни на мое настроение — это все Лоренсвилл.

Потом, когда она лежала в его объятиях, ей казалось, что Лоренсвилл находится за тысячи миль от них. Словно его и не существовало никогда. Лишь много позже она вспомнила, что еще не сообщила Лайону про Дженифер.

— Рад за нее, — сказал он. — Но разве это не поставило тебя в несколько затруднительное положение? Ведь теперь тебе не с кем снимать номер.

— У меня есть деньги, Лайон. Мать оставила мне приличную сумму.

— Никому не говори об этом. А то какой-нибудь охотник за деньгами быстренько окрутит тебя.

— Лайон, ну почему мы не можем пожениться? Денег у меня хватит, чтобы нам обоим жить на них в течение… э-э, довольно долгого времени.

— А ты каждое утро будешь вставать и бежать на работу…

— Только чтобы не мешать тебе. Здесь слишком тесно для двоих, если мы будем целыми днями шарахаться из угла в угол. Но как только ты все закончишь… тогда я стану работать на тебя. Буду печатать твои рукописи, вести переписку с твоими почитателями…

— Все обстоит не так, Анна. Ты же знаешь, что сказала Бэсс Уилсон. Даже если книга окажется хорошей, она не принесет мне ничего, кроме некоторой писательской репутации. И значит, предстоит работать еще год абсолютно без каких-либо денежных поступлений. И не думай, что я не хочу посвящать писательскому труду все свое время. В эти последние дни я вдруг кое-что понял — вырабатывается определенная ритмичность, когда несколько часов подряд, не отвлекаясь, занимаешься одним и тем же.

— Стало быть, я права. — Она села в кровати.

— И да, и нет. У меня есть деньги, Анна. Но к тому времени, когда я приступлю ко второй книге, они кончатся. Мне придется просить у тебя на сигареты. Для меня это будет слишком унизительно, и писать в таком состоянии я не смогу. Нет, дорогая, ничего не получится.

— Но что же тогда остается делать мне? Сидеть и ждать, пока ты получишь Пулитцеровскую премию?

— Нет. Просто подождать и посмотреть, как примут эту книгу. Если вообще примут. А пока я вовсе не уверен, что ее опубликуют.

— Опубликуют. Я знаю это. И я буду ждать. — Она задумалась. — Интересно, а сколько времени уходит на публикацию книги?

Он рассмеялся и заключил ее в объятия.

Анна ходила взад и вперед по деревянному дощатому полу вокзала в Лоренсвилле. Электричка, как обычно, опаздывала. Бедный Лайон. Пять часов в бостонском поезде сами по себе невыносимы, а трястись еще целый час в неотапливаемой электричке со всеми остановками…

Последние три дня были для нее просто ужасными. Она была так благодарна Вилли Хендерсону, который повсюду возил ее на своем новеньком «шевроле». Каждая мелочь требовала бюрократической волокиты! Иногда ей начинало казаться, что она еще ничего не сделала. Придется задержаться здесь до середины следующей недели, потому что из Бостона приезжает представитель посреднического агентства, чтобы обсудить с нею вопрос о мебели. Все, решительно все приходилось обсуждать — какой бы шаг она ни предпринимала, он неизменно тормозился, а то и срывался из-за юридических проволочек. В Лоренсвилле она попала в ловушку.

Но на выходные приезжает Лайон. Они проведут вместе два замечательных дня, благодаря которым можно будет вынести даже Лоренсвилл. Кровать матери, огромная, на четырех массивных ножках и с пологом, впервые станет ложем для двух человек, которым хорошо друг с другом. Застилая ее, Анна подумала, сколько же страшных ночей провел здесь ее отец, сколько отказов получил от ее эмоционально девственной матери. «Ну, что ж, сегодня ночью тебя ожидает не один сюрприз», — обратилась она к кровати, в последний раз переворачивая толстый стеганый матрац. Та ответила ей легким поскрипыванием, будто возмущенно протестуя.

Но сейчас, нервно прохаживаясь взад-вперед по залу ожидания, Анна подумала, благоразумно ли она поступает. В Лоренсвилле все узнают, что Лайон приезжал и останавливался в ее доме. Ну и что! Продав дом, она никогда больше сюда не вернется. Будь проклят этот городишко! Наплевать, что подумают!