Крысиный Вор, стр. 49

– Что ты сделал?

– Ты уверен, что и впрямь хочешь узнать, что мы сделали? Я говорю «мы», потому что в осуществлении моего плана участвовал Дохрау. Великие Псы не вмешиваются в дела смертных, но, поскольку речь шла о тех, кто причинил тебе вред, он отступил от этого правила. Для жителей Овдабы ссориться с Псом Северного Ветра – себе дороже.

– Значит, война закончилась? – осмыслив эту информацию, уточнил Хантре.

– Если бы. Всего лишь передышка. Овдейские интриганы измышляют, как им действовать дальше, чтобы не навлечь на себя гнев Дохрау, а их южные союзники не очень-то его и боятся. Суринань – не его территория. Так что тебе сейчас надо хорошо питаться и поскорее восстанавливать силы.

Когда вошли в столовую с мозаиками из цветного стекла, лицо Хантре вытянулось:

– Опять бульон?..

– Опять, – с пакостной ухмылкой подтвердил Тейзург. – А ты на что рассчитывал? Сегодня-завтра тебе нельзя ничего другого, щадящая диета.

Впрочем, бульон так бульон. Он был зверски голоден и согласен на любую еду.

Хозяин дома тактично ограничился бокалом вина. Орнамент на его баэге издали выглядел, как цветочный, а вблизи оказалось, что это изящные красные паучки, как будто парящие в вечерней синеве – Хантре только теперь рассмотрел рисунок.

– Каждый раз, когда я приходил в себя, ты или твои люди старались накормить меня этим бульоном. Он все время был, в любой момент времени. Это какое-то колдовство?

– Не угадал. Его всего-навсего постоянно варили – на случай, что ты очнешься и удастся хоть немного отравить тебе жизнь, пока ты в сознании. Потом невостребованную порцию съедал кто-нибудь из прислуги или сливали в бидон и относили в лечебницу для бедных во славу Тавше, и так по двенадцать раз в сутки. В этом было нечто от безумного часового механизма.

Сейчас он ел золотистый куриный бульон, как будто приправленный летним солнцем, с аппетитом, даже с жадностью. Попросил добавки.

– Мои гнупи потеряли тех мерзавцев, за которых тебе тогда вздумалось заступаться, а я был слишком занят, чтобы искать их, – сообщил Эдмар, задумчиво вертя в пальцах хрустальный бокал с каплей рубинового вина на донышке. – Похоже, они все-таки восстановили силы и сумели применить какое-то заклинание, мешающее мне их обнаружить. Что ж, так даже интересней…

– Да оставь их в покое. Если они когда-то причинили мне вред, это же было очень давно. Считай, что я простил их.

– Зато я не простил. Собираешься читать мне мораль?

– Ага, больно надо.

– Жаль, это было бы забавно. Я получил бы удовольствие. Хотя ты ведь у нас мордобойщик, а не морализатор… Трепетный этик, готовый навешать затрещин всем и каждому – меня всегда приводило в восторг это изысканное сочетание. Кстати, об этике: начни с себя, а то ведь Шнырь до сих пор горюет по своей крыске. И вольно же тебе было ребенка обижать.

– Хорош ребенок!

– Волшебный народец – это те же дети, которым не дано повзрослеть. Они по-детски непосредственны и по-детски жестоки. Даже тухурва, которая выглядит древней сгорбленной старушкой, под этой оболочкой скорее напоминает зловредную девчонку, чем престарелую даму. И все что угодно для этих существ игра – если хочешь знать мое мнение, не то чтобы они были не правы.

Хантре молчал, глядя в пустую тарелку. У него в душе что-то болезненно отозвалось на слова собеседника, но это не имело отношения ни к волшебному народцу, ни к играм. Наконец он поднял взгляд.

– Ты не в курсе, в том мире, где я жил перед тем, как вернуться в Сонхи, у меня были дети?

– Кто ж тебя знает? Может, и были, может, нет.

Чувство потери. Кто-то у него там остался… И еще появилось ощущение, что Золотоглазый темнит.

– А женщины у меня там были?

«Если скажешь «не знаю», это наверняка будет вранье».

– Одно время у тебя была любовница, которую звали Люана Ришсем.

Похоже, это правда. Хотя он не помнит Люану Ришсем. И Тейзург несомненно в чем-то лукавит.

– Ты недоговариваешь, – произнес он, глядя в упор.

Тот улыбнулся и слегка развел руками.

– Видишь ли, это дела прошлые… Люана была младшей женой правителя одной довольно забавной страны, и так сложилось, что ее мужа я убил, а она потом утешилась в твоих объятиях. Насколько я знаю, детей от тебя у нее не было.

– Почему убил?

– Я же говорю, так сложилось. Игра вероятностей. Я тогда сводил счеты с любимой женщиной – эта очаровательная негодяйка мало того, что сказала «нет», так еще и устроила мне массу неприятностей, вот я и решил ее проучить. Ришсем оказался жертвой обстоятельств. Хантре, ну что ты так колюче смотришь? Право же, тебе рассказать ничего нельзя – сразу начинаешь выискивать: а нет ли в этом какой несправедливости? Это было в моей прошлой жизни. Срок давности вышел.

Хантре пожал плечами, сдерживая раздражение. Его бесил этот снисходительный тон и провоцирующий прищур.

– Обожаю, когда меня с трудом терпят, – ухмыльнулся Тейзург.

– Пойду прогуляюсь, – сухо бросил наемник, поднимаясь из-за стола.

После большой тарелки куриного бульона сил у него определенно прибавилось.

– Никуда ты не пойдешь, только этого не хватало. Если ты отправишься на прогулку в облике, это может закончиться плачевно. Только представь себе ковыляющего по улице истощенного кота со свалявшейся шерстью! Среди прохожих непременно найдется доброхот, который из милосердия попытается добить несчастное животное, чтобы прекратить его мучения. Лучше я прикажу заложить коляску, и поедем кататься. До праздника Равноденствия с зимним маскарадом осталась восьмица, горожане в меру своей фантазии украшают Аленду… Я тебе много чего интересного покажу, прелестная будет прогулка, не пожалеешь. Поехали?

За окном прояснилось, птицы защебетали громче. Мозаичные панно на стенах заиграли цветными бликами. И погулять хотелось, и в то же время далеко он не уйдет. Доплетется мимо сияющего солнечными пятнами заснеженного фонтана до калитки, потом, еле волоча ноги, пойдет по бульвару Шляпных Роз – и через несколько десятков шагов голова закружится, а силы закончатся. Хорошо, если его хватит до следующего перекрестка. Проехаться по Аленде в коляске – это намного лучше, особенно если Тейзург еще и термос захватит.

Он хмуро кивнул, чувствуя, что едва не вспомнил что-то важное, но оно ускользнуло, так и не появившись из мглы, поглотившей его жизнь в другом мире.

Глава 3

Зимний маскарад

Гнездовье крухутаков пряталось среди серовато-белесых, как будто облитых известкой скал, которые выглядели так, словно свалились с небесных высот и разбились вдребезги, но всеми своими острыми верхушками тянутся обратно. Если забредешь в глубь выветренного каменного царства, которое на карте отмечено как Чивьярха, там-то его и увидишь.

В холодных землях бытует присловье «узнаешь, где крухутаки зимуют» – так это о Чивьярхе. Здесь ютятся перелетные птицелюди, которых гоняют из человеческих городов их местные собратья: мол-де мозгов на всех не напасешься. Иные из северных крухутаков после первых заморозков ложатся в спячку до весны, а иные отправляются зимовать в теплые края. И то и другое риск: может, повезет, может, не очень, но им не дано предугадывать, что случится дальше. О прошлом и настоящем им известно все на свете, а будущее для них – такой же туманный океан вероятностей, как для всех остальных.

Большие неряшливые гнезда, сооруженные из веток и краденого тряпья, лепились как попало, только не рядом – их непременно разделяло расстояние не меньше чем в полтора десятка шагов. И каждый крухутак держался особняком. Они знают все, в том числе друг о друге: о чем между собой толковать? Люди считают их болтливыми, но пернатые оракулы тем и сыты, что порой уболтают человека сыграть в три загадки: хочешь есть, умей уговаривать. А в своем поселении долговязые крылатые существа сидят, нахохлившись, в меланхоличном безмолвии и, верно, перебирают свои знания, словно случайные бусины из несметной кучи сокровищ.