Черный Красавчик (с иллюстрациями), стр. 35

На следующий день после того, как было принято это трудное решение, Хэрри повел меня в кузницу перековать. Когда мы вернулись, Капитана уже не было. Вся семья и я тяжело переживали его кончину.

Джерри пришлось подыскивать себе другого коня, и вскоре от знакомого, служившего помощником конюха у какогото аристократа, он услышал о породистом молодом коне, который понес, врезался во встречный экипаж, выбросил из кареты хозяина и так изранил и опорочил себя, что держать его в дворянской конюшне больше было нельзя. Кучеру приказали искать покупателя.

– Я люблю норовистых лошадей, – сказал Джерри, – если только они незлобны и нетугоузды.

– В нем нет ни капли злобы, – заверил приятель, – и губы у него очень чувствительные; я думаю, то был просто несчастный случай. Видишь ли, он застоялся, его долго не выводили, и погода, как назло, была в тот день отвратительная, так что, когда его наконец выпустили, он был словно сжатая пружина. А наш хозяин (я имею в виду кучера) взнуздал его строже некуда: с мундштуком, тугим подгубником и подбрюшником, так что он пошевелиться не мог. Неудивительно, что такой горячий конь с такими чувствительными губами просто взбесился от всего этого.

– Похоже, что так; я приеду взгляну на него, – сказал Джерри.

На следующий день Пылкий – так его звали – был уже у нас: великолепный гнедой конь без единого светлого волоска, ростом с Капитана, с исключительно красивой головой – и всего пяти лет отроду. Я дружески приветствовал его как будущего напарника, но лишних вопросов задавать не стал. В первую ночь он был очень беспокоен; вместо того чтобы лечь, все время дергал привязь, пропущенную через кольцо, и бил копытом по загородке яслей так, что я не мог уснуть. Однако на следующий день, проработав в упряжке пять-шесть часов, он успокоился и стал благоразумнее. Джерри ласкал его и много с ним разговаривал, и вскоре они нашли общий язык. Джерри сказал, что если не слишком затягивать удила и хорошенько загружать его работой, этот конь станет смирным, как ягненок. Нет худа без добра: бывший хозяин Пылкого потерял фаворита, стоившего ему не менее сотни гиней, зато извозчик получил доброго коня в расцвете сил.

Пылкий поначалу считал для себя страшным падением превратиться в извозчичью лошадь, ему претило стоять в очереди на стоянке, но к концу первой недели он признался мне, что свободная уздечка и возможность поворачивать голову – это не так уж мало и что, по правде сказать, нынешняя работа не так унизительна, как ходить под седлом, но не иметь возможности даже ухом в сторону повести.

В конце концов он прижился у нас, и Джерри его полюбил.

ГЛАВА XLV

Новый год Джерри

Для некоторых людей Рождество и Новый год – самые веселые дни в году, но для извозчика это вовсе никакие не праздники, хотя возможность заработать в это время есть. Устраивается столько званых вечеров и балов, открыто столько увеселительных заведений, что работать приходится допоздна и до седьмого пота. Иногда извозчик и лошадь вынуждены под дождем или в мороз, дрожа от холода, часами ждать на улице, пока господа не навеселятся и не натанцуются в теплом доме. Интересно, вспоминают ли все эти красивые дамы хоть изредка о несчастном извозчике, сидящем на козлах там, снаружи, и о терпеливом животном, у которого ноги коченеют от холода?

Я работал по большей части вечерами, так как уже привык к долгому стоянию, к тому же Джерри боялся, что Пылкий простудится. На рождественской неделе работы было по горло, и Джерри снова стал сильно кашлять. Как бы поздно мы ни возвращались, Полли открывала дверь и светила фонарем, озабоченно и тревожно вглядываясь в мужа.

Вечером накануне Нового года нам пришлось везти двух джентльменов в Вест-Энд. Мы высадили их в девять, и нам было велено вернуться в одиннадцать. «Поскольку это связано с карточной игрой, вероятно, вам придется несколько минут подождать. Однако не опаздывайте».

Когда часы били одиннадцать, мы уже стояли у входа – Джерри всегда был точен. Мы слышали, как часы пробили одну четверть, две, три, потом полночь – дверь не открывалась. Весь день дул порывистый ветер и шел дождь, а теперь все кругом покрылось ледяной коркой; было страшно холодно – и никакого укрытия рядом. Джерри соскочил с козел и натянул одну из попон повыше мне на шею, затем несколько раз прошелся взад-вперед, притопывая ногами и похлопывая себя руками, чтобы согреться, но от этого начал сильнее кашлять. Тогда он открыл дверцу пролетки и сел в нее, выставив ноги наружу – какое-никакое укрытие. Часы и дальше отсчитывали четверти, но никто не появлялся. В половине первого Джерри позвонил и попросил слугу узнать, понадобится ли он.

– О да, конечно, – ответил тот, – не уезжайте, господа скоро закончат.

И снова Джерри уселся в пролетку, но голос у него стал таким хриплым, что я не мог разобрать, что он бормочет.

В четверть второго наконец отворилась дверь, и наши пассажиры вышли из дома. Не сказав ни слова, они уселись в экипаж и назвали адрес – милях в двух от того места. У меня ноги одеревенели от холода, и, должно быть, я спотыкался. Джентльмены вышли, даже не извинившись за то, что заставили нас так долго ждать, зато рассердились, узнав, сколько должны. Хоть Джерри никогда не брал лишнего, но никогда и не уступал, поэтому им пришлось заплатить за два с четвертью часа нашего ожидания. Однако деньги эти достались слишком тяжело.

Когда мы наконец вернулись домой, Джерри почти не мог говорить и жутко кашлял. Полли ни о чем не спросила, только открыла ворота и светила нам фонарем.

– Мне что-нибудь сделать? – проговорила, наконец, она.

– Да, пожалуйста, дай что-нибудь теплое для Джека, а потом свари мне кашу.

Все это он произнес сиплым шепотом; ему было трудно дышать, но он, как всегда, насухо вытер меня, накормил и даже сходил на сеновал и принес свежей соломы для подстилки. Полли приготовила мне теплую болтушку, я съел ее и почувствовал себя гораздо лучше. После этого они вышли и заперли дверь.

На следующее утро никто долго не приходил, потом появился один Хэрри. Он почистил и накормил нас, вымел стойла, подстелил свежей соломы, словно было воскресенье. Мальчик казался притихшим: не насвистывал, не напевал, как обычно. В полдень он пришел снова и принес нам еду и воду. На этот раз с ним пришла Долли. Она плакала, и из их разговора я понял, что Джерри опасно болен – доктор сказал: случай тяжелый. Так прошло два дня. Атмосфера в доме была очень тревожной. Мы видели только Хэрри, изредка Долли, которая приходила, чтобы составить ему компанию. Полли все время проводила у постели Джерри – ему был нужен полный покой.

На третий день – Хэрри как раз был в конюшне – в дверь постучали и вошел Хозяин Грант.

– Я не пойду в дом, сынок, – сказал он, – но я хотел бы узнать, как твой отец.

– Очень плохо, – ответил мальчик, – хуже некуда. Это называется «бронхит», доктор думает, что сегодня ночью будет перелом – или в ту, или в другую сторону.

– Ужасно, ужасно, – проговорил Грант, качая головой. – Двое вот так же умерли на прошлой неделе, болезнь унесла их в одночасье. Но пока душа не рассталась с телом, остается и надежда. Ты не должен падать духом.

– Да, – быстро проговорил Хэрри, – доктор говорит, что у отца шансы лучше, чем у многих других, потому что он не пил. Вчера он сказал, что при такой высокой температуре любой другой, пьющий человек уже сгорел бы как свечка. Мне кажется, он верит, что отец выкарабкается. А вы так не думаете, мистер Грант?

Хозяин ответил задумчиво:

– Если существует на свете справедливость и хорошим людям дано превозмочь болезнь, твой отец выздоровеет обязательно, потому что он самый хороший человек, какого я знаю. Я загляну завтра утром.

На следующий день ни свет ни заря он был уже у нас.

– Ну? – спросил он.

– Отцу лучше, – ответил Хэрри. – Мама надеется, что он поправится.

– Слава Богу! – с облегчением воскликнул Хозяин. – Держите его в тепле и ничем не тревожьте. Теперь о лошадях. Джек здесь, в теплой конюшне, к концу этой, в крайнем случае к началу будущей недели придет в прежнюю форму, и его можно будет вывести размять ноги. А вот молодой без работы скоро на стенку полезет, если можно так сказать, и тебе будет трудно с ним справиться, а когда его запрягут после этого, может произойти несчастный случай.