Денис Давыдов, стр. 27

Ахтырский полк состоял в то время в арьергарде армии Багратиона, отходившей к Минску. Гусары Давыдова, находясь в передовом отряде генерал-майора Васильчикова, участвовали в боях под Миром, под Романовом, под Дашковкой.

Давыдов командовал ночной экспедицией под Катынью, сражался под Дорогобужем, Максимовым, Поповкой и Покровом, участвовал во всех кровопролитных сшибках с авангардом неприятеля вплоть до Гжатска.

Сокрушительные удары по французам наносил атаман войска Донского Матвей Иванович Платов. Его поддерживали батальоны ахтырцев. Разгромив под Миром кавалерийскую бригаду генерала Турно, Платов докладывал командующему армией князю Багратиону: «...пленных взято так много, что за спешкой не успел их даже хорошенько пересчитать. Есть среди них штаб-офицеры и унтер-офицеры. С сим имею честь ваше сиятельство поздравить...» Багратион радовался и отдавал приказы, поднимающие боевой дух солдат и офицеров: «Наконец неприятельские войска с нами встретились. Генерал от кавалерии Платов гонит их и бьет нещадно... Войска неприятельские не иначе как сволочь со всего света... Они храбро драться не могут, особливо боятся нашего штыка. Наступайте на француза. Пуля мимо. Подойди к нему – он побежит. Пехота коли! Кавалерия руби и топчи!»

...Бой под Миром закончился поражением французов. В сумерках Денис Давыдов в парадном мундире, при орденах, вышел из своей палатки и направился к атаману Донского казачьего войска Платову. Проходя мимо лазаретных палаток, он свернул вправо, и перед ним предстала горестная и торжественная картина прощания с павшими.

У большого шалаша, сооруженного из елового лапника, стояли полукругом казаки и гусары с горящими свечами в руках. Среди множества военных выделялся маленький согбенный священник в траурной ризе. Чуть позади в забрызганном грязью подряснике прохаживался высокий, длинноволосый дьячок. Он держал в руке дымящееся кадило и слегка помахивал им. У входа в шалаш выстроился сводный полуэскадрон рослых бородачей-казаков, чуть левее – трубачи. Впереди возвышался атаман Матвей Иванович Платов с низко опущенной головой. Лица людей, присутствовавших при погребении, были преисполнены глубокой скорби.

Денис Давыдов остановился шагах в пятнадцати от шалаша и услышал команду: «На кра-ул!»

Вслед за тем при горестных звуках погребального марша атаман приказал вынести из шалаша на носилках тела казаков, павших на поле брани, и положить их рядом друг с другом.

Казаки и гусары, осеняя себя крестным знамением, прошептали: «Упокой, Господи!»

Покойники одеты были в парадные мундиры, на коих поблескивали боевые ордена и медали.

Когда трубачи закончили играть траурный марш, офицер подал команду: «На пле-чо!»

Священник служил панихиду с кроткой торжественностью, преисполненный важности своей миссии. Слаженно пел хор певчих-казаков.

Лица воинов были суровы и мужественны. В толпе слышался шепот и вздохи молящихся.

Когда же священник, став на колени, дрогнувшим голосом произнес:

– Упокой, Господи, души усопших рабов Твоих, на жестокой и смертельной брани убиенных, и сотвори им вс-е-чную па-а-мять! – то даже среди стойких солдат прокатились глухие рыдания.

– Вечная память! Вечная намять! – пропели певчие.

В скорбном молчании соратники прикрыли шинелями тела двадцати трех рядовых казаков и сотника, взялись за носилки и двинулись под звуки погребального марша за священником. Подле глубокой ямы стояли бородатые казаки с лопатами в руках.

Длинною вереницей потянулась печальная воинская процессия: рядовые и офицеры медленно шли с непокрытыми головами и горящими свечами в руках. За носилками с прахом храброго сотника Дягилева шагал атаман Донского казачьего войска Матвей Платов.

Возле холма свежевырытой земли тела павших сняли с носилок и переложили на шинели.

По окончании молитвы казаки стали подносить покойников к могиле и осторожно опускать их в нее. Священник первым бросил в могилу горсть земли сырой. И вдруг среди глубокого траура прогремел пушечный выстрел. Прогремел в той стороне, где остановился на ночлег поверженный неприятель. Следом послышался треск ружей.

Воины тревожно переглянулись.

– Не робей, робята! – хладнокровно успокоил их Платов. – Не суетись. Ибо суета – мать всех бед и несчастий. Успеем сделать все как положено. Однако должен заметить, что господа французы оказались весьма любезны. – Тут атаман казаков обратился к Денису Давыдову и стоявшим рядом с ним офицерам: – Слышите? Враги отдают почесть нашим павшим героям. Они изволили открыть огонь в тот момент, когда это должны были сделать мы, да не успели. А теперь, братцы, настало наше время. Пали! Пали, братцы! – приказал он казакам.

Прогремели три оглушительных залпа.

Меж тем выстрелы со стороны неприятеля продолжались.

Раздались сигналы тревоги. По разным сторонам поскакали вестовые.

Когда на могиле водрузили крест, Денис Давыдов выдвинулся вперед и обратился к стоящим рядом:

– Скажем, друга, последнее «прости» и помолимся за наших боевых товарищей, братьев наших, за всех казаков, стяжавших доблесть и славу в грозной сече под Миром!

За сим последовала минута скорбного молчания.

– По местам! – отдал приказ Платов и быстрым шагом прошел к своей палатке.

Там, где были погребены казаки, остались лишь смятые кусты, высокий холм земли с крестом поверху да зыбкие языки пламени догоравшего в ночи костра.

Несмотря на победные вылазки казаков, положение во 2-й армии день ото дня ухудшалось. В непрерывных схватках и перестрелках с французами она преодолела более шестисот верст с обозами, ранеными и пленными, буквально неся на своих плечах неприятеля. Движение войска постоянно затруднялось, полки и эскадроны растягивались на значительные расстояния. Не хватало провизии. Лошади пухли и падали на ходу от изнеможения. Однако солдаты русские держались из последних сил. На коротких ночных привалах, голодные и усталые, они засыпали мертвецким сном, чтобы на заре вновь стойко отражать атаки неприятеля.

Маневрируя, Багратион разгадывал замыслы врага и выводил полки из окружения. Однако доблестный генерал суворовской выучки не привык пятиться, он воодушевлял солдат, готовил войска к сражению. «При виде Багратиона всем делалось веселее на душе, – вспоминал преданный князю Денис Давыдов, – каждый горел нетерпением сразиться, удостоверить французов, что мы уходили от них непобежденные. Представляя себе опасность, которой подвергалось Отечество, никто не думал о собственной жизни, но каждый желал умереть или омыть в крови врагов унижение, нанесенное русскому оружию бесконечною ретирадою».

По 2-й Западной армии зачитали строгий приказ князя Багратиона, который гласил, что за малейший проступок против дисциплины, за уклонение от сражения или если кто-либо из воинов осмелится воскликнуть в панике: «Мы окружены врагами!» – грозил расстрел.

Солдаты наточили палаши и штыки, зарядили ружья. Артиллерия двигалась с зажженными фитилями. Ставили пикеты, назначали сторожевые посты...

Зная местность, крестьяне следили за неприятелем, за численностью его сил, смекали, по какой дороге он намеревается идти, и обо всем этом немедля доносили командованию.

22 июля 1812 года 1-я Западная армия во главе с Барклаем-де-Толли и 2-я под командованием Багратиона, преодолев на пути своем многие преграды, соединились под древним Смоленском. Рухнул генеральный стратегический план Наполеона разбить и уничтожить их поодиночке.

Осада Ключ-города

...И, хитрый воин,
Он скликнул вдруг своих орлов
И грянул на Смоленск... Достоин
Похвал и песней этот бой:
Мы застояли тут собой
Порог Москвы – в Россию двери
Федор Глинка