Забытая история любви, стр. 38

Она второй раз повторила это себе, чтобы собраться с духом. Они уже выехали из замка и взяли путь на юг. Он пустил своего мерина шагом, хотя она чувствовала, что, будь ее спутник один, он бы перешел на аллюр, более соответствующий его горячему нраву. «Наверное, непросто, — думала она, — такому человеку, как он, воину, обученному и привыкшему действовать, сидеть затворником в Слэйнсе уже столько дней». Она часто видела его в библиотеке, куда он приходил искать забвения среди книг, будто чтение могло помочь хотя бы почувствовать вкус свободы. Но больше всего он напоминал ей зверя в клетке, которому только и остается, что бродить бесцельно по коридорам и вокруг замка.

И сейчас казалось, что у него нет на уме какой-то определенной цели, словно ему было достаточно дышать морским воздухом и чувствовать себя свободным.

Похоже, он был не в настроении разговаривать. Молчание он нарушил лишь после того, как они с плеском пересекли ручей, миновали несколько приземистых домиков и направили лошадей туда, где мягкая прибрежная трава развевалась на вершинах песчаных дюн. И потом он спросил:

— Как вы находите мои перчатки?

Она находила их теплыми, слишком большими для ее рук и грубыми. Однако чувствовать их на себе было приятно, хотя в этом ощущении и было что-то греховное, словно пальцы его сомкнулись на ее руках, а она не хотела, чтобы он их отпускал.

— Помогают, — ответила она. — Но, признаюсь, мне кажется, что такие твердые перчатки подошли бы и сокольнику.

Никогда еще она не видела, чтобы он так улыбался: быстрый и неожиданный проблеск зубов и искренняя радость. Стремительная сила этой улыбки на время лишила ее дара речи.

— Да, — промолвил он, — не самые модные перчатки. Мне их на Рождество прислала моя сестра Анна. Она очень любит рассказы про рыцарей и благородные подвиги и наверняка выбрала их с мыслью об этом.

София улыбнулась.

— Мою сестру тоже звали Анна.

— Звали?

— Она умерла в прошлом году.

— О, простите. И у вас больше никого нет?

— Нет.

— Только скажите слово, и я одолжу вам парочку своих родственников, — произнес он невозмутимым тоном. — У меня две сестры и три брата.

— Вам, наверное, тяжело жить здесь, в Шотландии, вдали от них.

— Да. У моего старшего брата Уильяма — он лэрд Аберкарни — ребенок совсем маленький, ему полтора года, и он меня, наверное, и не узнает, когда увидит. Я надеялся, что смогу поехать к ним в этом месяце, но, похоже, не судьба.

София попыталась утешить его:

— Такой маленький ребеночек все равно не запомнит вас, если даже увидит.

— Но я бы его запомнил.

Что-то в его голосе заставило ее посмотреть на него и подумать, что ему, наверное, очень непросто жилось во Франции, так далеко от тех, кого он любит. Для шотландских мужчин было обычным делом жить за границей, и младшие сыновья благородных семей, прекрасно понимая, что родовых земель им не унаследовать, часто отправлялись на материк служить в армии и жить подальше от шотландских берегов. Ирландец полковник Хук, как ей рассказали, именно так и поступил, и теперь во Франции его ждали жена и дети. Уверенности в том, что и Джон Мори не прошел через это, у нее не было.

— А у вас сыновья есть? — поинтересовалась она как бы мимоходом, с таким видом, будто ответ ее не особенно интересует.

Он покосился на нее.

— Нет. У меня нет сыновей. И дочерей тоже. По крайней мере еще ни одна женщина не обвинила меня в этом. И я думаю, моя матушка предпочла бы, чтобы я женился, прежде чем заводить детей.

София кивнула, поскольку не нашла что сказать.

Она чувствовала на себе его взгляд и, хотя лицо его не изменило выражения, догадывалась, что его забавляет ее смущение, а потому она перевела разговор в другое русло.

Она спросила:

— Вы живете при дворе?

— В Сен-Жермене? Что вы, нет, — ответил он. — Это место не для таких, как я. Я живу там, куда король Франции считает нужным направить мой полк, и вполне довольствуюсь этим. Хотя, признаюсь, когда меня время от времени вызывают в Сен-Жермен, это привносит некоторое приятное разнообразие в мою жизнь.

София много слышала о молодом короле Якове, которого прозвали «Дрозд-красавчик» за его темные волосы и глаза, о его младшей сестре принцессе Луизе Марии и о пышных празднествах, которые они устраивали, находясь в изгнании во Франции, но никогда не вcтpeчaлa человека, который бывал там, и ей ужасно захотелось узнать об этом поподробнее.

— Правду говорят, что король и принцесса танцуют всю ночь, а потом все утро проводят на охоте?

— А весь день гуляют и катаются верхом? — В глазах его сверкнули насмешливые искорки. — Да, я тоже слышал такие разговоры, и что правда, то правда, они оба молоды и порой позволяют себе такие удовольствия. Но можно ли их винить после того, через что они прошли? Истина не так интересна: принцесса — на редкость скромная девица и ведет себя исключительно благочестиво, а король Яков проводит часы, занимаясь делами, как государственными, так и заграничными, с усердием, подобающим королю. Хотя, — прибавил он, словно для того, чтобы не расстраивать ее, — я припоминаю, что на Богоявленский сочельник в Версале устраивали бал и король Яков с принцессой действительно танцевали всю ночь до четырех утра. Принцесса была вся в желтом бархате, с самоцветами и алмазами в чудесных волосах. Зал освещали две тысячи свечей, а когда бал закончился и король с принцессой при свете факелов вышли из Мраморного дворца, швейцарская гвардия французского короля с почетом провела их до кареты, и они уехали домой в Сен-Жермен в сопровождении кавалькады всадников в ярких одеждах и с перьями Стюартов на шляпах.

София вздохнула и на мгновение закрыла глаза, представляя себе эту чудесную картину. Как это было не похоже на все, что она до сих пор видела! Как романтично! «Как было бы замечательно, — думала она, — если бы король снова вернулся домой». Первый король Яков бежал из страны в тот год, когда родилась София, и при ее жизни шотландские короли не занимали древний трон в Эдинбурге. Но она с замиранием сердца слушала рассказы стариков о тех временах, когда судьбу Шотландии решали шотландцы.

— Он правда вернется? — спросила она.

— Да. Он вернется и ступит на шотландскую землю, — ответил Мори. — И моя задача сделать так, чтобы эта затея не стоила ему жизни.

Она бы еще расспросила его о жизни в Сен-Жермене, но взгляд Мори скользнул к морю, и он неожиданно натянул поводья, останавливая мерина.

Тоже остановившись, София спросила:

— Что там?

Но, что бы там ни увидел Джон Мори, решила я, этому придется подождать до вечера. Неохотно я нажала «Сохранить» и выключила компьютер.

Еще немного, и я опоздаю на обед.

Глава 11

Ангус поднял тревогу после первого же моего удара в дверь и продолжал лаять, пока мне не открыли. Джимми широко распахнул дверь и встретил меня приветливой улыбкой.

— Так-так, красавица. Входите. Да не бойтесь вы собаки, это всего лишь Ангус. Он не укусит. Так, давайте ваш зонтик, куртку. Повешу, пусть сохнут.

Приятно было после серого тумана и дождя оказаться в теплоте узкой, ярко освещенной прихожей в желтых обоях. Сегодня запахи еды казались не застоявшимися, а свежими и аппетитными. Похоже, он сдержал обещание приготовить ростбиф; окутавший меня насыщенный запах жареного напомнил о том, что я, увлекшись романом, совсем забыла позавтракать, и теперь мне чертовски хотелось есть.

Ангус, увидев, что это я, прекратил лаять, подошел, виляя хвостом, уткнулся мне носом в колени и заискивающе посмотрел мне в глаза, надеясь на внимание. Я наклонилась, чтобы потрепать его по макушке.

— Привет, Ангус. — Спохватившись, я прокрутила разговор на несколько слов назад, чтобы убедиться, что Джимми действительно упоминал при мне кличку собаки. «Упоминал, но впредь нужно быть осторожнее, — приказала я себе, — если хочу притвориться, что вижу Грэма впервые».