Горбун лорда Кромвеля, стр. 90

Я обернулся и проследовал взглядом вдоль дорожки, по которой я только что двигался: ее конец был полностью поглощен мраком.

– Клянусь жизнью, он был здесь.

– Ладно, ладно. – Я глубоко вздохнул. – Успокойся. Если он в противоположной стороне церкви, от нас он все равно не уйдет. Я уверен, что по лестницам никто не спускался. В противном случае мы бы это слышали. Идем в другую сторону.

– Может, нам лучше спуститься вниз? Один из нас мог бы позвать кого-нибудь на помощь.

– Нет. Одному невозможно держать в поле зрения обе лестницы сразу. В таком большом помещении убийца, спустившись вниз, без труда сможет скрыться из виду.

Развернувшись, мы тем же путем отправились в обратном направлении. Глаза у меня болели оттого, что приходилось усиленно вглядываться в темноту. Когда я миновал крестную перегородку, внутри у меня что-то екнуло. Однако что именно меня насторожило я понял лишь некоторое время спустя. На площадке стояло не три статуи, как обычно, – святого Иоанна-Крестителя, Господа нашего и Пресвятой Девы Марии, – а четыре.

Едва я остановился и обернулся, как в воздухе что-то просвистело и ударилось о стенку позади меня. К моим ногам упал кинжал, и мне все стало окончательно ясно. Тот, кого я принял за стоявшую посередине скульптуру, оказался живым человеком, облаченным в одежду бенедиктинца. Когда я опомнился, эта мрачная фигура уже карабкалась через ограждение, взбираясь на навесную дорожку. Я бросился за ним вдогонку, но, к несчастью, обо что-то споткнулся и упал на перила. На секунду моя голова и плечи повисли над пропастью, и я в ужасе уставился вниз, поскольку от пола меня отделяло весьма внушительное расстояние. Когда же мне наконец удалось восстановить вертикальное положение, монах уже скрылся из виду и, судя по грохочущим шагам на лестнице, спускался вниз.

– Марк! – закричал я. – Сюда! Он уходит!

За эти несколько минут Марк успел удалиться на весьма приличное расстояние, поэтому подоспел слишком поздно – преступник уже несся по противоположной от него лестнице вниз. Звук его удалявшихся шагов раздавался как раз за той стеной, возле которой находился я. Оправившись от небольшого потрясения, я кинулся вслед за ним, однако оказался у подножья ступенек одновременно с Марком, который к этому времени уже успел спуститься по другой лестнице.

– Он был наверху крестной перегородки! – крикнул ему я. – Стоял рядом со статуями. Не видел, часом, кто это был? Он уносил ноги, как очумелый.

– Нет, сэр, не видел. Когда я подоспел, он уже мчался по лестнице вниз. – Марк уставился на крестную перегородку. – Должно быть, он успел взобраться на нее, пока мы поднимались по лестницам. О Господи Иисусе! И как только он отважился стоять там без всякой поддержки и перил!

– Его расчет был прост. Он полагал, что реформаторы питают неприятие к скульптурам и потому невольно отвращают от них свои взоры. Что ж, сегодня придется нам признать свое поражение. Теперь он скрылся.

Я посмотрел на кинжал, который подобрал по дороге. Это было острое, без всяких украшений, стальное оружие. Самое обыкновенное – ни надписи, ни клейма. Сжав его в руке, я так сильно ударил кулаком по стене, что руку пронзила острая боль.

– Послушайте, сэр. А как же насчет Габриеля? Разве вы уже не считаете его убийцей? И скажите, что вы нашли там, в потайном коридоре?

Я заколебался.

– Видишь ли, я ошибся. Жестоко ошибся. У него не было никаких тайн. Теперь еще один человек пострадал вместо меня. Нас постигла еще одна смерть, несмотря на мои молитвы. – И, с гневом посмотрев на купол, я добавил: – Но клянусь, она станет послед ней.

ГЛАВА 26

Я приказал, чтобы четыре оставшихся в живых старших монаха явились в церковь. Аббат Фабиан, приор Мортимус, брат Эдвиг и брат Гай выстроились напротив нас с Марком. Служки принялись разгребать груду камней, под которой лежал брат Габриель. Как ни странно, я сумел довольно стойко вынести это ужасное зрелище и при этом старался не упустить ничего из того, что происходило вокруг меня. Я подмечал все оттенки чувств, которые испытывали в те жуткие минуты монахи. Брат Гай с приором Мортимусом сохраняли бесстрастный вид, меж тем как лицо брата Эдвига исказила гримаса отвращения. Что же касается аббата, то он оказался слабее иных братьев. Он отвернулся, и его стошнило. Я велел монахам следовать за мной. Мы вошли в небольшой кабинет Габриеля, где на полу стопками громоздились книги, которые покойный подготовил для переписывания. Там до сих пор, печально прислонившись к стене, стояла разбитая статуя пресвятой Девы. Я спросил о том, где находились монахи за час до обрушения скульптуры.

– Они могли быть где угодно, – ответил приор. – Это был час отдыха. Мало кто отважится выходить на двор в такую погоду. Большинство предпочитают сидеть в своих кельях.

– А как дела у Джерома?

– Он со вчерашнего дня под замком в своей келье.

– А где были вы четверо?

Брат Гай сообщил, что занимался своими делами в лазарете и рядом с ним никого не было. Приор Мортимус пребывал в своем кабинете, тоже в одиночестве. Брат Эдвиг заверил нас, что находился в казначейском доме и что двое его помощников могут это подтвердить. Аббат отдавал распоряжения своему управляющему. Я внимательно глядел на каждого из них, ибо знал, что даже тому, кто имеет неопровержимые доказательства невиновности, доверять нельзя. Угрозой или убеждением каждый из них мог склонить своих подчиненных ко лжи. Монахи могли покрывать друг друга. Конечно, я мог бы допросить каждого служку и монаха, но на это бы ушла уйма времени. Да и к чему бы это привело? Понимая безрезультатность подобных попыток, я внезапно ощутил себя совершенно беспомощным.

– Выходит, вы обязаны жизнью брату Габриелю? – первым нарушил тишину приор Мортимус.

– Да.

– Но почему? – удивился он. – Почему он это сделал? При всем моем уважении к вам, я не могу понять, что заставило его пожертвовать своей жизнью ради вас?

– Возможно, в этом нет ничего удивительного. Мне кажется, что ему сумели внушить, будто его собственная жизнь мало чего стоит.

При этих словах я пристально посмотрел на приора.

– Что ж, весьма надеюсь, что подобный поступок поможет ему избежать Божьей кары. У него накопилось слишком много грехов. Они мешали ему сохранять душевное равновесие.

– Не исключено, что в глазах Божьих его грехи окажутся не так уж велики.

В этот миг раздался робкий стук. В дверной щели появилось перепуганное лицо монаха.

– Прошу прощения, но господину эмиссару прибыло письмо от судьи Копингера. Посыльный говорит, что оно срочное.

– Очень хорошо. А вас, джентльмены, прошу пока не расходиться. Марк, пойдем со мной.

Двигаясь по храму к выходу, мы заметили, что тело Габриеля уже перенесли в другое место, а двое служек с помощью нагретой в котлах воды смывают кровь с мощенного плиткой пола. За дверью нас ожидала целая толпа служек и монахов, которые уставились на нас вопросительными взорами. Чрезвычайно взволнованные происшествием в церкви, они все что-то бормотали, выдыхая в морозный воздух большое облако серого пара. Среди них я увидел брата Ателстана, взгляд которого светился откровенным любопытством. Охваченный невыразимой тревогой, брат Септимус пребывал в крайнем замешательстве и, ломая себе руки, то и дело озирался по сторонам. Увидев нас, брат Джуд велел толпе расступиться. В сопровождении монаха, который пришел к нам сообщить о посыльном, мы прошествовали сквозь строй братии к сторожевому дому, у которого нас поджидал привратник Багги. В его острых маленьких глазках светился немой вопрос.

– Посыльный сказал, что это чрезвычайно срочно, сэр. Надеюсь, вы простите, что пришлось прервать ваше собрание. Это правда, что брат Габриель погиб по неосторожности? – не удержался Багги.

– Нет, господин Багги. Это не был несчастный случай. Он погиб, спасая меня от убийцы.

Взяв у него из рук письмо, я отошел на середину двора, где чувствовал себя в большей безопасности, остановился, чтобы его прочесть.