Халиф на час, стр. 9
– Почему, сыночек?
И Абу-ль-Хасан все рассказал матери. И о конторских книгах, полных долговых расписок, и о глупых и жадных приказчиках, исхитрившихся разворовать все, но при этом честно записать все растраты в книги. А закончил Абу-ль-Хасан свой рассказ так:
– И представь себе, матушка, сколь ничтожны оказались мои друзья, вернее, те людишки, которые себя так называли! Стоило мне сказать, что я беден как мышь, как они сразу начали кричать, что давно нашли бы для пирушки другое место, менее похожее на лачугу бедняка.
– Ну что ж, мальчик мой, – вздохнув, проговорила Заира, – я тебе говорила, что среди твоих приятелей нет юношей достойных и уважаемых. А есть только гуляки и выпивохи. Теперь ты и сам убедился в этом.
– Да, матушка, – покорно склонил голову Абу-ль-Хасан, – говорила. И говорила не раз…
– Ну что ж, о своих друзьях, мальчик, ты теперь знаешь все. И больше не стоит думать о том, достойны они называться друзьями или нет. Сейчас нам следует подумать о том, как вернуть доброе имя Хасанов, уважаемых торговцев и честных купцов.
Мать и сын вернулись в кабинет Абу-ль-Хасана, который до этого много лет был кабинетом его отца. Сын покорно шел за матерью. Ибо он прекрасно знал, что, не будь его матушка женщиной, она бы стала купцом куда более удачливым, чем был его отец и отец его отца. Не раз совсем мальчишкой видел Абу-ль-Хасан, как матушка и отец вместе читали конторские книги, слышал, как мать упрекала отца в нерешительности и нерасчетливости. Более того, слышал он и то, что отец частенько соглашался с уважаемой Заирой в том, что сделка не состоялась именно из-за его нерешительности. И если бы он прислушался к разумным словам жены…
Вот поэтому сейчас Абу-ль-Хасан раскрыл все книги, доставленные ему приказчиками, и решил, что без тени сомнения выполнит все, что предложит ему умная матушка.
Макама седьмая
В десятый раз наступил священный праздник Рамадан с тех пор, как Джамиля стала жить у дяди с тетей. Из крошечной девчушки она превратилась в прекрасную девушку – умную и послушную. Дядя, как и обещал, нашел ей учителей, и они выучили девочку всему, что знали сами. Но ни один из учителей, каких немало прошло перед глазами Джамили, не знал ее удивительной тайны. Тайны, о которой и родители, и дядя с тетей разумно молчали.
Малышка сдержала слово – она поделилась с матерью волшебным даром беседы на расстоянии. И все десять лет день за днем рассказывала далекой Зухре о том, чему ее учат, с кем из соседских девочек она подружилась, какое платье ей подарила тетя в первый день лета. Зухра уже привыкла к этим рассказам. И каждый день она истово благодарила Аллаха всесильного и всемилостивого за то, что в тот знойный день Карим принес необыкновенный золотой медальон.
О, конечно, взрослые давно уже догадались, что и здоровьем, и необыкновенными способностями Джамиля обязана именно этой черной каменной кошке в бирюзовом ошейнике, с которой девочка не расставалась ни днем ни ночью. Осторожные расспросы, с которыми обратился к ученым людям уважаемый Сирдар, не принесли практически никаких плодов.
Мудрецы сходились лишь в одном – медальон этот родом из далекой земли Кемет. На нем изображена богиня Бастет, покровительствовавшая женщинам. Невежественные жители страны на Ниле, говорили ученые люди, думали, что Бастет – богиня плодородия, что ее участие приносит богатство, отвращает врагов, защищает женщин и маленьких девочек.
Но разве кто-то, продолжали ученые мужи, способен лучше защитить дитя и женщину, мужчину и воина, чем Аллах всесильный и всемилостивый?
Очень быстро понял Сирдар, что единственный способ узнать, что же за силу разбудил Карим, принеся домой медальон, это наблюдать за малышкой Джамилей, прислушиваться к ее словам и необыкновенно мудрым и добрым сказкам, которые девочка рассказывала сначала своим куклам, а потом подружкам. Когда же Джамиля овладела письмом, Сирдар настоял, чтобы девочка начала эти сказки записывать.
Много раз вечерами после прочтения очередной сказки Сирдар вновь и вновь задумывался о том, кто же теперь его маленькая племянница. О да – она по-прежнему выглядела маленькой девочкой, которая растет, учится, набирается сил. Но вместе с тем ее умения были умениями колдуньи, некоторые ее знания были знаниями взрослой опытной женщины, а некоторые слова уводили Сирдара из мира обыденности в мир древних, иногда даже забытых богов.
И всегда вокруг Джамили, как там, в деревне, были кошки. Иногда четыре, иногда пять кошек сопровождали ее вместе с тетей на базар, одна из мурлык всегда дежурила у ложа девочки. Эти существа быстро стали такой же непременной особенностью дома, как и радостный смех, который часто долетал до Сирдара, когда он возвращался после своих дневных трудов.
Джамиля росла и постепенно превратилась в настоящую красавицу. Но доброй Айше хватило мудрости, чтобы воспитать девочку не бездельницей, а усердной и терпеливой помощницей во всех делах.
И вот наступил вечер первого осеннего дня, который надолго запомнился Сирдару. После усердных трудов он отдыхал, опустившись на шелковые подушки. А жена и племянница суетились вокруг него, подавая ужин и делясь всеми сплетнями и новостями, на которые всегда был так богат багдадский базар.
(Сирдар иногда удивлялся тому, что его женщины узнают новости раньше чем он. Он, который долгие дни проводит на базаре…)
– А еще говорят, что вчера вечером видели, как из боковых ворот дворца выскользнули двое иноземцев. Ростом они точь-в-точь походили на нашего халифа, да пребудет с ним всегда милость Аллаха всесильного, и его визиря. Говорят, что иноземцы эти гуляли по городу до поздней ночи, а потом растворились во тьме у западных ворот. Почтенная Зульфия рассказывала, что отец нашего халифа Гаруна аль-Рашида, Мирза-ибн-Фатх, тоже иногда развлекался тем, что, переодевшись в платье простолюдина, гулял по базару и слушал городские сплетни.
– Много она знает, твоя глупая Зульфия, – пробормотал Сирдар. Он, конечно, тоже слышал о таком, но почему-то не мог заставить себя поверить, что изнеженный халиф, который всегда одевался в тончайшие шелковые одежды и невесомые башмаки, вдруг наденет простое хлопковое или – о Аллах, такое и представить невозможно! – шерстяное платье только для того, чтобы неузнанным погулять по улицам Багдада, вслушиваясь в городские сплетни. – У халифа, чтоб ты знала, несчитанные полчища лазутчиков, которые, это я знаю точно, только тем и заняты, что прислушиваются к слухам и сплетням.
– О полчищах лазутчиков мне тоже известно, о мой муж и повелитель. Но Зульфия всегда говорит правду… Ну, или то, что считает правдой.
– Но, дядюшка, разве не может наш халиф переодетым бродить по городу? Что в этом недостойного?
– Я думаю, малышка, – отвечал Сирдар, по привычке называя высокую и тоненькую племянницу малышкой, – что недостойного в этом ничего нет. Это, скорее, просто неразумно. Как неразумно было бы крошечной ложечкой пытаться вычерпать реку или с помощью детской плошки наполнить бассейн. А потому я и не верю, что халиф, все дни проводящий в размышлениях о государственной пользе, вдруг стант надевать кафтан лавочника, чтобы послушать, что говорят в рядах кондитеров или ювелиров.
– А если он влюбился в простую девушку? Как же ему ухаживать за ней?
– Малышка, ну что ты говоришь? Как халифу вообще увидеть простую девушку, а тем более, как влюбиться в нее? Он же не покидает дворца ни днем ни ночью, ни в праздники ни в будни.
– Но как же он найдет себе жену? Ведь говорят, что наш халиф совсем молод… Он же должен жениться!
– Конечно, должен! Но не на простой девушке, не на дочери кузнеца или сестре пекаря!
– А почему, дядюшка? Что плохого в том, что жена из семьи кузнецов или пекарей? Вот тетя Айше родом из семьи кондитеров. Разве ты хоть раз в своей жизни пожалел, что она не принцесса или не иноземка какого-нибудь знатного рода, например, дочь полуночного владыки-конунга?