Храмы Невского проспекта. Из истории инославных и православной общин Петербурга, стр. 63

По окончании церемонии Павла усадили в карету, запряженную парой убогих белых лошадей, которая доставила его к новому каменному дворцу, где его встретила императрица. Она с балкона представила его солдатам и народу. Возгласы и клики усилились, и вся толпа дружно бросала в воздух шапки» [754].

В 1809 г. в Тюбингене вышла книга, посвященная России. Ее автор – Георг фон Гельбиг (ум. 1813 г.), в 1787–1796 гг. – секретарь саксонского посольства при Дворе Екатерины II. В своем сочинении «Русские избранники» (Russische Gunstlinge; Тюбинген, 1809) он упоминает про Александра Вильбуа, француза по происхождению, который при Петре III занимал влиятельную должность генерала-фельдцехмейстера. Пути Екатерины и Вильбуа пересеклись именно в день переворота, и будущая императрица по пути в Казанский собор сумела склонить его на свою сторону.

«Именно 28 июня (1762 г.), когда Екатерина из гвардейской казармы ехала в Казанский собор, она встретила фельдцейхмейстера Вильбуа, который при вести о революции (перевороте. – а. А.) спешил в цейхгауз, – пишет Георг Гельбиг. – Императрица приказала остановить его и позвать к ней. Как только Вильбуа, по ее требованию, вступил на подножку кареты, чтобы поговорить с нею, она сделала ему незначительную льстивую улыбку, которую он принял, быть может, за ласку. Она этим выиграла в свою пользу человека, который мог верной преданностью своему государю (Петру III. – а. А.) уничтожить революцию (переворот. – а. А.) в самом ее начале» [755].

Драматические события 1762 г. заинтересовали Александра Дюма, побывавшего в Санкт-Петербурге в 1858 г. В своей книге «Путевые впечатления в России» известный романист знакомит своих читателей с некоторыми обстоятельствами переворота 1762 г., и при этом он ведет свой рассказ от лица самой Екатерины II:

«За пять верст от города (С.-Петербурга. – а. А.) встречаю старшего Орлова с князем Барятинским-младшим. Князь уступает мне место в экипаже, так как мои лошади измучены, и мы останавливаемся в казармах Измайловского полка. Там только двенадцать солдат и барабанщик, который начинает бить тревогу. Появляются солдаты, они целуют мне ноги, руки и одежду, называют меня спасительницей. Двое приводят под руки священника и приступают к присяге. Покончив с этим, они просят меня сесть в карету. Священник с крестом идет впереди. Мы едем в Семеновский полк. Весь полк выходит нам навстречу с криками „Виват!“. Мы едем в церковь Казанской Божьей Матери. Здесь я выхожу из кареты. Является и Преображенский полк, тоже с криками „Виват!“. Солдаты говорят:

– Мы просим у вас прощения за то, что прибыли последними; офицеры не пускали нас, но мы арестовали четверых, чтобы доказать вам нашу преданность – ведь мы хотим того же, чего и наши братья.

Затем прибыли конные гвардейцы. Я никогда еще не видела такой бурной радости. Они кричали, что их родина теперь свободна. Это происходило между садом гетмана и Казанской церковью. Конная гвардия была в строю во главе с офицерами. Так как я знала, что моего дядю, князя Георгия, которому Петр III отдал этот полк, ненавидят солдаты и офицеры, я послала пеших гвардейцев к нему домой с поручением просить его не выходить на улицу, чтобы с ним чего-нибудь не случилось. Однако ничего не вышло, полк уже послал кого-то с поручением арестовать его. Дом разграбили, его избили. Я поехала в новый Зимний дворец, где собрались Сенат и Синод. Наскоро составили манифест и текст присяги» [756].

(Надо ли говорить о том, что Александр Дюма заимствовал это описание из записок самой императрицы Екатерины II?) [757]

А в это время сторонники императора Петра III послали к нему гонца с сообщением о перевороте. В записке содержались следующие слова: «Гвардейские полки восстали; во главе их императрица; бьет девять часов, она входит в церковь Казанской Божьей Матери, народ, по-видимому, следует за ней, а верные подданные Вашего величества не показываются» [758]. Но время уже было упущено; теперь оно работало на Екатерину…

Эпоха Екатерины II (1762–1796 гг.)

Вскоре после восшествия на престол Екатерина II публично подтвердила свою верность Православию. 30 августа 1762 г. императрица участвовала в крестном ходе от Казанского собора в Александро-Невский монастырь и присутствовала там за богослужением со своей свитой [759], 22 октября государыня распорядилась «сто рублей послать к Казанской церкви» [760]. А через год после ее восшествия на престол в Казанской церкви снова имели место торжества. Тогдашний австрийский посол в России граф Мерси-Аржанто в своем письме на имя австрийского канцлера графа Кауниц-Риттберга сообщал: «Торжественный въезд Ея Величества императрицы всероссийской в здешнюю столицу был назначен на 9 число сего месяца (июля 1763 г. н. ст. – а. А.), годовщину славного Ея восшествия на престол» [761].

Далее в депеше австрийского дипломата читаем: «Когда все было приготовлено к надлежащему приему здешней Государыни, Ея Величество, в прошедшую субботу, около 8 часов вечера, при парадном выступлении всей гвардии и еще нескольких других полков, к необыкновенной радости и удовольствию жителей столицы, совершила свой торжественный въезд в нее, в лучшем порядке. Его императорское Высочество Великий князь (Павел Петрович. – а. А.) сидел напротив своей августейшей матери в великолепной карете, запряженной восемью конями. Русская государыня была принята в различных частях города начальниками коллегий, у храма же Казанской (иконы) Божией Матери знатнейшим духовенством, почтительно принесшими Ея Величеству надлежащее поздравление с благополучным возвращением из Москвы» [762].

При входе в Казанский собор императрицу встречал архиепископ Санкт-Петербургский и Шлиссельбургский Гавриил (Кременецкий, 1762–1770) с духовенством. Екатерина II, выйдя из кареты, вошла в собор, где при входе стояли семинаристы в белых стихарях. При появлении государыни они запели похвальную песнь императрице, а затем преосвященный Гавриил отслужил молебен. Когда, приложившись ко кресту, Екатерина вышла из собора, грянуло 85 выстрелов с Петропавловской крепости и 84 – с Адмиралтейства [763].

В следующем, 1764 г. на территории, прилегающей к Казанскому собору, начались работы по благоустройству заболоченных земель. Вот что сообщает об этом Якоб Штелин: «Одним из самых полезных деяний в городе Петербурге бесспорно является превращение болота позади императорского Конюшенного двора у церкви Казанской Божией Матери и лавок (посредством введения Мойки возле Конюшенного двора) в проточный канал с укрепленными берегами и соединение его с гнилым ручьем, называемым Глухая речка (которая, соединяясь с Фонтанкой у Калинкина моста, неторопливо течет в залив), – пишет немецкий автор. – Во время этой работы была без необходимости раскопана и закрыта Невская першпектива и проложена дорога вокруг Казанской церкви через временный мост, который столь же хорошо мог быть сооружен на першпективе над тем же самым каналом» [764].

Нередко в Казанском соборе праздновались различные события: заключение мира, победы над неприятелем и тому подобное. «Официальные праздники, как дни рождения членов императорской фамилии, дни событий, праздники орденов, почитаются как религиозные» [765], – отмечал один из рыцарей Мальтийского ордена, посетивший Петербург в период правления Павла I. Впрочем, традиция эта уже вполне сложилась намного ранее, во времена Екатерины.