Храмы Невского проспекта. Из истории инославных и православной общин Петербурга, стр. 29

…При соборе Св. Екатерины действовала и мужская католическая гимназия, в которую была преобразована основанная отцами-иезуитами коллегия. («У иезуитов имеется бесплатная школа в Петербурге, где они преподают между прочим латинский язык» [386], – писал в начале XIX в. швейцарский пастор Этьен Дюмон). Эта гимназия имела 6 классов, в том числе 2 приготовительных, и давала образование, соответствующее программе первых четырех классов классической гимназии [387].

Однако в те же годы в западных губерниях России и в Царстве Польском периодически вспыхивали восстания, подавление которых сопровождалось гонениями на католиков и униатов, массовыми ссылками и репрессиями. Защищая поляков, Адам Мицкевич занял непримиримую позицию и обратил свой поэтический талант против царских властей. Между ним и его петербургскими друзьями образовалась «полоса отчуждения», о чем с сожалением свидетельствовал Пушкин:

…Но теперь

Наш мирный гость нам стал врагом – и ядом

Стихи свои, в угоду черни буйной,

Он напояет. Издали до нас

Доходит голос злобного поэта,

Знакомый голос!.. Боже! освяти

В нем сердце правдою Твоей и миром… [388]

Интересные сведения приводит в своей книге Н.О. Лосский. «Мицкевич, желая привлечь внимание папы Пия IХ к положению Польши, отправился в Рим вместе с другими польскими эмигрантами, – пишет русский философ. – Перед аудиенцией, назначенной для польской делегации, Мицкевич просил всех соединить свои души с его духом в том, что он будет говорить папе. Произнося свою речь перед папой, он пришел в состояние крайнего возбуждения, говорил повышенным тоном о наступлении новой эпохи духа, о необходимости для папы исполнить в ней свою обязанность, о необходимости помочь Польше. Наконец, он схватил папу за руку и воскликнул: „Знай, что дух Божий обитает теперь в блузах парижских рабочих!“» [389]

«Терпимость к иноверческой Церкви в России, – писал Астольф де Кюстин в своей книге „Россия в 1839 г.“, – не гарантируется ни общественным мнением, ни государственными законами. Как и все остальное, она является милостью, дарованной одним человеком, который завтра может отнять то, что дал сегодня» [390].

Тем не менее давалось многое. В 1842 г. в Санкт-Петербург из Вильно перевели Римско-католическую Духовную Академию. Ее ректором назначили ксендза Игнатия Холовинского, известного своими трудами по истории Католической Церкви и переводами пьес Шекспира на польский язык. В 1848 г. он возведен во епископа, а в 1851 г. стал архиепископом и митрополитом. Игнатий Холовинский во многом способствовал украшению интерьера собора Св. Екатерины. При нем здесь разместили деревянные позолоченные фигуры апостолов; под куполом собора подвесили массивную бронзовую позолоченную люстру на 300 свечей – дар герцога Максимилиана Лейхтенбергского (1817–1852), зятя императора Николая I. Вновь вывесили образы, остававшиеся в храме после иезуитов: «Явление Божией Матери Игнатию Лойоле», «Игнатий Лойола перед папой Павлом III» [391]. Огромная библиотека из 60 тысяч томов на 30 языках, изумительная акустика зала, – все это привлекало сюда множество молящихся.

Собор св. Екатерины во второй половине XIX в.

Еще в 1816 г., жалуясь на ограничения, введенные императором Александром I по отношению к петербургским иезуитам, Жозеф де Местр писал: «Теперь в сем городе католик не может даже прилично умереть» [392].

Предвзятость этого суждения не нуждается в опровержении; достаточно привести строки из письма Ф.И. Тютчева, которому довелось быть в соборе Св. Екатерины на отпевании. «Третьего дня я присутствовал в католической церкви на печальной церемонии – похоронах графини Вильегорской, собравшей в последний раз вокруг себя самое блестящее петербургское общество. Тут были 4 великих князя, весь дипломатический корпус, высшие чины и т. д., и артисты в полном составе. Конечно, присутствовали и родные, но я заметил только Веневитова, которому поручено было принимать приглашенных» [393], – сообщал поэт. Сам император Николай I много раз посещал храм Св. Екатерины, где совершались бракосочетания членов царской фамилии, похороны лиц католического вероисповедания, живших в Санкт-Петербурге, и встречи с представителями Римско-Католической Церкви в России. Однако доля истины в словах Жозефа де Местра все же была. Дело в том, что до середины XIX в. община петербургских католиков не имела особого места для погребения своих усопших прихожан. Католиков, живших на Васильевском острове, хоронили на Смоленском лютеранском кладбище, а тех, чьи дома были на другом берегу Невы, – на Волковом лютеранском кладбище.

Но к середине XIX в. в Петербурге проживало свыше 30 тысяч католиков, и совет кафедрального собора Св. Екатерины ходатайствовал об открытии в столице отдельного католического кладбища. В 1856 г. община купила участок земли близ запасных путей строящейся станции Финляндской железной дороги при Финляндском вокзале, так называемое «Куликово поле». В 1857–1859 гг. здесь по проекту Н.Л. Бенуа возвели здание церкви. В различных документах храм имеет различные наименования – Посещения Пресвятой Девы Марии, Благовещения Пресвятой Девы Марии. В первые годы после своей постройки он назывался церковью Успения Пресвятой Девы Марии [394].

Затраты на постройку здания составили около 150 тыс. руб. Церковь стояла в самом центре католического кладбища, напротив входа со стороны Арсенальной улицы [395]. Инициатором создания католического кладбища и постройки церкви на нем был приор собора Св. Екатерины отец Доминик Лукашевич. Небольшое по размерам здание было удивительно красивым. В 1877–1878 гг. при здании (также по проекту Н.Л. Бенуа) возвели колокольню. Роспись храма внутри исполнил А.И. Шарлемань.

В склеп храма перенесли останки архиепископа Игнатия Холовинского, скончавшегося в октябре 1855 г.; позже там же были похоронены митрополиты Римско-Католической Церкви Фиалковский, Гинтовт, Дмоховский и Клопотовский, епископы Станевский и Ивашкевич, а также основатель храма о. Доминик Лукашевич. Недалеко от церкви находилась усыпальница семьи Бенуа. В конце XIX в. при храме организовали приют для престарелых «Поляки в Санкт-Петербурге» [396].

В соборе Св. Екатерины захоронения не производились, если не считать редчайших исключений. С 1857 г. в соборе сохранялась небольшая часть праха польского короля Станислава Лещинского (1677–1766). В 1704 г., по требованию шведского короля Карла XII, Станислав I был избран королем вместо низложенного союзника России Августа II.

В своих исторических записках Пушкин уделил большое внимание обоим королям-соперникам. И это было не случайно, ведь родословная поэта по материнской линии имела косвенное отношение к «польскому вопросу». Вот пушкинские строки из «Начала автобиографии»: «Дед ее (матери Пушкина. – а. А.) был негр, сын владетельного князька. Русский посланник в Константинополе как-то достал его из сераля, где содержался он аманатом (заложником. – а. А.), и отослал его Петру Первому вместе с двумя другими арапчатами» [397]. Повествуя далее о том, что Петр I «крестил маленького Ибрагима в Вильне в 1707 году… и дал ему фамилию Ганибал», Пушкин упоминает и о крестной матери своего прадеда: ею была «польская королева, супруга Августа…» [398].