Красный Петушок, стр. 19

Глава XIV

Капитан Джон Гоукинс

Некоторое время я стоял как вкопанный; какой-то твердый комок подкатил к моему горлу и душил меня; глаза наполнились слезами. Я бросился в листву упавшего дерева и как сумасшедший стал раздвигать ветви, пока не увидел неподвижную фигуру Мартина, лежавшую среди листьев лицом вниз. Из глубокой раны на голове медленно текла кровь и сбегала тонкой струей по бледнеющей щеке. Я дрожал от страха; с большим трудом мне удалось взвалить его себе на плечи и, шатаясь, направиться к открытому месту близ реки. Осмотрев его рану, я поторопился к реке за водой, чтобы привести его в чувство. Ветер в лесу завывал еще громче; река неистово бурлила и пенилась; черные тучи застилали небо.

Когда я бежал обратно от реки, первые тяжелые капли дождя ударили мне в лицо, а ветер еще яростнее завыл между деревьями высокой певучей нотой. Не успел я добежать, как начался потоп. В мгновенье ока я был сбит с ног и промок до костей. Мне пришлось двигаться к Мартину ползком, задыхаясь от сильных порывов ветра. Земля дрожала от падения громадных деревьев, треск от которых раздавался со всех сторон.

Я застал Мартина сидевшим, хотя по лицу видно было, что он очень слаб.

— Черт возьми! Я уже собирался идти разыскивать вас, — сказал он. Голос его был слаб, но спокоен. — Я думал, что вы убиты или придавлены деревом.

— Слава богу, вы живы! — закричал я, чрезвычайно обрадованный. — Я боялся, что вы погибли. Я побежал за водой, и дождь настиг меня дорогой.

— Моя голова дьявольски разбита, — ответил он, — и все тело в ушибах, но думаю, что кости целы. Черт побери! Я все-таки счастливый человек: еще один шаг — и я был бы готов. Теперь же повреждения небольшие.

Еще долго бушевала буря, и только к ночи утих ветер и прекратился дождь. По сваленным и разбитым деревьям мы направились к нашей лодке. Уже был близок рассвет, когда мы добрались до форта и, ответив на вопросы сонного часового, пошли к себе домой. Стаскивая с себя промокшую одежду, я заметил Мартину, что эта страна — Новый Свет — совсем не такая уж скучная, как мы считали. Мартин засмеялся и осторожно пощупал свою разбитую голову.

— Конечно нет: не такая скучная, хотя мало удовольствия сражаться со стихиями. Кто спасается в борьбе с ними, то только благодаря счастью, а не зоркому глазу или изворотливому уму. Но когда вступает в бой человек с человеком, когда кисть руки противопоставляется кисти, ловкость — ловкости, тогда победит тот, кто с наибольшей пользой употребит свои таланты. Такое приключение, как наше, показывает, что многое зависит и от случая.

Следующий день был великим днем для форта, хотя мы еще ничего не знали, когда встали и вышли из дому.

Около полудня, проходя южные ворота форта, мы услышали громкий, возбужденный разговор. Вся колония пришла в движение; еще вчера мрачные лица были сегодня веселы и счастливы — на них появились улыбки, и громкая болтовня сменила угрюмое молчание. Мы поторопились узнать причину такой перемены, и оказалось то, что я и предполагал.

Корабли показались. Пять парусных судов! Если только ветер удержится, после полудня они прибудут в гавань. Черт возьми, славные известия! Мое настроение поднялось, и даже на сдержанном лице Мартина выразилось одушевление.

— Постараемся быть из первых, чтобы приветствовать их, Блэз, — сказал Мартин со своей обворожительной улыбкой. — Вот так оказия! Без сомнения, это, наконец, Жан Рибо.

Мы быстро направились к нашему домику. Когда мы приближались к нему, мне показалось, что кто-то шмыгнул за угол, но я не придал этому значения и только впоследствии убедился, что в наше отсутствие у нас были какие-то посетители.

— Было бы хорошо переменить нашу кожаную одежду, — намекнул я. — Уже давно у меня не было удобного случая надеть свой новый красный костюм.

Мартин согласился, и мы тщательно вымылись, привели в порядок свои волосы и одели свое лучшее платье, что придало нам довольно приличный вид. И вот теперь только я убедился, что мои вещи не в таком порядке, как были раньше, очевидно, кто-то рылся в них; уж не тот ли, кого я заметил, подходя к дому? Я старался представить его себе, но мог только припомнить стройную фигуру в черном. Затем я еще вспомнил, что на нем были ножны из зеленой кожи с металлической отделкой, блестевшие на солнце. Мне казалось, что я мог бы узнать его при встрече. Мартину об этом я ничего не сказал, так как, по-видимому, он ничего не заметил, и мне не хотелось, чтобы он считал меня глупым мальчиком, пугающимся всякой тени.

Уже после полудня мы подошли к устью реки и вместе с другими наблюдали за медленным приближением судов. Был легкий ветерок, и они шли довольно хорошо, но при нашем нетерпении скорее увидеть новые лица и узнать о Франции казалось, что они двигаются очень медленно.

Но скоро мы могли уже различить на мачте передового судна флаг.

— Английский! — закричал Мартин. Я молчал, разочарованный.

— Странный народ! — сказал Мартин после паузы. — Я долго жил среди них. Они храбры, но сражаются без интереса и умирают равнодушно. Что можно от них ожидать? — Он выразительно пожал плечами. — Они день и ночь дышат туманом и для облегчения пьют эль.

— Действительно, веселый народ! — заметил я.

— Знаменитый народ! — добавил Мартин. — Они покрыли моря всего мира своими судами и беспощадно нападают на галионы испанского короля — груз их, без сомнения, очень ценный.

Солнце уже спустилось довольно низко, когда первое судно вошло в гавань и бросило якорь, и множество лодок, между которыми находилась и наша, направилось навстречу и окружило его. Когда мы подошли близко, безбородый загорелый молодой человек высокого роста показался наверху и приветствовал нас на плохом французском языке, приглашая на борт. Была спущена веревочная лестница, по которой мы поднялись. Нас сразу провели в большую, комфортабельно обставленную каюту, где нас представили адмиралу флота — капитану Джону Гоукинсу, известному английскому моряку.

Это был полный, небольшого роста, но, по-видимому, большой силы человек, одетый в платье цвета сливы, немного запятнанное от морской воды. Волнистая темная бородка, коротко остриженная голова и длинный прямой нос придавали его лицу проницательный вид, в то время как жесткие ярко-голубые глаза выражали непоколебимую отвагу. Словом, то был человек, постоянно имеющий дело с человеческим мясом и сильными ударами, торговец невольниками, пират — истый моряк.

— Господа, — сказал он, встречая нас с улыбкой, — я прошел много лье не тем курсом, какой мне требовался, чтобы предостеречь вас. В то время как я производил торговлю с испанцами в Гаване, я там слышал о предполагающейся большой экспедиции под начальством Педро Менендеса, испанского адмирала, состоящей из пятнадцати судов и направляющейся сюда к вам, чтобы преследовать новую религию. Так как я сам принадлежу к этой религии, я решил прийти к вам и предложить свои услуги вашему коменданту.

Хорошо, по крайней мере, начнутся действия, — сказал Мартин.

Он рассказал капитану Гоукинсу, как обстоят дела с нами, на что тот недоверчиво покачал головой и обещал завтра посетить де Лодоньера.

— Жан Рибо? — ответил он на мой вопрос. — Нет, ничего о нем не слышал. Но он, быть может, отплыл после того, как я оставил Англию. Я уже год как оттуда. Длинное путешествие, господа, но успешное, так как я получил много денег за негров, вывезенных мною из Африки для испанских плантаций, находящихся вокруг Гаваны. Вероломные эти собаки испанцы — говорят со мною как будто дружески, но охотно перерезали бы мне, горло, если бы посмели.

Он засмеялся, его живые глаза яростно заблестели.

— Но они до сих пор чувствовали тяжесть английского оружия и почувствуют его снова. Не сомне-вайтесь в этом, они теперь осторожны по отношению к нам. Однако я был близок к смерти во время этого путешествия — в смрадной дыре порта вблизи Капа-Бланко на берегу Африки. Лихорадка одолевала меня, и наш судовой врач в течение нескольких недель не надеялся, что я выживу. Он пускал мне кровь самым жестоким образом, я еле держался на ногах и, как видите, выжил. Бог не допустил моей смерти среди язычников.