Год нашей войны, стр. 52

– Это не… – На языке вертелось мальчишеское: «Это нечестно», однако Сан заставил меня замолчать.

– Подумай как следует. Для чего ты вообще здесь? У тебя же ясный ум. Так используй его! Заслуживаешь ли ты того, чтобы быть бессмертным? Я начинаю в этом сомневаться. Завтра возвращайся сюда и объясни мне, почему Лоуспасс вновь почти потерян. Теперь иди.

Я торопливо поклонился, спеша покинуть Тронный зал. Приказ императора был невыполним. Как мог я узнать, что двигало Насекомыми? И одновременно следить за Туманом и Атой? Это было выше моих сил, но эсзаи не знают слова «невозможно».

Я не успел еще спуститься вниз, как Сан позвал меня обратно и поручил написать письмо Кармине в Хасилит с обещанием помочь.

– Да, да, конечно, – согласился я, пытаясь бороться с нараставшим во мне смятением.

Зал начал кружиться вокруг меня. Несколько длинных шнурков у меня в волосах расплелись, сползли на пол и теперь там извивались. Некоторые из них начали подбираться к браслетам на моих крыльях.

Подобно белой гончей, преследовавшей изможденную бегством кошку, император отпустил меня и снова позвал назад.

– Ты сказал, что у Аты хватало людей только на десяток кораблей, – невинно начал он. – И где же, интересно, она нашла еще две тысячи моряков? Тоже украла?

Он подождал, пока я обдумывал варианты ответа. Избежать правды не представлялось возможным, однако внезапно я понял, что вопрос Сана вошел в конфликт с моей личной преданностью. Я не хотел навлекать на Сейкера Микуотера какие бы то ни было проблемы. Эта позиция была частью моего менталитета, и я сохранил ее еще со времен, проведенных в хасилитской банде. Все прокатит, кроме лжи, измены и предательства.

– Скажи мне, Комета, – вежливо произнес император, совсем не так, как орал по поводу Насекомых.

Я был прав – он наказывал меня страхом.

– Молния, – прошептал я, – снабдил ее моряками и стрелками, чтобы защищать ее остров…

Сан глубоко, драматически вздохнул.

– Я так и думал.

Я сцепил руки на животе – во-первых, словно бы пытаясь защититься, а во-вторых, желудок уже начинал скручивать спазм.

– Отправляйся и скажи Молнии, что я хочу его видеть, – приказал император. – И немедленно, пожалуйста, – добавил он.

Я шел вниз по истоптанному бордовому ковру, каждую секунду ожидая, что меня позовут обратно, и при этом ускоряя шаг, пока не миновал ширму. Дыхание перехватило, рот наполнился слюной. Двое стражников распахнули украшенные гербами двери, и я выскочил из зала, шелестя перьями и шелком. Мне удалось добежать до террасы, прежде чем меня вырвало.

Начищенное до блеска чучело Насекомого с венком увядших цветов на шее охраняло мою комнату в башне. Для большей устойчивости оно было прислонено к стене. Несколько выбоин на красно-коричневом хитине делало чучело похожим на древнюю мебель. Его звали Бабочка, и сейчас он переживал жестокий допрос с пристрастием. Я бродил вокруг него и тыкал в полупрозрачную коричневатую оболочку его задних ног. Я вертел усик-антенну в ее шарнирном креплении, придавая ей неестественный угол наклона. На Бабочке была надета ржавая кираса с гербом и ножны, из которых выглядывала маргаритка. За многие годы Бабочку наряжали в самые разнообразные костюмы, которые иногда я даже специально заказывал у портного.

– Бабочка, мне нужно узнать, откуда вы приходите к нам. Я хотел бы знать, куда вы направляетесь. Пункт назначения, маршрут, протяженность пути, время прибытия, по каким картам… и под чьим командованием. Клянусь – это важнее, чем вся моя жизнь, а она имеет довольно большое значение, по крайней мере для меня.

Авианцы считают, что Насекомые неразумны, но можем ли мы знать наверняка?

– Ты живешь в Замке и полностью находишься во власти своего врага, великого императора Сана, поставленного Богом губернатора Четырехземелья. Ты должен следовать каждому его слову, как и все мы, простые бессмертные.

Чучело ничего не ответило. Я крепко обнял его, а потом прислонил обратно к грубой стене и сел за письменный стол. Будучи всего лишь пустым панцирем, Бабочка напоминал огромные причудливые доспехи. Это было первое Насекомое, которое я убил, – первое из сотен, – и я до сих пор хранил его и бережно ухаживал за ним. Его выпуклое шипастое брюхо имело тонкие, но прочные стенки, посередине спины проходил, словно позвоночник, шов, также усеянный шипами. Челюсти, похожие на остро заточенные косы, соединялись с грудным отделом. Там, кстати, были прилажены петли, чтобы можно было заглянуть внутрь ребристой утробы чудища.

Я снял чайник с огня и налил две чашки кофе. Тут из-за занавески, разделявшей нашу круглую комнату на два полукруга, появилась Терн. Она протерла глаза, прогоняя сон, и жалобно попросила:

– Янт… Янт, пожалуйста, заканчивай эти чертовы драмы.

– Кофе?

– Как можно заключать Бабочку в объятия?

Терн указала на чучело своей маленькой ручкой с накрашенными бронзовым лаком ногтями. Белый пеньюар с завязками на шее скорее подчеркивал, чем скрывал, нежные изгибы ее великолепной фигуры. На плечи ниспадали волны глянцевых темных волос, а крылья на спине призывно разошлись в стороны.

– Я должен найти путь остановить Насекомых, мой котенок, – объяснил я.

– Объятия вряд ли помогут.

– Ты великолепна.

За персиковыми духами я чувствовал аромат ее тела. На губах еще виднелись следы помады, а в волосах – блестки.

– А ты – вовсе нет, – топнула она ножкой, и в ее сладком голосе прозвучали сердитые нотки. – Всю ночь не спать!

– Прости, любовь моя.

– Иди в постель, – с притворной суровостью велела она.

Ее гнев постепенно превращался в желание:

– Не сейчас. Мне нужно уколоться.

Она прижалась ко мне, обвила мою талию хрупкими руками и положила голову мне на плечо. Я нежно обнял ее. Кожа Терн была мягкой.

Сегодня я вновь разочаровал мою крошку. Нам не нужно было слов – я чувствовал ее эмоции, как потоки воздуха во время полета. Но на ее печаль я должен был ответить жестокой неумолимостью.

– А потом мне нужно будет вернуться к императору, который только и ждет повода, чтобы избавиться от своего преданного Вестника, а возможно, и от тебя заодно, поскольку котята, подобные тебе, слишком игривы для Круга. К тому же необходимо слетать в Рейчизуотер и проведать твою родню. Может кого из них съели? И наконец, мне приказано отправиться на побережье и удостовериться в том, что Туман и Ата уже прикончили друг друга.

Не буду описывать ее слезы, мольбы и причитания. Что такое желание Терн по сравнению с приказом императора? Но сейчас я был дома, и она хотела сделать так, чтобы я остался.

– Я брошу тебя, – пригрозила она. – Я вернусь в Роут и буду жить там.

– Если ты сделаешь это, – ухмыльнулся я, – то через двадцать лет превратишься в старуху, а еще через тридцать умрешь.

ГЛАВА 16

Море шумит лишь там, где встречается с землей. Меня бесил неумолчный тихий плеск и шелест у подножия скалы, который к тому же далеко разносился над спокойной водой. Ему вторили волны, с хлюпаньем разбивавшиеся о борт корабля, что стоял на якоре в нескольких километрах от берега. Зато кроме этих в общем-то негромких звуков в мире царила тишина. На холодном небе не было ни единого облака. Меня же донимали птицы, и я поднялся над скалой. Несколько длинных, ленивых взмахов крыльями, и я оказался на достаточном удалении от пенных бурунов, после чего уже не спеша полетел над переливающимся голубым покрывалом. Я больше не слышал шума прибоя, но от быстрого полета у меня ужасно замерзло лицо. Солнце светило очень ярко, и я был вынужден постоянно щуриться. Подо мной стрелой пронесся баклан, рассекая воздух своим длинным загнутым клювом. Я нырнул вперед, и испуганная птица шарахнулась в сторону. Затем я снова набрал высоту, чтобы оказаться подальше от сверкающей поверхности моря. Я терпеть не мог его переменчивый нрав.