Повелители сумерек, стр. 15

По направлению к театру, вдоль Седьмой Авеню, включив мигалки и сирены на полную мощность, неслись три полицейских аэрокара.

Эви плотно захлопнула черные двери. Сирены завывали все ближе. Причем аэрокаров было явно не три. Эви сумела различить по звуку еще, как минимум, четыре.

Гейб должен был находиться в десяти минутах… Нет, значит это не снайпер.

Может быть нью-йоркская полиция тоже идет по ее следу? В планы Эви не входило торчать в этом кинотеатре для того, чтобы выяснить так ли это. Тем не менее Седьмая теперь для нее закрыта.

В поисках выхода Эви обвела взглядом стеклянные витрины с искусственными членами, вибраторами и еще какими-то уму непостижимыми приспособлениями и бесконечный ряд инфокарт. Распорядитель по-прежнему наблюдал за ней. Снаружи вой сирен раздавался все пронзительнее, а шум уличной толпы делался все громче.

Эви поняла, что ее стремительно загоняют в угол. У нее оставалось два варианта — вернуться назад в зал или же подняться наверх в холл, на балкон и, вполне возможно, в проекционную будку.

Затянутый в кожу гомик не сводил с нее пристального взгляда.

Эви бросилась вверх по ступенькам, прочь от чужих взглядов. Она надеялась, что в туалете окажется окно. Эви обогнула площадку наверху лестницы и толкнула первую попавшуюся ей на пути дверь.

В нос ей тотчас ударил букет ароматов. Пять четко различимых запахов человеческих и нечеловеческих испражнений. Эви пришлось сделать шаг в сторону, чтобы не вляпаться в подзасохшую лужу чьей-то блевотины, растекшейся по проржавевшей шестиугольной плитке. Слава богу, в конце небольшого ряда кабинок располагалось крошечное, закрашенное черной краской, прямоугольное окошко. Эви бросилась к нему. Откуда-то снаружи до нее донесся треск радиопомех, словно кто-то пытался наладить громкоговоритель.

Эви подняла ногу и оперлась на радиатор, с которого посыпалась ржавчина и лохмотья высохшей белой краски. Нос Эви оказался на одной линии с выцарапанным на стене призывом «прокатиться с ветерком по голубой дорожке».

Снаружи до Эви доносился усиленный электроникой голос: «Проба, раз, два… » И снова все слилось в треск радиопомех.

Дотянувшись до крошечного окошка, Эви соскребла ногтем кусочек краски в углу стекла. Сняв очки, она прильнула одним глазом к отверстию в краске.

Снаружи громкоговоритель наконец прохрипел: «Внимание. Вам дается пять минут, чтобы освободить заложников. Бросайте оружие и выходите наружу, дерзка руки над головой».

Эви заметила в кирпичной стене еще одно окошко. До него было примерно метра три. Эви посмотрела вниз — в переулке уже столпилась целая группа полицейских.

Да, черт возьми, слишком это быстро для Нью-Йорка. Что за дьявольщина тут происходит?

И что там они несут насчет заложников?

Эви была уверена лишь в одном — какой-то из ее звонков наверняка всполошил легавых. Однако среагировали они с невиданной для нью-йоркской полиции скоростью.

Если, конечно, все их подразделения не прибыли сюда заранее и, затаившись, только и ждали, когда-же Эви даст о себе знать. Эви в полном отчаянии уселась на радиатор. И только тогда заметила ряд писсуаров. Господи, она же ворвалась в мужской туалет.

У нее на решение проблем оставалось всего пять минут.

В туалет вбежала облезлая крыса, таща с собой вместительную сумку. «Крыс» поскользнулся на рвоте, едва не упал, и нырнул в кабину, так и не заметив Эви.

Он твердил одну и ту же фразу: «Провалиться вам на месте, легавые-пинки… »

Раздался какой-то шорох, и вслед за ним крыса спустила в унитазе воду.

Снаружи из полицейского громкоговорителя доносились привычные слова: «У вас осталось четыре минуты. Выходите наружу, подняв руки над головой».

«Если мне не изменяет чувство времени, — подумала Эви, — легавые надули меня на двадцать секунд. Наверно, у них спешат часы».

Эви достала из рюкзака «Мицубиси», моля всевышнего, чтобы ей не пришлось пустить в ход оружие. Из кабинки появилась крыса, на этот раз уже без сумки. Заметив Эви, моро со стоном бросился ничком на пол.

— Только не стреляйте! Я несчастное безобидное существо. Никому не мешаю! Не стреляйте!

«Крыс» продолжал что-то бормотать себе под нос, распластавшись на заблеванном полу. Эви перешагнула через него, ощутив самую сильную концентрацию флаша, которую когда-либо встречала со дней Кливленда. Флаш, сильнейший галлюциноген, имел характерный запах гнилых вишен — такое ни с чем не спутаешь. Эви выскользнула из туалета, оставив «крыса» распростертым на полу. На мгновение ей пришла в голову мысль, что гнилые вишни — это лучший запах из тех, что можно встретить в туалете порнотеатра. И она почему-то беззвучно расхохоталась.

ГЛАВА 6

«Прекрасно, Эви. Уже то хорошо, что настоящие легавые не стреляют в людей без предупреждения», — Эви навела на вестибюль ствол своего «Мицубиси». Ни единой души. Через все здание вел коридор и на каждом его конце располагалось по лестнице. В помещении царил полумрак, делавший незаметной растрескавшуюся штукатурку потолка. Пестрый красноватый ковер был местами протоптан до дыр, вернее, до черной резиновой подкладки. Пять дверей, располагавшихся по правую руку от нее, вели к залу. Дверь в дальнем конце коридора, очевидно, была входом в женский туалет. Средняя дверь открывалась в старую проекционную будку. Боковые, по всей видимости, вели на балкон. «Зато плохо, что они предупредили именно тебя». Эви бросилась к одной из ведущих на балкон дверей и толкнув ее, прыгнула внутрь. Она пробежала вдоль прохода, то и дело спрашивая себя: «А куда теперь?»

Темнота обеспечивала ей некоторое преимущество, однако в планы Эви не входило задерживаться здесь надолго. Ей следовало скорее уносить отсюда ноги. Внизу, под балконом, разразился настоящий хаос. На экране пакистанский волкодав извергал семя прямо на зрителей, в чем ему услужливо помогали языками все та же бабища и вторая партнерша, лисица. Однако зрители уже не обращали на это действо ни малейшего внимания. Кажется, до них наконец-то дошло, что порнотеатрик со всех сторон окружен полицией. В темноте в сторону выхода из зала выбирались две человеческие фигуры. Тип, сидевший перед Эви, безуспешно пытался натянуть брюки. Рядом с ним с пола поднялась лисица-моро, как две капли похожая на рыжую потаскушку, которая в данный момент на экране слизывала сперму со шкуры волкодава. К пожарному выходу вдоль прохода устремились какие-то две девицы. Самой спокойной казалась одна лишь лисица. Ее костюм выдавал в ней уличную шлюху. Эви стало ясно, что эта особа уже не раз попадала в облаву. Совершенно неожиданно раздался звук выстрела. Какой дурак, интересно, вздумал открыть тут стрельбу? Теперь легавые в два счета обложат театрик со всех сторон — их прыти позавидуют даже мохнатые старлетки на экране. Через громкоговоритель, словно в ответ на ее мысли, раздалась команда: «Огонь!»

Эви услышала, как где-то в вестибюле, а также у нее над головой звякнуло, разбившись, стекло. Внизу в зал вбежал «кожаный» гомик, которого Эви до этого видела в вестибюле. Гомик размахивал пистолетом, матово-черной десятимиллиметровой «Валькирией». По выражению лица этого типа, Эви догадалась, что «голубой» наверняка был постоянным клиентом черного «крыса», что встретился ей в мужском туалете. Гомик во все горло орал:

— Фашистские свиньи! Только попробуйте, суньтесь сюда — кишка у вас тонка! — И снова принялся палить из своей «пушки», на этот раз по экрану.

А в это время пакистанский волкодав демонстрировал самый мощный оргазм за всю историю кинематографа. На какое-то мгновение изображение стало расплывчатым, перевернулось вверх ногами и снова вернулось на место, а затем замигало вокруг пулевого отверстия. Из экрана ударила электрическая дуга, попав в одно из кресел переднего ряда. Цвета разделились, а сам экран взорвался.

Эви слишком поздно бросилась на пол, и ей в плечо впился осколок разбитого зеркала. Она медленно поднялась на ноги, полная решимости пристрелить этого психа с «Валькирией». К сожалению, «кожаный» уже успел смыться из зала. До Эви доносились его выкрики — откуда-то из дальних закоулков здания. Гомик по-прежнему грозился разнести в клочья любого из легавых, кто осмелится подойти к нему ближе чем на три метра.