Кровавый рассвет, стр. 9

В первую среду ноября по пути домой Эйнджел встретила Бальтазара. Древний, сорокалетний лев был ее соседом, жившим этажом ниже. Но виделись они чрезвычайно редко. Она как раз шла в направлении лестницы, когда услышала за спиной его тихий рык.

— Мисс?

Она повернула голову и увидела, что дверь его квартиры приоткрыта, а старый лев сидит в инвалидной коляске и словно кого-то поджидает.

— Да?

Она приблизилась к нему, и ее охватило какое-то странное чувство. Раньше она никогда с Бальтазаром не разговаривала, и теперь испытывала некоторую неловкость. О его существовании ей напоминал только звук включенного видеокома, доносящийся из-за запертой двери.

— Подойдите поближе, мне нужно с вами поговорить.

Он махнул ей рукой, изувеченной артритом до такой степени, что она практически превратилась в бесполезную конечность. Его вид неприятно кольнул ее, поскольку напомнил о неизбежности смерти. Как бы биоинженеры ни старались, годы все равно брали свое и разрушали бренное тело.

Эйнджел подошла к двери.

Бальтазар был моро невероятных размеров. Если бы он мог подняться во весь рост, то Эйнджел была бы ему до пояса. Его глаза потеряли зоркость, зубы пожелтели и порядком поредели, но грива по-прежнему смотрелась шикарно. Даже в преклонном возрасте моро львиной породы сохраняли царственную наружность.

Именно по этой причине Эйнджел едва не взорвалась от смеха, увидев, что одеяло, которым были укутаны ноги льва разрисовано картинками с персонажами из мультфильмов. Она придала лицу серьезное выражение и спросила:

— Чем могу помочь вам?

Она еще не вышла из роли официантки.

Эйнджел стояла напротив льва и смотрела на него снизу вверх, несмотря на то, что он сидел, а она стояла. Бальтазар несколько раз кашлянул, а потом спросил хриплым шепотом:

— Вы Эйнджел?

Она кивнула, старательно отводя взгляд от старого одеяла. Серые кролики, черные утки и прочие зверушки настолько выгорели, что их трудно было разобрать. Одеяло казалось таким же древним, как и сам Бальтазар.

— Вы встречаетесь с тем лисом, который вот уже неделю ходит сюда?

— Да, он приходит ко мне.

Эйнджел начала уже терять терпение, поскольку этот самый лис мог уже поджидать ее наверху.

За его спиной в комнате Эйнджел видела включенный видеоком, по которому транслировались мультяшки. Черная утка пространно кому-то рассказывала о чем-то «невыразимо отвратительном».

— Он кое-что для вас оставил.

— Что?

Внимание Эйнджел снова переключилось на престарелого льва.

— Вот.

С видимым усилием Бальтазар извлек на свет божий сверток, упакованный в простую бумагу, размером не больше бумажника. Никаких надписей или пометок на нем не было. Сверток лев протянул ей.

Эйнджел приняла его и почувствовала некоторое замешательство.

— Вам это оставил Байрон? Но почему он не отдал мне это сам…

— Сказал, что ему нужно срочно уехать.

Льва охватил новый приступ кашля. Голова его затряслась, и грива пришла в движение.

Эйнджел прижала сверток к себе, и ее, как холодной водой, окатила волна страха.

— Спасибо вам, что согласились передать это.

— Не стоит благодарности.

Эйнджел кивнула и направилась к лестнице.

— Мисс?

Она обернулась.

— Конечно, меня это не касается, но я бы не стал доверять ему. Слишком уж он прилизан.

— Вы совершенно правы. Вас это совершенно не касается.

Бальтазар проворчал что-то, и, развернув кресло, покатил в комнату. До того как дверь его квартиры захлопнулась, Эйнджел показалось, что она разобрала долетавшие с видеокома слова: «Время кролика, время утки, время кролика, время утки… »

Она не поняла, что это могло бы значить, но от этого ей стало еще хуже.

Пакет все еще лежал на кофейном столике напротив видеокома, когда Лей пришла домой. Эйнджел так и не развернула его. Когда Лей спросила что это, Эйнджел ответила, что у нее было дурное предчувствие.

— Почему бы тебе не взглянуть на содержимое? — с этими словами Лей взяла в руки простой сверток.

— Я не… — Эйнджел удалилась на кухню.

Ей даже не хотелось смотреть на вещицу. Ей еще предстояло выяснить, чего именно она боялась. Чтобы отвлечься и не думать об этом, она принялась готовить себе обед.

Лей не отставала от нее. Когда прошло несколько минут, а ответа от Эйнджел так и не поступило, Лей вышла в кухню.

— Разверни его, — сказала Лей, размахивая пакетом.

На ее поросшем коричневым мехом собачьем лице появилось смешанное выражение досады и лукавства.

— Оставь его в покое, — бросила Эйнджел, проходя мимо.

Она намеревалась поставить в микроволновку суп. Но путь ей преградила рука, поросшая редкими коричневыми волосами. Лей имела явное преимущество в длине рук и росте. Она на 80 сантиметров была выше Эйнджел, если не считать кончиков ушей последней.

Тут же место руки заняла сама Лей.

— Я не отстану от тебя до тех пор, пока ты не распечатаешь это и не прочтешь, что там написано.

Эйнджел попыталась еще раз прорваться, но попытка ее не увенчалась успехом. От шерсти Лей пахнуло запахом псины.

Эйнджел с отвращением швырнула жестянку с супом на кухонный пол. Она только один раз подпрыгнула и упала, а ей так хотелось, чтобы эта штуковина открылась. Она опрометью бросилась из кухни и бессильно упала на диван.

— Не лезь не в свое дело.

Лей проследовала за ней в гостиную и бросила оставленный Байроном сверток на столик.

— Я не понимаю тебя. В чем дело? Что Байрон сделал?

Эйнджел покачала головой.

— Ничего. Я просто знаю…

Лей, свирепо размахивая хвостом, принялась нервно ходить по комнате.

— Знаешь что? Он хорош собой. Очарователен? У него есть деньги.

Она сделал широкий жест рукой.

— И ты нравишься ему больше, чем я. Бог знает, почему. Он…

— Слишком хорош, чтобы быть искренним..

— Что?

Лей, прекратив мерить комнату шагами, остановилась и уставилась на Эйнджел.

Взгляд Эйнджел был прикован к маленькому свертку на кофейном столике.

— Кто-то должен был одуматься.

— Чушь собачья!

Эйнджел пожала плечами:

— Нормальное положение.