Последние распоряжения, стр. 25

Рэй

По-моему, Вик не собирается говорить нам, какие имена он ищет, ему хочется просто посмотреть и помолчать.

Обелиск стоит посередине, он в память тех, кто погиб с четырнадцатого по восемнадцатый, а перед ним идет полукругом высокая белая каменная стена с железными воротами в центре, через которые мы вошли, и на ее внутренней стороне перечислены погибшие в тридцать девятом и позже, список за списком, точно участники скачек в программе. Здесь есть и капитаны, и лейтенанты, и гардемарины, и старшины, и матросы, простые и младшие, и даже несколько юнг. Но есть еще и кочегары, и сигнальщики, и коки, и телеграфисты, и механики из машинного отделения, и санитары из судового лазарета, словно корабль — это целый мир.

И, глядя на эти списки, ты ничего не можешь сказать, потому что в них не указаны ничьи шансы, нет стартовых цен. Если у тебя наметанный глаз, ты можешь посмотреть программу скачек, сразу прикинуть все в уме и понять, что букмекеры не останутся внакладе, что проиграют те, кто ставит. Это как страховые компании: они считают свои деньги и знают, что рано или поздно они будут в выигрыше, каким бы невезучим ни оказался их средний клиент. Всегда есть элемент игры, благодаря которому ты думаешь, что у тебя есть шанс, и всегда есть более высокая математика, которая говорит, что тебе лучше поберечь фунты и остаться при своих. А выбор зависит от твоего внутреннего настроя.

Однако же трудно сделать выбор, если шансы не указаны и никакой высокой математики не видно. Поэтому, проглядывая списки — и это совсем не важно, что они сделаны бронзовыми буквами на белой стене на верхушке холма, с обелиском посередине и все такое прочее, — ты можешь сказать только одно: человек — это всего-навсего имя. Которое кое-что значит для того, кто его носит, и для других, чей век так же короток, но сверх этого — ни шиша. Оно ни шиша не значит для вещей, которые живут дольше, вроде армии и флота, или страховых компаний, или Координационного тотализаторного центра, которые будут существовать и после твоей смерти, а ты им что муха. И потому, глядя на эти списки, ты можешь сказать только одну мудрую вещь, как тогда, когда отвоевались Микки Деннис с Биллом Кеннеди: «Это не я, меня с ними нет и никогда не будет». А кроме того, сделать один вывод, хоть радуйся ему, хоть не радуйся: ты говоришь, что живешь, но на самом деле ты не живешь, а выживаешь.

Но я думаю, мне это по силам, я все еще способен снова превратить свое выживание в нормальную жизнь. Плюнуть на высокую математику и рискнуть. Выкроить себе лишний кусочек жизни. Поглядеть на своих внучат, если они есть на свете, — на тех, кто переживет меня. Покуда я еще цел.

Я могу поглядеть мир. Махнуть в Бангкок.

Могу сказать Эми: «Слушай, насчет той недостачи».

Он стоит неподалеку, молчит и смотрит. Лицо у него строгое, спокойное, как эти списки. Кепку он снял и сунул в карман. Ветерок шевелит волосы у него на макушке. Трудно представить себе Вика в матросской форме, отплясывающего хорнпайп, лезущего на мачту свистать всех наверх. Ленни стоит сгорбившись почти у самых ворот, точно через пару секунд выпрямится и пойдет смотреть, что тут да как, только сначала надо отдышаться после подъема на этот проклятый холм. Он бросает на меня особенный взгляд, словно хочет сказать, что морячишки морячишками, но уж нам-то, старым воякам, не пристало распускать нюни. А по мне, хрен редьки не слаще: что море, что пустыня. Винс побрел к обелиску. Белый камень сияет на солнце. По обе стороны от ворот стоят каменные матросы в шинелях и морских сапогах — по стойке смирно, глядя в пространство, так что Ленни рядом с ними кажется типичным увальнем, записным разгильдяем. Ворота выкрашены в синий цвет. Над ними написано: «Вечная память тем, кто покрыл себя славой в глазах современников».

Винс

Старые пердуны.

Ленни

И все-таки мне приятно думать, что моя Джоан сама повезла бы меня вытряхивать, хотя я бы ее об этом и просить не стал, уж больно глупо. И я бы сделал для нее то же самое, если б она первая. Но первым, конечно, буду я.

Этот сволочной холм чуть меня не доконал.

Как ни крути, а свой долг надо выполнять.

Вик стоит там, читает, а Рэй пошел поболтать с Винси у подножия этой каменной дули. Они пялятся на нее, как парочка туристов на колонну Нельсона. «Гельголанд» — написано на ней, а где это, шут его знает. «Гельголанд. Ютландия. Доггер-банка». [12]

Но говорят они, похоже, не про башню, а про что-то еще — про то, что касается только их двоих.

Ладно, признаю: я тут почти что лишний, сбоку припека во всей этой поездке — так, ради компании, да пивка попить, да на холм залезть вместе. Вот он, Вик, читает списки мертвых, точно ему мало жмуриков, с которыми он возится каждый день, а те двое шушукаются там у башни — тоже мне друзья-приятели. Никогда не понимал, как Рэйси может болтать по-свойски с этим говнюком. Это потому, что его-то дочку он не обрюхатил, хотя запросто мог бы, если б Сюзи не умыкнули в Австралию.

Вот Рэй и Джек, они были в пустыне — в той же пустыне, что и я, рядовой артиллерии Тейт, хотя тогда я их обоих не знал. Вот Вик и Джек, которые чуть не полвека работали через улицу друг от друга, Доддс и Таккер, свиные туши и человеческие. И вот Джек и Винс, один уже отпрыгался, а другой еще допрыгается.

Единственное, почему я здесь, если не считать, что мы с ним лет сорок поддавали вместе, это из-за Салли. Из-за того, что Джек возил ее к морю, когда нам самим это было не под силу. Делал девчонке приятное, а у нее немного было радостей в жизни. А вот теперь я везу Джека.

Долг есть долг. У солдата он свой, у моряка свой. Гельголанд. Ютландия. Но спроси меня, так там не столько долг, сколько приказы. Выполнять свой долг в обычной жизни — это другое дело, это несложней будет. Рэйси вот всегда говорил, что Джек был отличным солдатом, ему бы медаль дать, но когда пришла пора вернуться обратно на гражданку, он, вроде нас всех, не придумал ничего умнее, чем прилипнуть к тому, что знал, точно ему спустили приказ из Главного штаба: быть мясником до конца своих дней. Куда поставили, там и служи.

А потом его потянуло к морю.

Эти, которые стоят около башни, смахивают на двух шпионов. Обратите внимание: у одного пакет подозрительного вида.

Похоже, Салли дала промашку, хоть я ее и не виню: не стоило ей, после того как Бугор ее бортанул, выходить за этого своего придурка. За этого Томми Тайсона, который теперь припухает в Пентонвилльской тюряге. И рвать с ним не стоило, теперь хуже будет, когда он выйдет, надо было и дальше его навещать. Эми же ездит к Джун.

Свои долги надо платить.

И Рэю не мешало бы заново наладить отношения с Сюзи, и Кэрол не должна была уходить от Рэя. Никто не должен ни от кого убегать, дезертировать. И Винси нечего было вставать в позу: надо было сделать, что от него требуется, потому что он всем обязан Джеку и Эми, и Джек был ему отцом не хуже родного.

И Джеку не надо было сдаваться по доброй воле.

Как и мне.

Джоан еще могла бы прийти, но не Салли.

Они обходят башню кругом.

Так что, можно сказать, только Эми всегда выполняла свой долг, даже с лихвой, из года в год. И ни разу не пикнула, насколько я знаю. Вот и сейчас выполняет, если она и вправду поехала к Джун. Хотя могла бы отправиться туда завтра или вчера. Уж один-то денек можно было и на Джека потратить.