Последние распоряжения, стр. 14
***
«Как там Салли?» — спрашивает он.
«Тебе что за печаль?» — говорю я.
«Мне интересно, Ленни, — говорит он. — Выпей еще». И глазом не моргнул.
«Она ж замуж вышла», — говорю я.
А сам думаю: крепкие нервы у стервеца, в этом ему не откажешь. Умеет держаться — на то она и армия. Заматерел там, отъел ряшку. Что ж, тем хуже. Сейчас-то видно, почему Джек с Эми позволяли ему, бедному сиротинушке, веревки из себя вить. Небось за эти пять лет он хорошо шишку попарил — там ведь у них и бардаки, и шлюхи всякие. А теперь расселся тут, ставит выпивку, точно он герой-победитель, хотя за что его уважать-то — за то, что убрался из Адена вместе с последними войсками и научился орудовать гаечным ключом да шприцем для смазки? У нас с Джеком и Рэем все по-другому было. Пустыня — это вам не сахар.
«Она замуж вышла», — говорю я. Но не говорю, что она не живет с мужем, поскольку муж обосновался в Пентонвилльской тюрьме. Все равно добрые люди расскажут. Осужден по всем пунктам — четыре за воровство и один за оскорбление действием. Пора нам вводить всеобщую воинскую повинность, а, Винси?
И еще я не говорю, как она сводит концы с концами. Подрабатывает за наличные. Принимает жильцов. А что ей теперь — гуляй не хочу. Спроси у Рэя.
Я не говорю, что детей у нее нет. Одной заботой меньше, разве не так?
«Это я слышал, — отвечает он. — Насчет женитьбы. — И не смигнет даже. — Ну а овощи-фрукты как — берут или нет?»
Винс
Но хороший автомобиль — это не просто хороший автомобиль.
Хороший автомобиль — это бальзам на душу, это друг и украшение мужчины, а не просто средство передвижения. Насчет женщин не знаю. Мэнди ведет машину так, словно в этом нет ничего особенного, ей что машина, что дамская сумочка — все едино. Но хороший автомобиль заслуживает уважения, ты к нему по-хорошему, и он к тебе по-хорошему. А если надо будет, можно разобрать его и поглядеть, как он работает. Тут нет никакой тайны.
Люди ругают их. Говорят, они бич нашего времени. А я говорю: разве это не чудо? Разве не чудо, что всякий может усесться в такую штуковину и поехать куда глаза глядят? Не могу представить себе мир без машин. На мой вкус, нет ничего прекрасней, чем выжать газ и помчать по шоссе — а кругом дорожные знаки, светофоры, белые полосы, все, чтоб ты мог разогнаться, и все это движется, летит, и что-то ждет тебя впереди, и ты чувствуешь, что тоже живешь и дышишь, именно сегодня, в этот самый день и час. Где мы теперь? Грейвсенд, три мили. Подъезжаем к Грейвсенду. Или когда колесишь по городу в жаркий день — на глазах темные очки, рука с сигаретой свисает из окошка, а по тротуару перед тобой цокает каблучками какая-нибудь козочка. Поедем, милая, кататься...
И я всегда говорил, что дело не только в автомобиле, а в союзе мужчины с автомобилем, они дополняют друг друга. Без человека за рулем машина не поедет. А иногда и мужик не мужик без машины, я это вижу. Всеобщая моторизация — вот что нам надо. Автомобиль должен сочетаться с клиентом, так я говорю. Я не просто торговец машинами, я автокостюмер. И классный механик тоже, коли уж на то пошло, я знаю двигатели, как вы задницу своей жены, хотя сам давно ремонтом не занимаюсь. Хороший автомобиль — он как хороший костюм.
***
Он говорит: «Сожалею, мистер Доддс, весьма сожалею».
Прикидывается, сука.
«Бизнес есть бизнес, мистер Хуссейн, — говорю я. — Прокатимся вокруг квартала?»
Мы садимся в «мерс».
«Когда похороны?» — спрашивает он.
«В четверг, — отвечаю. — Двигатель как новый. Покраска и отделка салона — все ручной работы».
«Ужасный удар, мистер Доддс, — говорит он. — Потерять отца — что может быть хуже!»
«На переднюю подвеску надо еще взглянуть, сделаем, — говорю я. — А скорости переключаются как по маслу, верно?»
Он думает, раз Джек умер, со мной теперь сладить легче легкого.
«Гарантии обычные», — говорю я.
Мы проезжаем по Джамайка-роуд и поворачиваем назад на Ротерхайтской развязке.
«Я подумаю», — говорит он.
Значит, может и не купить. Значит, Кэт ему уже надоела. Значит, у меня больше нет над ним власти, так что на барыш рассчитывать не приходится.
А я и так залетел на тысячу.
Мы возвращаемся по Эбби-стрит, тормозим у обочины и не сразу выходим из машины. Но так бывает всегда — надо дать клиенту подумать.
«У меня много желающих, мистер Хуссейн, но вы меня знаете, — говорю я. — Ваше первое слово».
«Давайте до пятницы, — говорит он. — Кэти, конечно, пойдет на похороны».
«Вы спрашиваете или сообщаете?» — говорю я.
Оно вроде как расхолаживает, если твоя подружка ходит с унылой миной, верно? Если ей надо тащиться куда-то изображать скорбь.
«Спрашиваю», — говорит он.
«Это ей решать, — отвечаю. Что значит не „ей“, а „тебе“. — А машина отличная, мистер Хуссейн. Как раз по вам. Я еще, может, и сам не пойду».
Он смотрит на меня — смутился, видно. Небось думал, что после смерти Джека он меня голыми руками возьмет.
«А разве Кэти вам не говорила? — спрашиваю. — Неужто и словечком не обмолвилась?»
***
Это самое лучшее изобретение в мире. Если бы его не изобрели раньше, нам надо было бы изобрести его самим. Это не просто кресло на колесах. Это верный помощник. Друг и товарищ. Вопросов не задает и не лжет никогда. В нем можно быть таким, какой вы на самом деле. Если у вас нет места, которое можно назвать своим, автомобиль вам что дом родной.
Грейвсенд
Вик устраивается поудобнее на переднем сиденье — теперь коробка не мешает ему, — регулируя положение спинки ручкой на дверной панели.
— Как тебе там, Вик? — спрашивает Ленни.
— Отлично, — говорит Вик.
— Все сиденья с электрической регулировкой, — говорит Винс. — Обивка по спецзаказу.
— Вик же не собирается его покупать, — говорит Ленни.
— Не знаю, не знаю, — говорит Вик. — Сколько ты просишь, Винс? — И Винс резко поворачивает голову — попался на удочку, — а Вик усмехается и подмигивает. Потом его лицо снова становится бесстрастным.
По моему мнению, Вик выглядит гораздо лучше нас всех. Если взять Ленни, Вика и меня, любой скажет, что Вик лет на пять моложе. Он и протянет дольше, это как пить дать. Не считая Винса, конечно, хоть и он тоже давно не младенец. А первым из нас, кто уйдет, то есть следующим, будет...
— Шутка, — говорит Вик.
Лицо у него спокойное, ухоженное, с легким румянцем — думаю, он и стрижется не реже чем раз в две недели. Может, это благодаря работе с мертвецами у него такое отменное здоровье, по контрасту. А может, потому, что следит за собой. Или потому, что служил во флоте. Чистый соленый воздух. А нам с Джеком и Ленни достались пыль да мухи.
Но дело не только в том, как он выглядит, а еще и в его манере держаться. Точно его, Вика Таккера, никому врасплох не застать. Точно это само собой разумеется, что ему сидеть на переднем сиденье — неважно, с коробкой или без, — как будто он предводитель нашей маленькой экспедиции. Так держать, Винси. Есть, капитан. Наверное, это тоже следствие его профессии. Он привык смотреть на все как бы издалека, вести размеренную жизнь. Ну и, конечно, без солидности в его бизнесе никуда.
Солидность — вот оно, верное слово. Солидность.
Вик Таккер, к вашим услугам.
Он откидывается на сиденье и прикрывает глаза.
— Ты так и не сказал, Рэйси, — говорит Ленни.
— Насчет чего?
— Как ты думаешь, приедет ли Сью? Провожать тебя.
— Не все ли равно? — отвечаю я. — Кому какая разница?
— И тем не менее, — Ленни говорит тихо, словно думает, что Вик задремал, и не хочет его тревожить. — Кто-то же нужен.
Он имеет в виду: раз уж нет Кэрол. И вообще никого.
— Австралия — она далеко, — говорю я.
— Ну, до следующего мира подальше будет.
Я гляжу на Ленни.
— До какого еще следующего мира? — спрашивает Винс.