Дневник для Стеллы, стр. 39

9. Утро; семь, в постели. Патрик только что пришел от мистера Гарли. Он хорошо спал до четырех; при нем неотлучно находился хирург; потом он опять уснул, а проснувшись, почувствовал боль в руке, однако полагают, что жизнь его вне опасности. Такой бюллетень хирург оставил у привратника для тех, кто будет справляться. Да хранит его господь. А сейчас я встану и пойду к господину секретарю Сент-Джону. Говорят, что Гискар умрет от ран, которые нанесли ему мистер Сент-Джон и другие лорды. Вечером, я расскажу вам больше. — Вечер. Мистер Гарли продолжает поправляться, но прошлую ночь он спал плохо и мучился от болей. Утром я был у секретаря, а потом обедал с ним, и он рассказал мне некоторые подробности случившегося, слишком длинные, чтобы писать о них сейчас. Мистеру Гарли было нынче вечером лучше, но опасность еще не миновала, и до той поры я не буду знать покоя. Доброй ночи и пожалейте Престо.

10. Мистер Гарли провел беспокойную ночь, но лихорадки у него нет, и надежды на его выздоровление стало больше. Я получил письмо от мистера Уоллса и еще одно от мистера Берниджа и отвечу им здесь, потому что не имею времени писать. Мистер Уоллс ведет речь о трех предметах. Во-первых, о ста фунтах для доктора Раймонда, о которых я ничего не ведаю, да и слишком уже поздно теперь об этом говорить. Во-вторых, насчет мистера Клементса: но тут я бессилен чем-нибудь помочь, коль скоро Уоллс просит не упоминать при этом мистера Пратта; как же я могу рекомендовать Клементса, не зная возражений мистера Пратта, ведь тот доводится ему родственником, и мистер Пратт сам определил его на нынешнее место. В-третьих, насчет того, чтобы я был крестным отцом ребенка [437]: это в моих силах, и если другого выхода нет, то покоряюсь. Мне бы хотелось, чтобы вы помогли мне как-нибудь уклониться от этого, но, если это невозможно, то уплатите, сколько вы считаете необходимым, и попросите ректора [438] присутствовать вместо меня, и пусть дитя нарекут христианским именем Гарли в честь моего друга, который лежит сейчас раненый, не ведая, останется ли он в живых. Что касается Берниджа, то он пишет, что полковник согласился за сто фунтов назначить его капитан-лейтенантом, а Бернидж был настолько глуп, что известил меня о том, что он предложил полковнику деньги лишь после того, как дело было сделано, хотя я получил от него дюжину писем. Мало того, он просит меня никому об этом не говорить, из боязни как бы полковник на него не разгневался. Люди безумны, да и только. Что прикажете мне теперь делать? Я залучил полковника Диснея, одного из тех, кто ходатайствовал за Берниджа перед секретарем, и рассказал ему эту историю. Он заверил меня, будто Филдинг (полковник Берниджа) сказал, что он мог бы получить эти деньги, но, принимая во внимание ходатайства столь высокопоставленных особ, намерен назначить Берниджа на эту должность без всяких денег, а посему передайте Берниджу, пусть он напишет Филдингу письмо и поблагодарит его за услугу, оказанную ему безвозмездно, на основании одних лишь рекомендаций. Дисней обещает еще раз поговорить с Филдингом и разъяснить ему эти обстоятельства, и тогда я напишу Берниджу. Чума его забери! Надо же было посулить деньги, когда мне обещали все уладить, а теперь он ставит меня в щекотливое положение просьбой не упоминать о деньгах при разговоре с полковником; одним словом, пусть поступает, как я говорю, и дело с концом. Ведь я заручился поддержкой государственного секретаря и уверен, что это была любезность по отношению ко мне и что никаких денег давать не следовало, не говоря уже о том, что сто фунтов — это слишком много для Смитфилдской сделки [439], как сказал мне один генерал-майор, мнением которого я поинтересовался. А сейчас я спешу и потому не могу больше ничего к этому прибавить. Прощайте.

Любезные мои дамы, как мне прикажете адресовать письма на вашу новую квартиру? Ответьте мне хотя бы на это, бесстыдницы и нахальные мордашки.

И не нахальство ли с вашей стороны, писать наши детские словечки, как это делает Престо?

Бедный Престо!

Мистеру Гарли нынче вечером получше, вот почему у меня так язык развязался, слышите вы, дерзкие Гоги и Магоги [440].

Письмо XVIII

Лондон, 10 марта 1710—1711.

[суббота]

Славным маленьким МД не следует ждать от меня пространных писем, пока жизнь мистера Гарли не будет вне опасности. Мы надеемся, что самое страшное уже позади, но я постоянно тревожусь за моих друзей. Он был озабочен делами всей нации и был нездоров, когда негодяй его ранил и, кроме того, нанес ему еще один ужасный удар, но пока все идет благополучно. Мистер Форд и я обедали с мистером Льюисом, и все мы уповаем на лучшее.

11. Нынче утром господин секретарь и я встретились при дворе, куда он приехал, чтобы навестить королеву; она нездорова, и у нее озноб; боюсь, что несчастье, случившееся с мистером Гарли, может иметь наихудшие последствия. Вместе с господином секретарем мы пошли его проведать, его рана выглядит не такой уж страшной, и его совсем не лихорадит, так что с моей стороны, я думаю, глупо так уж сильно убиваться. Я держал в руке тот самый перочинный нож [441]; лезвие сломалось в четверти дюйма от ручки. У меня есть намерение написать подробный отчет [442] о всех обстоятельствах этого события и напечатать его: это будет очень любопытно, и я это сделаю, как только мистер Гарли будет вне опасности.

12. Мы очень тревожились нынче за мистера Гарли; он всю ночь не сомкнул глаз, и его сильно лихорадило. Но, когда я вечером наведался к нему, молодой мистер Гарли (его единственный сын) сказал мне, что ему стало намного лучше и он уснул. Домашние никого к нему не допускают и правильно делают. Парламент не может заседать, пока он не поправится, и вынужден отложить рассмотрение финансовых вопросов, в решении которых никто, кроме него, не может помочь. Да хранит его господь.

13. Мистеру Гарли сегодня лучше, он спал всю ночь, и наши опасения несколько рассеялись. Я посылаю справляться и сам наведываюсь к нему по три — четыре раза на дню. Прогулявшись до Сити пешком ради моциона, я пообедал там с одним частным лицом, а вечером на обратном пути на Стрэнде ушиб колено о бочку с песком, оставленную прямо на дороге. Изрядно перепачканный, я добрался домой и тотчас улегся в постель, где принялся лечить ушиб кожей от золотобита, лоскут которой Патрик чуть не час нес мне из соседнего дома, чем совсем вывел меня из терпения. Это мое правое колено, с которым никогда прежде ничего не приключалось, даже когда другое распухало, так что я меньше за него опасаюсь, однако же остерегусь выходить из дома, пока оно не пройдет, на что, я думаю, потребуется неделя. В такого рода делах я весьма осторожен; мне бы сейчас весьма пригодилось лекарство миссис Дж[онсо]н [443], но ее нет в городе и мне придется обойтись квасцами. Обедать я, пока не выздоровею, буду у миссис Ваномри; она живет в пятом доме от меня, на такое расстояние я могу отважиться.

14. Теперь, когда я не могу выходить из дома, мой дневник обещает стать чрезвычайно занимательным, отчеты о здоровье мистера Гарли будут чередоваться в нем с отчетами о моем ушибленном колене. Не успел я возвратиться от миссис Ваномри, у которой посидел от двух до шести, как ко мне явился наш новоиспеченный «Тэтлер» малыш Гаррисон и попросил продиктовать ему следующий номер его журнала, что я и принужден был из милосердия сделать. Мистер Гарли чувствует себя все лучше, и, надеюсь, что через день-другой я не стану вас больше тревожить ни им, ни моим коленом. Ложитесь-ка лучше в постель и спите, слышите, чтобы вы могли завтра пораньше встать и прогуляться в Доннибрук и проиграть там свои денежки Стойтам и декану; так и сделайте, дорогие маленькие плутовки, и выпейте за здоровье Престо. О, скажите на милость, неужто вы никогда не пьете за здоровье Престо с вашими деканами, и вашими Стойтами, и вашими Уоллсами, и вашими Мэнли и со всеми вашими прочими, как их там еще? А я так выпиваю за здоровье МД сотню тысяч раз.