Высота (СИ), стр. 48

— Я пить хотела… — послышалось оправдание. — Кто ж знал, что вместо воды ты принесешь шампанское!

— Извини, виноват, — затем подумал о чем-то своем, довольно потянулся и добавил: — Но как ты его пила… Ммм…

Девушка в ответ лишь стыдливо сглотнула.

— Ладно, ты лежи, сейчас принесу болеутоляющее! — и Булавин, обнаженный как греческий бог, величественно встал из кровати.

Прищурив один глаз, Карина втихаря наблюдала за происходящим. Пожалуй, именно сегодня был тот уникальный случай, когда головная боль оказалась ей на руку. В паре метров, согнувшись над низким комодом, шурудил Глеб. Вид подтянутой крепкой задницы, красивых мужских ног и широких плеч мог заставить последнюю монашку расстаться со своими убеждениями. Нет, определенно смотреть на это и одновременно думать о побеге — невозможно!

Закрыла глаза.

— Держи, страдалица, — в руку ей уткнулся стакан с водой. В нем уже шипели две таблетки, от которых должно стать лучше. — Больше ничего не болит?

Мужчина многозначительно приподнял брови.

В ответ девушка бесстыдно показала кончик языка и принялась пить волшебную микстуру. Пусть даже не надеется, что она вот так просто сознается. Еще героем себя возомнит!

— Ну, раз ничего не натерла, то пока ты пьешь, я бы продолжил… — и он нахально откинул в сторону одеяло, оставляя ее совсем голой. — Чего ж такому добру пропадать?

На «добро» Карина старалась не смотреть. Ночью начувствовалась, глубко-глубоко.

— Глеб Викторович, ты наглый развратник! — давясь лекарством, возмутилась девушка. — Даже и не думай подойти ко мне! Прикасаться запрещаю!

— Значит, все-таки болит не только голова…

По хитрому прищуру она поняла, что выдала себя с потрохами. Что ж, пусть так! Зато трогать не будет и, может, позволит уйти поскорее. Но у Булавина был иной план. Отобрав у девушки пустой стакан, он бережно укрыл ее одеялом и улегся рядом.

Горячая широкая ладонь, тихонько ущипнув за попу, бесцеремонно вернулась на прежнее место.

Несколько минут лежали молча. Карина по-прежнему вынашивала план побега, обдумывала детали и новые условия. Каким бы заботливым Глеб ни казался сейчас, прошлого это не изменит. Пройдет еще день или неделя, и он назовет произошедшее еще одной «интрижкой» или чем похлеще. Потом явится еще какая-нибудь дамочка, и любезный шеф бросится в новый омут, вычеркнув ее из жизни, как сиюминутное увлечение.

Куда ей молоденькой девушке, среди светских львиц, что он таскает в свою кровать! Одна бывшая женушка чего стоит!

Девушка пугала себя увиденными картинками, пережитыми воспоминаниями и горючими слезами. Старательно настраивалась на неотвратимое расставание, подогревала в себе гнев.

Рядом в задумчивости лежал мужчина. Придирчиво рассматривал потолок, будто ожидал, что на нем, как на большом экране, появятся ответы на все его вопросы. Вырисовывал пальцем восьмерки на бархатном женском бедре и все никак не мог начать. А начать было надо!

— Послушай… — хором сказали оба.

— Ты первая! — уступил даме слово, затем почесал затылок и передумал. — Нет, ты молчи, говорить буду я.

Карина нервно сжалась. Чувствовала ведь заранее, что надо бежать поскорее, ощущала седьмым или восьмым чувством, что молчание плохо кончится, и вот…

Мужчина перевел дыхание, и на локтях устроился поверх девушки. Глаза в глаза, чтобы уже точно «ни шагу назад».

— Надо было поговорить еще вчера, да как-то… — в ее взгляде Глеб прочел откровенную панику, значит не ему одному страшно. — Карина, я не хочу, чтобы ты уезжала. Молчи, понял без слов! Я виноват перед тобой, очень…

Девушка, широко раскрыв глаза, слушала самую странную и сложную исповедь в своей жизни. Слушала и не могла поверить, что это не сон. Прямо перед ней, виновато глядя в глаза, железный дровосек Глеб Викторович Булавин кается в своих ошибках, просит ее остаться и обещает исправиться! Нонсенс! Надо бы ущипнуть себя, а вдруг это сон!

Булавин негромко вскрикнул.

— Ты чего щиплешься? — синие глаза ошарашено посмотрели на ее пальчики возле своего бедра. — Больно!

«Значит, не сон!» — изумленно подумала Карина.

— Хорошая моя… — он, кажется, решил свести ее с ума своим откровением. — Я не планировал этого, не хотел и не мечтал, но так вышло. Ты мне нужна. Такая, какая ты есть: дерзкая, смелая, умная… иногда вредная, но нужна. Сто раз пытался забыть или выкинуть из головы — не вышло. Черт, да я даже… ай, не помогло. Тридцать пять лет — взрослый мужик, а я в бешенство впадаю при одной мысли, что кто-то другой к тебе прикоснется!

Судя по желвакам на его скулах и яростному блеску глаз, соперникам действительно пришлось бы сладко.

— А как же вчерашняя дамочка в красном? — прищурилась Карина. Душа уже ликовала от счастья, но рассудок сопротивлялся из последних сил. — Как мне быть, когда тебя снова потянет… погулять?

— Чертовщина! Карина, ты меня вообще слушаешь? — Булавин готов был рвать и метать. — Никакие дамочки, кроме той, что сейчас подо мной, мне больше нафиг не нужны! Я хочу видеть рядом с собой только тебя! Будь то в постели, за обеденным столом или на взлетной полосе — только тебя!

Она хотела еще что-то спросить, но злые горячие губы поцелуем ответили на оставшиеся вопросы. Они целовались медленно, с чувством с толком, словно пробовали друг друга на вкус. Ласкали руками и стонали от удовольствия. Обоим не верилось, что такое возможно.

— Сейчас приходи в себя и пойдем! — довольный Булавин снова навис над ней.

— Куда? — недоумевала девушка.

— За твоими вещами! — недолго думая, Глеб поднялся, что-то долго искал в своей сумке, и, наконец, найдя, вернулся в кровать.

— Моя женщина должна жить со мной! — в раскрытой ладони лежали ключи. — Поменьше от этой комнаты, а два больших — от квартиры.

Девушка от удивления открыла рот, не веря в происходящее. Но головная боль уже стихала, а с ней уходили все обиды и страхи.

Напротив ее счастливый и довольный собой мужчина радостно улыбался, будто мальчишка, и собственное счастье настырно просачивалось во все закоулки души.

Глава 17. Марина

К завтраку не спустились только владелец клуба и его помощница. Кузьмич с Ферзем многозначительно переглянулись по этому поводу, но предпочли не заострять внимание остальных. Настасья Павловна, которая сама сегодня проснулась не в отведенной ей комнате, хранила молчание, как рыба. Одна красавица Марина бросала злобные взгляды на второй этаж здания администрации да безжалостно ковыряла вилкой ни в чем не повинный бифштекс.

О том, что там происходило ночью, она знала не меньше остальных. Такого позора и разочарования в своей жизни она еще не испытывала. Кружевной пеньюар, что покупался в Париже для одной единственной цели, был водворен обратно на дно чемодана, как и мысли о возвращении себе бывшего мужа. А ведь все так замечательно начиналось: от любовницы избавилась, дочь спать уложила, незаметно переоделась… Дальнейшее лучше не вспоминать!

Пальцы до сих пор сжимались в кулачки. И когда Булавин только успел! Она же на полчаса всего отлучилась.

Нет, определенно, это злой рок. Стоять под спальней мужа и слушать, как там раздаются вполне красноречивые стоны и вся мебель ходуном ходит. Похоже, после травмы бывший сноровку не потерял… Кушать расхотелось вовсе.

Оставив в тарелке недоеденный завтрак, женщина вышла из столовой.

— Ишь, царица! — проворчал старый инструктор. — Даже посуду за собой не убрала. За холопов нас тут считает?

— Успокойся, Иван! — отмахнулась Анастасия Павловна. — Я за ней приберу. Пусть лучше идет.

— Настасья! Ты за ней всю жизнь прибираешь!

Женщина пожала плечами. Свою дочь она знала лучше всех, и если та сейчас чем-то разозлена, то лучше не лезть. Пусть подышит свежим воздухом, придет в себя, потом и поговорить можно.