Хосе Марти. Хроника жизни повстанца, стр. 28

В 1879 году Межнациональный рабочий союз, созданный последователями Маркса в Соединенных Штатах, провел все же ряд успешных забастовок. Но начинавшийся промышленный бум сбил остроту классовых боев. Страна понеслась вперед на всех парах. По меткому выражению Марка Твена, богом № 1, самым большим, надежным и лучшим в мире американским богом, окончательно стал «самодовольный Доллар» — достойный потомок «самодовольного английского Фартинга». Кошмарные отчеты о варварстве «красных» сменились на первых полосах газет сенсациями из уголовного мира.

И сквозь бесстыдную мишуру просперити лишь немногие видели истинное положение дел.

В первые дни после приезда в Нью-Йорк Марти считал США образцовым государством. Но еще не истек январь, как в душе кубинца появился холодок разочарования. Он заметил следы перерождения на лице американской свободы и постепенно начал понимать, что преступный альянс между дельцами и политиканами медленно, но верно превращал демократию в удобный для гульдов и морганов оффис.

И все же Марти, вырвавшийся из монархической Испании, дышал полной грудью. Никто не следил за ним, никто не принуждал к чему-либо. Кубинские эмигранты вокруг были полны неясных, но и неугасающих надежд.

— Э, дон Хосе, — говорил вечерами Мануэль Мантилья, — мы надеялись на завтрашний день на Кубе, мы ждем его и здесь…

— Я вижу, как трудно жить в Нью-Йорке, — отвечал Марти, — но все-таки здесь свобода. Что же до трудностей — разве они не закаляют нас, не делают более сильными?

Он написал в Гавану о своем намерении вызвать жену и сына в Нью-Йорк, «как только обретет свою крышу в новой стране». Последние деньги он истратил на картуз и пальтишко для любимого Пепито.

Кармен ответила сердитым письмом, но Марти понял, что она хочет приехать. И он кинулся искать работу.

В издательстве бывшего президента Революционного комитета Понсе де Леона и его друга, венесуэльца Болета Перасы, которое выпускало литературу на испанском языке, не было ничего. Симпатизировавший кубинцам издатель Фрэнк Лесли погряз в долгах. Знаменитый Эпплтон, на которого Марти возлагал самые большие надежды, путешествовал по Европе, а его заместитель отказал даже в аудиенции.

Это было закономерно. В погоне за осязаемыми благами людям было не до духовной пищи. Французские и испанские профессора филологии радовались месту корректора или переводчика. Марти снова и снова пешком проходил из одного конца города в другой, прочитывал все объявления в газетах, но переводчики и корректоры не требовались никому.

В конце концов гонорар за перевод писем для нескольких мелких торговых фирм позволил ему воспрянуть духом. Он подарил детишкам Кармиты шоколад, а Вионди отправил письмо, где говорилось: «Может быть, все январские тучи исчезнут в феврале».

Теперь, с первыми заработанными долларами в кармане, он мог отправиться в нью-йоркский Революционный комитет, куда не хотел идти в первые дни, чтобы не выглядеть беспомощным просителем. Его встретили Каликсто Гарсиа и новый председатель комитета Хосе Франсиско Ламадрис.

Когда после краткой беседы он ушел, получив приглашение на обед в дом генерала, Гарсиа сказал Ламадрису:

— Очень, очень милый молодой человек. И образованный, и умный, и, очевидно, смелый. Мне много говорили о его работе в Гаване до провала. Но какой из него солдат? Он пробыл в комитете полтора часа, из которых мы беседовали тридцать минут. Остальное время он кашлял…

«НАМ НЕ СДЕЛАТЬ БЕЗ НЕГО РЕВОЛЮЦИЮ»

Марти остался не очень доволен беседой.

Он вспоминал тесную комнату комитета с длинным и узким столом посредине, где склонялись над мятой картой острова усатые люди в длинных пиджаках и повязанных бантом галстуках. Он вспоминал их разговоры — отрывистые и четкие фразы профессиональных военных, для которых не существовало ни сомнений, ни проблем. Их заботило только одно: деньги и оружие.

Оружие… Восемь винтовок, стоявших в углу. У кого-то на квартире хранится еще четырнадцать. Ролоф обещал принести дюжину револьверов. И это пока все.

Члены комитета — храбрые ветераны, славные представители поколения, которое подняло знамя восстания в 1868 году. Но ведь они хотят воевать вслепую! Идет январь, а последние известия с острова датированы ноябрем. В ноябре в Орьенте сражались негритянские отряды, в центре острова дрались патриоты под командованием Серафина Санчеса, Эмилио Нуньеса, Франсиско Каррильо. А сейчас уже январь.

Генерал Гарсиа возглавляет войну по праву. После Максимо Гомеса и Антонио Масео он, несомненно, один из самых популярных и талантливых военачальников, вставших во главе повстанцев. Он не подписал Санхонского пакта — после ста дней боев в окружении он выстрелил себе в голову, чтобы не сдаваться живым. Вылечив пленника, испанцы посадили его в смердящую одиночную камеру. Какой страшный шрам пересекает лицо дона Каликсто!..

Но почему генерал нарушил слово, данное Антонио Масео? Ведь он специально ездил в Кингстон, на Ямайку, чтобы согласовать с Масео планы войны. Масео должен был командовать первой же большой экспедицией на Кубу. А теперь вместо него назначен генерал Бенитес. Конечно, Бенитес храбрый и преданный человек. Но разве пойдут за ним гуахиро Орьенте, разве откликнется Камагуэй? Они ждут одного вождя, и этот вождь — Масео.

Что же случилось? Как поговаривают, Масео отстранен, потому что он мулат, а Бенитес назначен, потому что он белый. Неужели снова «fear of the negro» [32]? Хуан Гомес считает, что только из-за этого в Десятилетнюю войну был отклонен выдвинутый Масео план прорыва из Орьенте и Камагуэя в западные провинции Кубы. Тогда богатые плантаторы испугались, что все негры по всей Кубе возьмутся за оружие; что, разгромив испанцев, они поднимут руку и на своих бывших хозяев; что война за свободную от Испании Кубу станет «черной войной» и остров превратится во второе Гаити, в республику негров. Не случайно слышались возражения против выдвижения «цветных» на командные должности, не случайно еще тогда плелись интриги против Масео.

Но неужели члены комитета и сам Гарсиа — единомышленники расистов-плантаторов? Нет, это невозможно! Но, быть может, они вынуждены были уступить чьему-то давлению?

Так или иначе, отстранение Масео выгодно только врагам. «Fear of the negro» — этим призраком запугивают кубинцев сторонники аннексии острова Соединенными Штатами, страной, где расизм лишь слегка пошатнулся после удара, нанесенного ему Линкольном. Но программа аннексионистов не годится для бойцов за независимость. Тот, кто разделяет народ, отдаляет победу.

Неужели Ламадрис и Гарсиа не понимают, что войну решает не только количество винтовок?..

И все-таки Марти решил участвовать в работе комитета, хотя и был не согласен со многим. В конце концов, думал он, эти люди готовы платить жизнью за свободу Кубы.

Теперь вечерами он шел туда, где готовили революцию. Он выполнял любые поручения — составлял письма с призывами жертвовать на войну, пересчитывал винтовочные патроны, встречал в нью-йоркском порту эмигрантов.

Он не думал о себе, забывая укутывать горло, надевать под пальто теплый свитер. И вскоре он простудился. Казалось, кашель разорвет ему гортань. Кармита уговаривала его лечь, несдержанный Ролоф ругался по-русски и по-испански. Марти так и не лег. Он счел, что болеть ему некогда, и по-прежнему пропадал в комитете.

— А мы не ошиблись, назначив его субделегадо гаванской хунты, Каликсто, — сказал как-то Гарсиа осторожный Ламадрис.

24 января 1880 года из подъезда старинного четырехэтажного здания «Стик-холла» чинно выходили группы членов какого-то религиозного братства. На смену им в зал вливались шумные, оживленно жестикулирующие люди — живущие в Нью-Йорке кубинцы. Они приходили с семьями и в одиночку, желая увидеть друзей и блеснуть новыми туалетами. Они уже много раз собирались вместе, каждый примерно знал, что ждет его на этом вечере, и поэтому всеобщее настроение было благодушно-спокойным.