Математические досуги, стр. 8

Дома начались скандалы — родители не могли понять, зачем я к нему хожу, но скоро поводов для скандалов не стало: у него заболел отец, болезнь, как это водится, обнаружили слишком поздно, и вся жизнь его превратилась в непрерывную карусель: поиски наркотиков — зарабатывание на них денег — дежурство в больнице возле отца, потому что тот больше никого к себе не подпускал — служба. Мы перестали видеться совершенно, он даже не ночевал дома, жил или в больнице, или у матери.

Несколько раз я умудрялась съездить к нему на работу, ждала его внизу, начинался обеденный перерыв, он выходил, и мы шли с ним куда-нибудь посидеть. Он очень похудел, был утомлен и даже истощен, я его безумно жалела, но толку от меня не было никакого — я ничего не умела: ни пожалеть, ни приласкать.

Потом отец его умер, но он продолжал жить у матери, чтобы помочь ей прийти в себя. Мы еще раз встретились у него на работе, я ждала его, как всегда, внизу, но он был очень занят, никак не мог вырваться, и я ушла, прождав его больше двух часов.

Больше мы с ним не встречались. Потом пришло лето, я уехала в Москву, поступила в институт, началась совсем другая жизнь, но я помнила о нем и все мечтала увидеться и спросить, любил ли он меня, а если любил, то почему не нашлось в его жизни прочного места для меня. Я ведь понимала, что женой его мне не быть, да мне и не нужно было это — я не хотела замуж, я ничего привлекательного в замужестве не находила. Меня вполне бы устроила роль его подруги, а бытовые проблемы я с удовольствием оставила бы его жене.

Но встретились мы с ним уже когда я была замужем и родила сына.

Мне пришлось взять академический отпуск, пока малыш был грудным, и я опять жила в городе моей юности. Получилось так, что я приболела и пошла в поликлинику. Возвращаясь домой, я увидела возле здания горкома толпу мужиков чиновничьего вида, а среди них — его. Я не подала виду, что заметила его, но сердце у меня екнуло и мгновенно стало жарко. Я не знала, что мне предпринять — казалось неловким звать его на виду у такой толпы людей, а вдруг бы это оказалось неудобным. Но тут он сам увидел меня, окликнул и пошел ко мне.

Я остановилась и ждала его.

— Куда ты пропала? — спросил он. — Пропала! Больше двух лет прошло!

— Я в институт поступила, в Москве

— Да, я это знаю, но почему ты в такое время здесь?

— Академка, с ребенком сижу. Замуж я вышла, понимаешь?

— Замуж… Но ты так внезапно исчезла… Почему?

— Помнишь, ты был занят, я ждала-ждала… Я поняла, что в твоей жизни никогда не будет места и времени для меня. Я решила, что лучше отрезать сразу, чем потом мучиться и мучить претензиями тебя. Я тогда приехала кое-что проверить и проверила.

— Что ты проверила, глупая?

— Я проверила, обязательна ли я в твоей жизни или играю роль приятной, но не необходимой пряности.

— Ты была мне нужна.

— Но я была у тебя в марте, уехала в Москву в конце июня, ты не пытался связаться со мной.

— А как бы я это сделал? Телефона у тебя дома нет.

— Смешно. Через учительницу. Сказал бы, что твои книги у меня. Я с нею общалась регулярно.

— Мне не пришло в голову.

— Да, я знаю это. Но еще я знаю, почему не пришло. Потому что не было жгучей потребности видеть меня и быть со мной. Когда только об одном и думаешь: увидеть, увидеть.

— И ты решила уйти, хлопнув дверью?

— Нет, я ушла по-английски. Навязываться не хотела.

У него помрачнело лицо, стало отчужденным и замкнутым. Он церемонно попрощался со мной, и мы разошлись в разные стороны, причем я была крайне недовольна собой и тем, что наговорила ему. Почему я не сказала, что долго ждала его, что ходила в его двор и подолгу его там ждала, но ни разу не дождалась, что за эти два года, даже меньше, учитывая беременность, я переменила четырех парней, все искала того, кто сумеет заставить меня забыть, забыть, забыть… и что вышла замуж за одного из них, потому что должен был появиться ребенок. Почему? До сих пор не знаю.

Потом я видела его уже летом, с балкона, где я сидела с сыном. Он проходил внизу, я его окликнула, он без интереса посмотрел на моего ребенка, помахал рукой и ушел… и из моей жизни тоже. Но не только из моей.

До меня доходили слухи, что он страшно пьет, потом и слухи перестали доходить. Я переехала жить сюда, в этот город, изредка ездила только летом с детьми к родителям. В одну из своих поездок я узнала, что учительница моя в городе и пошла ее навестить. Мы разговаривали с ней, и я между прочим спросила, как поживает он. Учительница странно посмотрела на меня и сказала:

— Как, ты ничего не знаешь? Он умер семь лет назад от инфаркта.

Следующие полчаса она отпаивала меня какими-то каплями, водой, хотела вызывать скорую…

Я отказалась от скорой — она не могла вылечить этот приступ, приступ отчаяния, которое охватило меня и не отпускало больше всю жизнь. Я, я, я была виновата в этой смерти — я любила его недостаточно, я думала о себе, о том, будет ли хорошо мне, но не заботилась о том, каково будет ему — и это любовь, я считала это любовью?

Больше я не ездила туда. Родители переехали, потом они умерли, родных не осталось.

Но осталось жгучее чувство вины перед тем, кто начал лепить из меня человека, в которого я со временем превратилась, и кого я любила недостаточно преданно и бескорыстно.

Я думаю, эта моя болезнь — не просто так. Это мне наказание. А может быть, он истосковался там обо мне и позвал к себе. Я его там постараюсь найти и вымолить прощение.

Да. А теперь, извините меня, детка, что-то я устала. Вы не обидитесь, если я попрошу вас уйти? Не обижайтесь. Вот и хорошо. До завтра, ладно? Приходите обязательно.

Эпизод 6.

С утра я гуляла с дочкой в парке. Такой чудный стоял день, такое тихое тепло стояло в воздухе, что жаль было держать ее во дворе — и мы отправились в путь, запасясь черствым хлебом для уток. За каждой уточкой плыл тоненько гомонящий выводок еще пушистых, неоперившихся утят, что вызывало восторг у моего птенца, и прогулка получилась очень веселой и насыщенной.

Девочка так уморилась, что уснула прямо за столом, уронив голову рядом с тарелкой недоеденного супа.

Спала она долго, я успела переделать все, что запланировала на этот день, а вечером мы вышли во двор. В песочнице играли две девочки постарше моей, которые всегда ее опекали во время прогулок, и я отошла к окну моей подруги.

У нее было странное лицо — просветленное и почти счастливое. На мой вопрос о ее самочувствии она не ответила, но, помолчав немного, начала рассказывать.

— Мне сегодня такой странный сон приснился. Весь день его вспоминаю и думаю, что бы это значило. Мальчик мне приснился, с которым у меня был роман в десятом классе. Я давно с этим мальчиком не виделась и не вспоминала о нем, и вдруг — сон!

Он был необыкновенным мальчиком. Я обо всех своих возлюбленных так говорю? Что ж, значит, мне везло на необыкновенных возлюбленных. И то сказать: на что мне обыкновенные сдались? Что за интерес с ними быть?

Мальчик этот был математическим гением. Ничуть не преувеличиваю. Его никто целенаправленно математике не учил — школьная программа для середнячков — и все. Как он заинтересовался математикой, почему — я не помню уже, но дело было не в семье и не в школе. Сам начал добывать книги и учебники, решать задачи зубодробительные…

Впервые я его увидела на математической олимпиаде. Я была в восьмом классе, он пришел с опозданием, причем, оказалось, что он — семиклассник. Он, видите ли с седьмым классом уже все решил, можно он попробует решить задание для восьмого класса вне зачета. Учиха, сидевшая с нами, офигела от таких речей четырнадцатилетнего мальчишки и разрешила.

Он мне тогда очень понравился — высокий красивый мальчик в очках. Да-да, опять очки, никуда не денешься.

В следующий раз я его увидела ровно через год, когда он попросился решать задачи с девятым классом. И еще на год отсрочилось наше знакомство.