Последний инка, стр. 37
Но в университетской библиотеке хранился многотомный труд великого перуанского историка Гарейласо де ла Веги «Королевские комментарии». Младший современник Тупака-Амару и дома Франсиско де Толедо – по материнской линии прямой потомок инков – Гарсиласо де ла Вега собрал множество преданий та-уантинсуйских времен. Он описал обычаи, одежды, церемонии инкской эпохи, он восстановил ход истории тауантинсуйского царства, от его легендарных истоков до его трагической гибели.
Все это было изложено в тяжеловесном и витиеватом стиле старинных испанских хроник с многословными отступлениями и ненужными подробностями. Историк наряду с чистым золотом собрал немало мусора. Однако именно Гарсиласо де ла Вега дал Хосе-Габриелю ключи к забытому тауантинсуйскому прошлому.
«ГОТОВЬТЕСЬ К БОЮ!»
Покинув университет святого Марка, Хосе-Габриель возвратился в Тунгасуку. Он великолепно говорил на языке Сервантеса, отлично знал латынь, в богословском споре мог положить на лопатки любого монастырского начетчика. Но ему навсегда заказан был «путь наверх».
«Ты сельский староста и будешь им до конца дней своих» – эту мысль ему вдалбливали чуть не с пеленок. И Хосе-Габриель понимал, что в глазах белых сеньоров он «грязный индеец» и что эти белые господа свято убеждены, он, касик из жалкого горного селеньица, недостоин дышать тем воздухом, которым дышат чистокровные сыны Кастилии.
Испанские идальго считали торговлю делом зазорным, не дворянским. Быть может, именно поэтому, когда Хосе-Габриель решил заняться караванной перевозкой товаров, он сразу же получил в Лиме необходимое дозволение.
Вероятно, при вице-королевском дворе весть об этом встретили с удовлетворением.
«Вы слышали? Этот касик Кондорканки стал купцом! Чего же еще можно ожидать от индейца, даже если в его жилах течет царская кровь!..»
Хосе-Габриель купил три сотни мулов и стал развозить всякую всячину по селениям теплых долин. Впрочем, порой он со своими караванами отправлялся в дальние края. Он побывал в Кито, в Боготе, он дошел даже до Буэнос-Айреса, он не раз посещал холодное нагорье Верхнего Перу и серебряные рудники Потоси.
И везде его знали не только как честного купца. Когда этот невысокий, широкоплечий молодой человек в черном кафтане, в черной треуголке, с длинными черными волосами, доходящими до пояса, входил в какое-нибудь горное селение, его встречали там как желанного и дорогого гостя.
Хосе-Габриель был человеком благородной души, отважным, умным и добрым. Со всей округи к нему шли обиженные и угнетенные, и всем он давал мудрые советы, а говорил он с людьми на их родном языке.
Его жена Микаэла делила все невзгоды и радости этих бесконечных скитаний.
Случайно ли избрал он долю караванного торговца? Вряд ли. Никакой другой промысел не позволил бы ему так тесно сблизиться с горцами Верхнего Перу и с потосийскими рудокопами, со своими земляками из теплых долин, с «дикими» обитателями амазонских лесов и патагонской пампы. Печальная картина развертывалась на этих длинных дорогах.
Порой много дней и много ночей ехали Хосе-Габриель и Микаэла по заоблачным пустыням. Едва заметные вьючные тропы робко вползали в мертвые селения. Горные ветры гнали пыль по мертвым улицам. Пустые глазницы окон, холодный пепел погасших очагов, кучи мусора в щетине жесткой травы, заброшенные кладбища с покосившимися крестами, пустые поля в прожелти буйных сорняков.
В 1770 году в Перу индейцев было вдвое меньше, чем двести лет назад. Половина населения страны вымерла на горной каторге, в редукциях его светлости дона Франсиско де Толедо, на плантациях чертовой коки.
Даже редкие оазисы в этой пустыне не радовали глаз. Смерть стояла у их порога, ее тавром мечены были жалкие хижины, крытые прелой соломой, изможденные люди, рыхлившие тупой такльей злую землю, толпы нищих на церковных папертях.
На околице путников встречали стаи тощих собак. Собаки не лаяли. Поджав хвост, они шли за караваном, вымаливая подачку. К собакам присоединялись дети, опухшие от голода, заросшие грязью, покрытые болячками и струпьями.
Но почему, собственно, эти голодные, вконец обнищавшие люди числятся в подданстве какого-то заморского величества?
По какому праву отбирает у них последний кусок хлеба испанский король?
И Хосе-Габриель говорил этим людям:
– Пока вы не сбросите чужеземное ярмо, вашим уделом будут голод и страдания. Вас много, ваших угнетателей – горсть. Куйте оружие, копите его, готовьтесь к бою!
ИНКА И КОРОЛЬ ВСЕГО МАТЕРИКА
В 1777,1778,1779 годах в Лиму непрерывно поступали тревожные донесения с мест. «Индейцы что-то замышляют, у них появилось оружие», – писал коррехидор из селения Пуна. «Участились тайные сходки, в кузницах куют копья и ножи», – докладывал коррехидор из Уаманги. «На дороги вышли банды разбойников, сборщики податей не могут спокойно работать», – жаловался коррехидор из Тинты.
Пуна, Уаманга, Тинта – все эти очаги смуты лежали на караванных путях Хосе-Габриеля. К счастью для него, испанские власти этого не знали…
Между тем дон Хосе-Антонио-де-Арече разослал во все концы строгие наказы: «Собирайте все недоимки, выколачивайте все налоги».
Ответом на это был бунт в Арекипе, торговом городе близ чилийских рубежей, и мятеж в Верхнем Перу. Повсеместно против испанских властей поднимались индейцы и креолы.
Хосе-Габриель вызвал в Тунгасуку индейских старейшин из ближних и дальних селений.
«Час пробил, – сказал он, – после весенней страды, в самом начале ноября, мы возьмемся за оружие».
4 ноября 1780 года Хосе-Габриель дал сигнал ко всеобщему восстанию. По его приказу на дороге, ведущей из сельца Янаоки в город Тинту, был схвачен местный коррехидор Аррьяга, вымогатель и взяточник, от которого давно стонала вся округа.
10 ноября Аррьяга был повешен на Главной площади Тунгасу-ки. В тот же день шестидесятитысячное ополчение под командой Хосе-Габриеля двинулось на Куско.
Хосе-Габриель знал: последнего инку, Тупака-Амару, свято чтит перуанский народ. Его имя – символ надежды. И Хосе-Габриель назвал себя Тупаком-Амару Вторым.
Тупак-Амару Второй!..
Вставайте, братья! Царство Солнца не погибло. Оно вновь возродилось, оно живет, оно борется. Долой испанского короля, долой испанских наместников и коррехидоров! Перуанской землей должны владеть перуанцы!
Восстание ширилось с каждым днем. Все теплые долины к северу от Куско присоединились к Тупаку-Амару Второму. Повстанцы захватили и сожгли мастерские в нескольких селениях, взяли городок Кикихану и обратили в бегство кикиханского коррехидора Кабреру.
Вести о первых успехах мятежников не застали, однако, врасплох испанские власти в Куско. Старый солдат Тибурсио Ланда призвал под королевские знамена всех, кто способен был держать в руках оружие, и двинулся к Тунгасуке.
18 ноября у селения Сангарара Ланда встретил ополчение Ту-пака-Амару. Испанцы пришли в ужас, когда убедились, что против них сражается несметная рать индейцев, и обратились в бегство. Они заперлись в сангарарской церкви, но повстанцы взяли этот редут штурмом. Шестьсот испанцев пало в бою, сложил свою голову и их командир Ланда.
Тупак-Амару освободил всех пленных креолов. «Вы такие же перуанцы, как и я, – сказал он. – У нас общий враг – король Испании. Если мы объединимся, никто не в силах будет сломить нас».
К северу от Куско, в верховьях Апуримака и Урубамбы, возникло мятежное царство. Оно не было тенью тауантинсуйской империи. Тупак-Амару Второй отлично понимал, что древняя держава Пачакути не может возродиться в XVIII веке. От испанского ига надо было освобождать не только индейцев. В Перу и соседних странах страдали от колониального гнета сотни тысяч креолов, метисов, негров, мулатов.
На языке рума-сими Тупак-Амару Второй назывался инкой. Но в своих манифестах, обращенных ко всем народом Испанской Америки, он именовал себя доном Хосе-Габриелем Первым, милостью божьей инкой и королем Перу… Кито, Буэнос-Айреса, Южного моря и всего материка. Король Хосе-Габриель желал отобрать у испанских захватчиков рудники и плантации, раздать землю тем, кто трудится на ней в поте лица, отменить несправедливые законы, обуздать алчную банду попов, дать детям букварь.